Содержание:

Введение

Первая часть — «Основная посылка»

Вторая часть — «Пространство различения между субъективной реальностью и объективной реальностью природы.»

• §1 Понимание человеком объективной цели своей деятельности — есть процесс преодоления им пространства различия, пролегающего между ним и объективной реальностью природы.
• §2 Пространство различения субъективной и объективной реальностей в явлении сосуществования объективной реальности природы и мира сотворенный человеком.
• §3 Явление самоосновности человека в ряде сугубо “человеческих” феноменов.

Третья часть — «Определение истинной цели деятельности человека через разрешение парадокса предустановленного выбора.»

• §1 Разрешение парадокса «предустановленного выбора».
• §2. Доопределение “натуры” человека самоосновностью онтологического присутствия.

Четвертая часть — «Принципиальная схема деятельности человека.»

Пятая часть — «Гипотеза Ч. Дарвина неверна.»

Введение. Данная статья посвящена решению простого, по сути, вопроса: необходимо показать, что поведение животного и деятельность человека — понятия принципиально отличные.
Интуиция подсказывает, что строительство птицей гнезда или берлоги медведем не равнозначно строительству дома человеком и, тем более, не равнозначно построению им храма Василия Блаженного. Цель данной работы — развернуть эту интуицию в логически непротиворечивый конструкт.
Работа подобного рода наталкивается на существенное и вместе с тем характернейшее затруднение, связанное с особенностью используемых нами языковых конструкций[1].
Доказательство принципиального отличия деятельности человека от поведения животного основывается на том, что человек является самоосновной онтологической единицей, а животное нет. Но, оказывается, что все используемые нами языковые конструкции “уже” имплицированы самоосновностью. Для описания природы мы вынуждены пользоваться самоосновными конструкциями, потому что других у нас просто нет; но, это совершенно неправомерно по отношению к природным реалиям.
Уже то, что мы даем животному название и этим самым выделяем его как такового из природного контекста, является неправомочным актом, — реальное выделение животного из привычной для него среды обитания приведет к его гибели. Животное может рассматриваться только как “растворенное” в природном единстве. Между животным и средой обитания нет зазора, и, в этом смысле, даже такая простая фраза как “пришла осень, и птицы улетели на юг ” — является некорректной. Перелет птиц и есть осень; он является таким же “элементом”[2] осени, как: опадание листьев, уменьшение среднесуточной температуры, уменьшение продолжительности светового дня и т. д. Говоря “птица вьет гнездо”, мы предустанавливаем, что в период строительства гнезда птица и гнездо — это разные вещи. Уже самой фразой допускается свобода птицы от гнезда, как будто она может вить гнездо, а может и не вить его, передохнуть сезончик.
Доказывая принципиальное отличие деятельности человека от поведения животного, я испытываю примерно такое же затруднении, какое испытывал бы адвокат, которому нужно доказать невиновность своего подзащитного в убийстве собственной жены, называя его при этом в своей речи перед присяжными убийцей собственной жены.
Не имея возможности отделить животных от себя, мы можем отделить себя от животных, попытавшись понять, что именно мы делаем, когда делаем что-то.

Первая часть
Основная посылка.
В основании данной работы лежит постулат, согласно которому человек представляет собой самоосновную реальность, не выводимую откуда бы то ни было и не сводимую к действию природных механизмов. Соответственно, в мире допускается две сосуществующие реальности: объективная реальность природы и субъективная реальность человека.
Состояние самоосновности переживается человеком как возможность априорного своеволия. “Априорное” в том смысле, что возможность своеволия является исходным, а не искомым состоянием субъекта. Возможность своеволия — и есть то специфическое удовольствие, которое является истинной целью деятельности субъекта.

“…Ведь глуп человек феноменально. То есть он хоть вовсе не глуп, но уж зато неблагодарен так, что поискать другого, так и не найти. Ведь я нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен, с неблагодарной, или лучше сказать с ретроградной и насмешливою физиономией, упрет руки в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного маху, ногой, прахом, единственно с той целью, чтоб все эти логарифмы отправились к черту и чтоб там опять по своей глупой воле пожить! Это еще ничего, но обидно то, что ведь непременно последователей найдет: так человек устроен. И все это от самой пустейшей причины, об которой бы, кажется, и упоминать не стоит: именно от того, что человек всегда и везде, кто бы он ни был, любит действовать так, как хотел, а вовсе не так как повелевает ему разум и выгода, хотеть же можно и против собственной выгоды, а иногда и положительно должно (это уж моя идея).”
(Ф.М.Достоевский “Записки из подполья” гл.1 “Подполье” §7).

Животное — не является субъектом, соответственно, о деятельности животного как таковой строго говорить нельзя, так как, отсутствует тот, кто делает.

“…с муравейника достопочтенные муравьи начали, муравейником, наверно, и кончат, что приносит большую честь их постоянству и положительности. Но человек существо легкомысленное и неблаговидное и, может быть, подобно шахматному игроку, любит только один процесс достижения цели, а не саму цель. И, кто знает (поручиться нельзя), может быть, что и вся то цель на земле, к которой человечество стремится, только и заключается в одной этой беспрерывности процесса достижения, иначе сказать — в самой жизни, а не собственно в цели, которая, разумеется, должна быть не что иное, как дважды два четыре, то есть формула, а ведь дважды два четыре есть уже не жизнь, господа, а начало смерти. Одним словом, человек устроен комически; во всем этом, очевидно, заключается каламбур. Но дважды два четыре — все-таки вещь пренесносная. Дважды два четыре — ведь это, по моему мнению, только нахальство-с. Дважды два четыре смотрит фертом, стоит поперек вашей дороги руки в боки и плюется. Я согласен, что дважды два четыре превосходная вещь; но если уже все хвалить, то и дважды два пять премилая иногда вещица.”
(Ф.Достоевский “Записки из подполья”, часть 1 “Подполье”, гл. 9)

Любое животное является таким же абсолютно предсказуемым процессом природы как, например, река или дерево. Мы же не можем сказать, что дерево делает тот природный процесс, который мы называем деревом. Между деревом и развитием дерева нет зазора. Строго говоря, деревом мы называем дление определенного природного явления, а не его дискретные состояния. Мы можем зафиксировать определенный момент данного явления у себя в голове, на картине или фотографии. Но, назвать изображенное на фотографии деревом мы можем только в том случае, если знаем, что фотография отобразила именно дление природного явления. Если же это не так, и изображенное является искусно сделанной бутафорией, то мы скажем, что это не дерево, а бутафория, опять же имея в виду дление определенного природного процесса (бутафория, как и дерево, есть определенный природный процесс).
Животное является таким же длением природного явления, как и дерево; в этом смысле, гнездо, построенное птицей, как и листья на дереве, являются определенным моментом этого дления. Строго, природное явление, которое мы незаконно называем «сорока», называется «сорочья жизнь». В этой «жизни» сорока не является субъектом, ее как таковой нет, соответственно, нет и продукта ее деятельности. Другое дело, что мы хотим видеть в ней субъекта, и неосознанно реализуем наше желание, наделяя ее свободой выбора.

Вторая часть
Пространство различения между субъективной реальностью и объективной реальностью природы.

Во второй части я покажу наличие пространства различения между субъективной и объективной реальностями.

«Кант выявил вневременной, то есть независимый от смены состояний, от прогресса, от знания, внемыслительный характер самой бытийственой основы человеческого существования, или нравственности, поскольку нравственность есть обобщенная, или выделяющая, характеристика существования человеческого феномена как такового….мы всегда внутри тавтологии нравственности…Никакой прогресс цивилизации, прогресс науки и техники, не имеет отношения к узнаванию себя в качестве человеческого существа. Узнавание тавтологично. Мы узнаем себя вне времени в том смысле, что узнавание относится к тому, внутри чего нет смены состояний и последовательности их.
Между Я и «существую» нет интервала…Внутри нельзя ничего посадить, нельзя расчленить, нельзя вообразить никакой смены и последовательности ego cogito и ego cum. » (Мамардашвили. 1997)[1]

• §1 Понимание человеком объективной цели деятельности — есть процесс преодоления им пространства различия, пролегающего между ним и объективной реальностью природы.

В процессе человеческой деятельности реализуется не объективная цель этой деятельности, а ее субъективное понимание. Цель деятельности существует только как понятая человеком и только в таком качестве реализуется.
Процесс понимания с необходимостью имеет предпосылкой — непонимание, преодоление которого и есть, собственно, процесс понимания. Между человеком и объективной целью его деятельности пролегает полоса непонимания или, другими словами, полоса отсутствия(!) понимания. Данной «отсутствие» — это явление пространства различения человека и объективной реальности природы.
В процессе своей деятельности человек реализует субъективную цель, то есть объективную цель, понятую им “по-своему”. Особенно хорошо справедливость данного тезиса видна при решении человеком проблем межличностного взаимодействия.
Иллюзия того, что правильное понимание имеет объективную природу, может сложиться в силу того, что объективная реальность, трансформируемая человеком в процессе своей деятельности, предъявляет субъекту определенные требования, в качестве условия своей трансформации. Выступая в роли жесткого критерия правильности понимания, требования трансформируемости создают иллюзию того, что и само понимание должно быть объективным с необходимостью. Это, однако, неверно, так как понимание может быть и неправильным — нереализуемым в объективной действительности. А то, что узнать ошибочно понимание или нет, можно только после попытки его реализации, говорит о том, что не только неправильное понимание, но и правильное понимание имеет субъективную природу.
Говоря о принципиально субъективном характере процесса понимания, необходимо акцентировать внимание на том, что субъективность понимания не означает его хаотичности. Другими словами, понимая что-либо “по-своему”, человек имеет на то свои основания, игнорировать которые не представляется возможным. Особенно хорошо это видно при решении человеком проблем своего межличностного взаимодействия.
Как показывает психоаналитическая практика, даже самая абсурдная установка индивидуума несет функцию защиты, являясь возможностью вытеснения им своих патогенных переживаний. Это позволяет говорить о том, что даже заранее нереализуемая цель деятельности субъективно целесообразна. Акцент в данном случае стоит на том, что неправильное понимание не есть “плохое” понимание: из того, что понимание нереализуемо в объективной действительности не следует отсутствие в нем субъективных оснований.

• §2 Пространство различения субъективной и объективной реальностей в явлении сосуществования объективной реальности природы и мира сотворенный человеком.

“ Жить — разве это не значит желать быть чем-то другим, нежели природа? Разве жизнь не состоит в желании оценивать, предпочитать, быть несправедливым, быть ограниченным, быть отличным от прочего? Если же предположить, что ваш императив “жить согласно с природой” означает в сущности то же самое, что “жить согласно с жизнью”, то каким же образом вы не могли бы этого сделать? К чему создавать принцип из того, что сами вы являете собою и чем вы должны быть” (Ф. Ницше)[2]

Представляется возможным говорить об одновременном и независимом сосуществовании мира, созданного человеком, и мира природы. Данные миры, принципиально отличаясь друг от друга, существуют как бы “параллельно”, разделенные собственным усилием человека.
Принципиальным отличием этих миров является их возможность к самосуществованию. Природа, очевидно, не нуждается для своего существования в помощи человека, тогда как мир, созданный человеком, сам существовать не может. Если мысленно убрать человека из сотворенного им мира, то, очевидно, что природа постепенно ассимилирует созданное человеком, воссоздаст исходное единство своих взаимосвязей.
Несмотря на то, что мир, сотворенный человеком, сам существовать не может, он существует, и мы не можем игнорировать некого парадокса сосуществования противоположностей: природы и мира, сотворенного человеком. Сады цветут зимой (в оранжереях), вода орошает безводную пустыню, тигры катаются на кабанах (в цирке), корабли плавают через ледовые поля, и в хоккей на льду играют летом и т. д. Таким образом, мы должны констатировать и возможность сосуществования данных противоположностей. И очевидно данной возможностью является собственное усилие человека. Мир, сотворенный человеком, целиком основан на его собственном усилии, без которого он существовать не может.
Было бы не правомерно говорить о противопоставлении собственного усилия человека природе. Орошение пустыни основано скорее на стремлении человека к утверждению своего представления о том, как “должно быть”, нежели на желании сделать назло природе. Деятельность человека именно самоосновна, то есть, независима от давления на него всяческих природных очевидностей; его цели всегда избыточны и даже аномальны по отношению к окружающим природным реалиям.

• §3 Явление самоосновности человека в ряде сугубо “человеческих” феноменов.

1. Страх перед смертью – переживание возможности собственного отсутствия.

(Кириллов Петру Верховенскому) “Я хочу лишить себя жизни потому, что такая у меня мысль, потому, что я не хочу страха смерти, потому…потому, что вам нечего тут знать…”
( Ф.Достоевский “Бесы”, часть 2, гл. 6)

Страх перед смертью может быть удовлетворительно представлен как переживание возможности собственного отсутствия. Человек боится смерти, как возможности собственного исчезновения. Опасность смерти звучит примерно так: “Меня НЕТ. Всё есть, а меня НЕТ”; или так: “Если я исчезну, то мир не изменится”.
Характерно, что страх смерти определяет жизнь живого человека. В этой связи, возникает вопрос о возможности опыта собственного отсутствия. С одной стороны, этот опыт очевиден, как основание страха перед смертью, а, с другой стороны, опыт собственного отсутствия невозможен, в существовании конкретного человека не может быть пробелов.
Представляется верным, что возможностью для переживания собственного отсутствия является “несвязанное присутствие” субъекта, то есть одновременное и независимое сосуществование субъективной и объективной реальностей. Сосуществование двух реальностей и дает человеку возможность заглянуть в ничто.

2. Человек как носитель того, чего в природе быть не может.
Переживание “отсутствующего присутствия”, переживание того, что не существует в природе, может быть продемонстрировано на целом ряде “человеческих” феноменов.
— Как, например, можно переживать тишину или бояться будущего? Строго говоря, тишины, или отсутствия звука, в природе не существует (в природе вообще нет никакого отсутствия). Как же можно слышать (переживать) отсутствие звука? Невозможно. Однако мы слышим (переживаем) тишину. Данное противоречие решится, если рассматривать “тишину” как отсутствие определенного звука. В этом смысле человек выступает одновременно и как носитель отсутствующего в природе звука (носитель отсутствующего присутствия), и как свидетель данного отсутствия.
— В аналогичной роли человек выступает как носитель страха перед будущим. С одной стороны, будущее еще отсутствует, а с другой стороны, оно уже присутствует как причина страха. Данное противоречие разрешается, если рассматривать будущее как отсутствие определенного события, отсутствие которого и переживается человеком. Человек в данном случае также выступает в роли носителя отсутствующего присутствия.
— Человек способен производить самосуществующие (автономно существующие) вещи. Тенденцию к созданию самосуществующих вещей можно без труда назвать одной из основных детерминант человеческой деятельности, и если пока не удалось создать «вечный двигатель», то стремление к его созданию, в той или иной форме, никогда не покидало человечество. Однако очевидно, что в природе нет самосуществующих элементов. Природа есть некое единство, тотальная взаимообусловленность. Любой элемент природы может рассматриваться как таковой, только будучи “растворенным” в окружающей действительности, о чем я уже говорил во введении. Никакой из элементов природы не может стать источником принципа “самосуществования”. Тем не менее, человек может каким-то образом создавать самосуществующие вещи и, очевидно, только этим и занимается.
Можно предположить, что принцип “самосуществования”, реализуемый человеком в своей деятельности, есть экспликация самоосновности, присущей человеку как таковому.
— Говоря о сугубо человеческих феноменах нельзя не вспомнить, открытую Кантом, закономерность восприятия человеком окружающего мира. Пространство и время выступают в качестве предустановленной формы восприятия, но ни пространства, ни времени в объективной природе нет и быть не может.
Ничто в природе не отличается и не может отличаться от самого себя, поэтому в природе не может быть времени. Как я уже говорил выше, то, что мы воспринимаем в качестве природного объекта, на самом деле, есть единый природный процесс, внутри которого принципиально отсутствует «до» и «после».
Объективная реальность есть тотальное присутствие, в нем невозможна пустота, соответственно, в нем невозможно пространство. В природе все заполнено, никакие «между» в ней невозможны. Строго говоря, в природе нет, и не может быть никаких отдельных объектов, между которыми возможно пространство. Только в субъективном восприятии мир приобретает дискретные содержания, между которыми существует пространство. Эта же дискретность, порождает и время, как особую форму жизни рожденного восприятием содержания.
К слову сказать, никаких событий в природе также нет и быть не может. Событие, это то дискретное содержание, которое рождается в процесс индивидуального восприятия мира. Природа есть тотальная непрерывность, никакие прерывы в ней невозможны.
Представляется верным, что именно самоосновность человека является причиной появления в мире дискретных содержаний. Человек бессознательно эксплицирует собственную самоосновность в мир в процессе его восприятия, в результате чего в мире появляется падающий лист и птица, вьющая гнездо.
Психологам этот тезис должен быть понятен как никому другому. Экспликация человеком своей самоосновности в мир в процессе его восприятия и проекция человеком в мир своей невротической продукции – процессы, по сути, тождественные. В этом смысле, экспликацию самоосновности можно назвать онтологической проекцией.

Третья часть
Определение истинной цели деятельности человека через разрешение парадокса предустановленного выбора.
У человека есть принципиальная возможность не делать то, что он делает. В этом смысле, человек априорно свободен в выборе. Но, свобода выбора не предполагает его правильности, а человек хочет сделать именно правильный выбор, одной свободы выбора ему недостаточно.
Каким образом человек может делать выбор правильный и свободный одновременно? Правильный выбор не может быть свободным, потому что предполагает предустановленный критерий выбора, который лишает человека свободы в его выборе. Но, потеря свободы выбора для человека недопустимое состояние. Налицо парадоксальная ситуация, которую можно назвать парадоксом предустановленного выбора.
Очевидно, что это только видимый парадокс, потому что в жизни он как-то разрешен: человек имеет возможность делать правильный выбор, оставаясь при этом свободным в выборе правильного критерия.
Рассматривая деятельность человека через призму свободы выбора, мы попадаем в ряд логических парадоксов, которые могут быть удовлетворительно разрешены только если допустить в игру своеволие, в качестве единственного (естественного) критерия правильного выбора.

• §1 Разрешение парадокса «предустановленного выбора».

Парадоксальная ситуация, названная мной «парадоксом предустановленного выбора» давно занимала умы философов. Мамардашвили сформулировал этот парадокс так:
“…есть исчисление, в нем энное число истинных формул, и это исчисление, математическое или логическое не содержит формулы выбора истинных формул из их общего числа”[3].
Для поиска адекватного способа решения проблемы человеку необходимо иметь критерий адекватности[3], которого нет в самом наборе возможных вариантов решения. Причем, сам этот критерий не может быть предметом выбора, так как, в противном случае, потребовался бы дополнительный критерий для его выбора, выбор которого потребовал бы еще одного, и так до бесконечности. Практически человек имеет принципиальную возможность сделать правильный выбор, следовательно, данного бесконечного ряда не существует, что позволяет предположить априорный, а не эмпирический характер выбора.
» Кант пишет, что мы можем прийти к познанию вещей в себе, то есть сверхчувственного Бога и бессмертия, только через реальность понятия свободы и учитывая, что в практическом отношении мы достигаем этого в категорическом императиве. Он есть синтетическое суждение априори, без которой мы никогда не узнали бы нашей цели, ибо мы должны предполагать такую цель, которую мы априорно узнаем,- априорно, а не эмпирически, подчеркивает Кант» [4]

Достоевский формулирует необходимость присутствия у человека априорного критерия для реализации выбора следующим образом.

“…И все от скуки, господа, все от скуки, инерция задавила. Ведь прямой, законный, непосредственный плод сознания — это инерция, то есть сознательное сложа-руки-сидение. Я уж об этом упоминал выше. Повторяю, усиленно повторяю: все непосредственные люди и деятели потому и деятельны, что они тупы и ограниченны. Как это объяснить. А вот как: они вследствие своей ограниченности ближайшие и второстепенные причины за первоначала принимают, таким образом скорее и легче других убеждаются, что непреложное основание своему делу нашли, ну и успокаиваются, а ведь это главное. Ведь чтобы начать действовать, нужно быть совершенно успокоенным предварительно и чтоб сомнений уж никаких не оставалось. Ну а как я, например, себя успокою? Где у меня первоначальные причины, на которые я упрусь, где основания? Откуда я их возьму? Я упражняюсь в мышлении, а следовательно, у меня всякая первоначальная причина тотчас же тащит за собою другую, еще первоначальнее, и так далее в бесконечность. Такова именно сущность всякого сознания и мышления. Это уже опять, стало быть, закон природы. Что же, наконец, в результате? Да то же самое. Вспомните: давеча вот я говорил о мщении...”
(Ф.Достоевский “Записки из подполья”, часть первая “Подполье”, гл.5 )

Априорный характер выбора требует осветить характер отношения человека и априорного критерия его выбора. Почему, собственно, человек априорно использует для выбора именно тот критерий, который он использует.
Ответ на этот вопрос дает понятие «природы» человека. Человек имеет вполне определенную природу, которая собственно и является тем априорным критерием, ориентируясь на который он совершает выбор.
(Порфирий Петрович, анализирующий особенности поведения Раскольникова.)

“ Он-то, положим, и солжет, то есть человек-то-с, частный-то случай-с, incognito-то-с, и солжет отлично, наихитрейшим манером; тут бы, кажется, и триумф, и наслаждайся плодами своего остроумия, а он хлоп! да в самом-то интересном, в самом скандальнейшем месте и упадет в обморок. Оно, положим, болезнь, духота тоже иной раз в комнатах бывает, да все-таки-с! Все-таки мысль подал! Солгал — то он бесподобно, а на натуру-то и не сумел рассчитать. Вот оно, коварство-то где-с!”
(Ф. Достоевский“ Преступление и наказание “ часть 4, гл.5)

Понятие «природы» субъекта устраняет зазор между человеком и критерием выбора, и проблема отношения человека и критерия отпадает сама собой. Данного отношения просто нет.

• §2. Доопределение “натуры” человека понятием «самоосновность онтологического присутствия».

Предустановленный выбор, даже если он предустановлен природой человека, не предполагает его свободы, а, следовательно отрицает и самого человека – никакой человек не хочет быть предопределенным в своем выборе.
Мне кажется, что Достоевский совершенно прав, когда говорит, что человек откажется от «формулы» счастья, даже если эта формула совершенно верная и ведет его именно туда, куда он хочет, и в этом отказе человек явиться в своей истинной природе.

“Но повторяю вам в сотый раз, что есть только один случай, только один, когда человек может нарочно, сознательно пожелать себе даже и вредного, глупого, даже глупейшего, а именно, чтоб иметь право пожелать себе даже и глупейшего и не быть связанным обязанностью желать себе одного только умного. Ведь это глупейшее, ведь это свой каприз, и в самом деле, господа, может быть выгоднее для нашего брата из всего, на земле, особенно в иных случаях. А в частности, может быть выгоднее всех выгод даже и в таком случае, если приносит нам явный вред и противоречит самым здравым заключениям нашего рассудка о выгодах, потому, что сохраняет нам самое главное и самое дорогое, то есть нашу личность и нашу индивидуальность…».
Достоевский “Записки из подполья” часть 1 “Подполье”, гл. 8)

Ситуация выбора выглядит парадоксальной. С одной стороны, человек свободен в выборе, и именно возможность быть свободным является для него «выгоднее всех выгод», но, с другой стороны, сделанный человеком выбор может быть только предустановленным. И речь здесь идет не только о том, что человеку необходимо совершить выбор, то есть, каким-то образом закончить перебор возможных вариантов, выбрав нужный ему. Человек еще и хочет сделать именно правильный выбор, оставаясь при этом свободным в его выборе. Очевидно, что возможностью разрешения данного парадокса является корректное доопределение природы человека. Природа человека такова, что, на самом деле, данного парадокса не существует.

За один из возможных вариантов разрешения данного противоречия можно принять психоаналитическую теорию З.Фрейда. Но данный вариант представляется неверным, так как, доопределив “натуру” человека переживанием сексуального наслаждения, Фрейд потерял самого человека, который превратился у него в некий пассивный элемент.

«Нетрудно убедиться, что Я есть только измененная под прямым влиянием внешнего мира и при посредстве W-Bw часть Оно, своего рода продолжение дифференциации поверхностного слоя.”[5]

И, таким образом, Фрейд не столько разрешает данное противоречие, сколько просто игнорирует наличие у человека свободы выбора.

Достоевский доопределяет природу человека понятием «возможность своеволия». Данный вариант представляется верным. В его пользу, помимо жизненной достоверности, которую несут сами тексты Достоевского, говорит и простая очевидность нашей обыденной жизни:
1.Возможность действовать по собственной воле, то есть, так, как хочется, переживается человеком безусловно-положительно, и, таким образом, оно может быть отнесено к ряду удовольствий.
Человек ассоциирует себя с данным переживанием, охотно выступая в качестве его причины. Ситуация, в которой у человека нет возможности действовать по своей воле является, безусловно-отрицательной для него. Данная ситуация переживается человеком как насилие над собой.
2. Переживание возможности своеволия не требует дополнительного доопределения. Оно является непосредственным субъективным переживанием.
3. Переживание возможности действовать по своей воле тождественно переживанию свободы выбора. Следовательно, доопределяя природу человека понятием «возможность своеволия», мы не только не лишаем субъекта свободы выбора, но, напротив, постулируем данную свободу как отправной пункт его деятельности.
4. Являясь исходным, а не искомым переживанием, возможность своеволия может служить предустановленным критерием априорного выбора.
5. Осмысляя деятельность человечества в целом и каждого человека в отдельности, отталкиваясь от определения критерия априорного выбора, как возможности своеволия, мы получим картину несравненно более стройную, нежели в любом другом случае.

Сложно отрицать, что человек стремиться построить мир, в котором он бы имел потенциальную возможность делать все, что ему может захотеться. Сложно также отрицать, что доопределение критерия априорного выбора каким-либо иным образом, кроме «потенциальной возможности делать то, что ему может захотеться», например, сексуальным удовольствием, вызовет ее отторжение человеком. Легко представить, что будет, если человеку вменить в обязанность три раза в неделю в 19.00 получать сексуальный оргазм.

Четвертая часть
Принципиальная схема деятельности человека.

С учетом всего вышесказанного принципиальная схема деятельности человека будет выглядеть следующим образом.
Цель деятельности человека можно условно разделить на «внешнюю» и «внутреннюю». «Внутренней» целью является некая проблема, которую пытается решить человек путем реализации «внешней цели» своей деятельности. «Внешняя» цель деятельности является средством достижения «внутренней». Например, если спросить у строителя, не прошедшего курс психоанализа: «Что ты делаешь?», то он ответит: «Строю дом». Строительство дома является «внешней» целью его деятельности, а то, для чего он его строит, является его «внутренней» целью.
В поведении животного тоже присутствует контекст, но, в отличие от деятельности человека, способ достижения «внутренней» цели у животного задан априорно и однозначно. Проснулся у животного голод, запустилась схема его удовлетворения, животное насытилось. У человека способ достижения цели априорно не задан, и проделав огромную работу человек может обнаружить, что все это время делал не то, что ему надо. Причем, речь идет о стратегической, а не технологической ошибке, — дом может быть построен хорошо. «Внутренняя» цель априорно присутствует в деятельности человека, как критерий достижения, но не в качестве точного знания, а в качестве предчувствия. Человек не обманется результатом, но где и как его искать он априорно не знает.
Строго говоря, «внешняя» цель деятельности человека является плодом интеллектуальных усилий человека по определению своей «внутренней» цели и пути ее достижения, и эти усилия могут оканчиваться ошибкой. Достоевский замечательно представил этот парадокс существования человека в мире. У Раскольникова была некая проблема, он решил, что для ее решения ему нужны деньги, а для их получения не грех и старушку убить. Но, все его существо предчувствовало, что это ошибочное решение. И точно,… убив старушку и добыв денег, Родион Романович попал в поле действия своей «натуры», которую предчувствовал, но не знал. Характерно, что решение убить старушку было логическим следствием его неправильного представления о себе.
Для понимания сути деятельности человека представляется возможным опереться на следующую схему: у человека есть соприродное ему состояние возможности своеволия, пребывание в котором сопровождается переживанием гармонии с самим собой. Находясь в данном состоянии человек ничего делать не хочет, потому что ему хорошо. Некий фактор переводит человека в дискомфортное состояние невозможности своеволия, ответом чему является его деятельность: человек пытается восстановить состояние комфорта. Априорного алгоритма достижения искомого результата у человека нет, но априорный критерий достижения есть. Таким образом, возникает парадоксальная ситуация, когда восстановить состояние возможности своеволия необходимо, но как это сделать заранее неизвестно. Вот человек и мучается.
Деятельность человека может быть удовлетворительным образом представлена в виде построения им эффективной невротической защиты от некого патогенно переживания. Наблюдаемая деятельность, есть явление данного строительства. В этом свете, победы и разрушения, произведенные Наполеоном, представляются лишь артефактами изживания им комплекса своей неполноценности.

Пятая часть
Гипотеза Ч. Дарвина неверна.
Завершая разговор о принципиальном отличии деятельности человека от деятельности животного я вынужден сказать несколько слов об эволюционной гипотезе Дарвина. Данная гипотеза является основанием современного научного взгляда на природу человека, поэтому миновать ее в данной работе никак нельзя.
Гипотеза Дарвина представляется неверной: природа человека не является природой животного, как бы широко не трактовалось понятие животного. Природой человека является возможность своеволия, а животное не имеет к своеволию никакого отношения. Причем, как абсолютное состояние, возможность своеволия, не может быть следствием какой бы то ни было эволюции, оно есть сразу все и в законченном виде. Строго говоря, никаких животных в природе вообще нет. Выделение животных из природного контекста и наделение их некой субъектностью является особенностью процесса восприятия человеком мира, о чем я уже говорил выше.
Мир, описанный Дарвиным, является его представлением о мире, и именно в этом представлении мир населен животными, которые чего-то хотят, за что-то борются, строят гнезда, воспитывают птенцов и пр. На самом деле, ничего этого нет. В реальном мире, кроме человека, нет ни одного субъекта, там некому хотеть, бороться, строить гнезда, улетать на юг и т.п.
Конечно, самым строгим доказательством ложности взглядов Дарвина на природу человека является мой субъективный протест. Человек не животное, потому что я не хочу быть животным. Я обладаю свободой выбора, и сам решаю надо ли мне поесть или поголодать, надо ли мне поспать или погулять под луной. Пусть организм мне подсказывает, но окончательное решение я оставляю за собой и именно данная возможность делает меня человеком.
Но, даже если абстрагироваться от субъективного взгляда на проблему, теория Дарвина не может быть верной. Никакой эволюции в природе нет и быть не могло, потому что ни одно животное не может произвести на свет ничего, кроме самого себя. Птица произведет только птицу, рыба только рыбу, носорог только носорога. Никогда и ни при каких условиях животное не произведет хоть сколько-нибудь принципиально отличное от самого себя. Если рыба и родит какого-то мутанта, то это с необходимостью будет тоже рыба, только уродливая. Никогда и ни при каких обстоятельствах рыба не произведет на свет чуть-чуть ящерицу. Животное, как и вся природа в целом представляет собой совершенный механизм и если возможно какое-либо изменение, то только в сторону деградации.
Никакой эволюций не было, потому что деление животного мира на простые организмы и сложные организмы является, опять же, следствием особенностью субъективного восприятия мира. В реальном мире природы такого деления нет. Генетические исследования простейших организмов показали, что их ДНК не сильно отличается по сложности от ДНК организмов со сложной организацией. Кроме того, сама по себе сложность строения ДНК простейших организмов, говорит о том, что такая структура не могла родиться случайно.
Никакой эволюции нет и быть не могло, потому что природа совершенна и закончена, как говорится, ни добавить, ни убавить. Любая рыба, любое животное или насекомое – прекрасно и законченно, причем изначально закончено. В каком больном мозгу могла возникнуть мысль, что вон тот прекрасный удот когда-то мог быть какой-то уродливой ящерицей, у которой почему-то выросли крылья, перья и клюв.
Гипотеза Дарвина – это сплошная логическая профанация. Откуда взялись самые простые организмы никто не удосуживается объяснить. То что простых организмов вообще не существует и существовать не может, дарвинистов не интересует. Каков принцип преобразования простого в сложное никто не удосуживается объяснить. Ну, пусть слились два простых организма, хотя, чего это вдруг они решили слиться. Ну, пусть слились, пусть даже слились сто простых организмов и образовали какой-то один большой толстый организм, но он не будет сложнее исходного простого: из миллиона скрипачей Моцарт не получится.
Самое главное: начинается дарвиниский дискурс с некого хаотичного состояния простейших, а потом вдруг, откуда ни возьмись, появляется борьба за выживание, естественный отбор. Что за «естественный отбор», кто отбирает, зачем отбирает? Как могла рыбе прийти в голову спасительная мысль вылезти на берег? Как она вообще могла знать, что есть какой-то берег, да еще и спасительный?! Бред какой-то. Передергиваешь, уважаемый. Если изначально был хаос, то он и останется хаосом, никакого естественного отбора в нем возникнуть не может, никакой борьбы за выживание в нем возникнуть не может. Кто будет бороться за выживание, — инфузория туфелька?! Хаос он и есть – хаос; как сцепились две клетки так и расцепились. А если есть эволюция, то она присутствовала с самого начала, следовательно, никакого хаоса не было и простейшие организмы уже появились согласно плану эволюции, а кто же этот план составил….
Интересно, как могла прийти в голову Дарвина мысль, что он потомок обезьяны. Вопрос о происхождении всего сущего, несомненно, имеет место быть, но вот ответ Дарвина представляется достаточно неожиданным для цивилизованного европейца. Парадокс заключается в том, что именно цивилизованному европейцу эта дикая мысль скорее всего и могла прийти в голову, и не только потому, что он являет собой ориентир развития для всех варваров.
Цивилизованность является как упорядоченность душевной жизни. Цивилизованный человек стремится привести свою душевную жизнь в соответствие с некими моральными нормами, и почитает это свое стремление, проявлением некой избранности своей природы. Но, куда девать аморальные душевные движения? Они ведь тоже принадлежат каким-то образом тому же цивилизованному человеку. Конечно, с ними можно бороться, их можно воспитывать, но вопрос остается. Откуда у цивилизованного человека нецивилизованные мысли и желания. Причем, интуитивно цивилизованный человек принимает аморальность за собственную природу, потому что она держится в его душе на собственных основаниях. Для того чтобы быть цивилизованным человеку необходимо прилагать усилие, и часто значительное усилие, а для того чтобы быть аморальным варваром никаких усилий не требуется. Аморальность сама лезет в голову, попробуй ее выгони.
Представляется верным, что именно потребность в диссоциированном представлении о себе явилась причиной появления в голове Дарвина мысли о своем животном происхождении. Диссоциация представления о себе на, собственно, себя и некое животное начало в себе позволяет дистанцироваться от патогенного душевного материала. «Я не виноват, что в моей голове появляются нецивилизованные желания, — говорит цивилизованный человек, — это все мое животное начало, с которым я усиленно борюсь».
В эволюционной гипотезе Дарвина существует предзаданный вывод, который следует рассматривать как сверхцель построения этого витиеватого интеллектуального здания. Из духа гипотезы, из ее, так сказать, осевой мысли следует, что эволюция не закончилась на появлении человека. Человек тоже эволюционирует, поэтому существуют более развитые люди и менее развитые люди и совсем неразвитые, стоящие на самой низкой ступеньке эволюции человека. По всем законам эволюции и естественного отбора, а значит совершенно законно, более развитые люди могут использовать менее развитых в своих целях попутно, разумеется, развивая их, хотя, и необязательно. Обратное использование недопустимо и может пресекаться по законам все того же естественного отбора. Ну и самое главное, допущение эволюции природы, а значит и эволюции человека позволяет совершенно законно, то есть, на совершенно научных основаниях, более развитому смотреть на менее развитых, как на «быдло». Эта возможность законно изображать из себя венец развития природы — и есть тот самый предзаданный вывод, который протаскивает теория Дарвина. В этом свете, теория эволюции является интеллектуальным обоснованием представления человека о себе, как об априорно исключительном социальном явлении, то есть, по сути – нарциссическим бредом.

Примечания

[1] О подобном затруднении упоминает М.Мамардашвили, рассуждая о двойственности интеллекта:
“Сам факт, что наш интеллект существует в некотором топосе, а не только в натуральном содержании событий, свидетельствует о том, что в качестве предметов наших рациональных высказываний мы допускаем только такие события, который закончены и завершены, и о которых можно с определенностью сказать, что опыт относительно них случился. Имел место. Например известно, что одной из самых больших сложностей в квантовой физике Бор считал тот факт, что на уровне макроскопического опыта, в котором мы описываем инструменты или приборы опыта мы должны брать явления как законченные и завершенные. И Бор в этом видел трудность относительно наших суждений об объектах теории — не о событиях в приборах, а об объектах теории. Но сейчас я пока от этой сложности отвлекаюсь, а просто указываю на сам этот факт, на осознание физиком того, что мы высказываемся о чем-то только при условии, что то, о чем мы высказываемся, завершилось. Случилось. И тем самым система отсчета, которая строится в пространстве преобразований, предполагается выключенной из взаимодействия с миром. Она не зависит от мира.
Очевидно, вы помните, что Кант уже проделал подобную работу применительно к ньютоновской физике. когда показывал, что построение объективного опыта предполагает (или содержит в себе) одно допущение, а именно, что все взаимодействия в мире в этот момент продействовали, сработали, и прошлое дано в точке в завершенном виде”.
М.Мамардашвили. “Классический и неклассический идеал рациональности” Доклад на !! Всесоюзной школе по проблеме сознания, ноябрь 1983 г. (Тбилиси). Доклад опубликован в сборнике работ М.Мамардашвили “Необходимость себя” М. 1996г. изд. “Лабиринт” ст. 229

[2] Говоря “элемент” я попадаю в “ловушку” субъективной конструкции, так как , строго говоря,“осень” неделима на элементы, представляя собой некое единство; но как же мне тогда выделить то, что я называю “перелет птиц”. Говоря “перелет птиц”, я совершаю неправомерный акт по отношению к “осени”, как неправомерным (условным) является деление единого водного пространства на океаны, моря и. т. д., но по-другому, не условно человек не может говорить.

[3] Понятие «критерий адекватности выбора», по сути, тождественно понятию «внутренняя цель», о котором я говорил выше.

[1] М.Мамардашвили “Кантианские вариации” М. 1997г. “АГРАФ” с.55
[2] Ф.Ницше “По ту сторону добра и зла” М. 1990г. “Мысль” с.с. т.2 с.246
[3] М.Мамардашвили “Картезианские размышления” М.1993 “Прогресс” с. 69
[4] М.Мамардашвили “Кантианские вариации” М. 1997г. “АГРАФ” с.52
5 К. Ясперс. “Смысл и назначение истории” М. 1991г. “Полит. лит.” с.327,328
[5] З.Фрейд. “Я и ОНО” М. 1991 Серия “Детский психоанализ”-1. с..69