Содержание:
В качестве вступления
Первая часть. “Формирование понятия “субъект”

• §1. Немного истории (в качестве вступления)
• §2. Возможность рассмотрения объектности субъекта
• §3. Феноменология субъективности
• §4. Еще несколько слов о субъективности

Вторая часть. «Формирование понятия «человек»
§1. Человек – есть конечная причина своих действий.
§2. Конечная причинность человека, как явление.
§3. Необходимый характер конечной причинности человека.
§4. Двойственный характер природы человека.
§5. Основное противоречие существования человека в мире.
§6. Реализация человеком своей конечной причинности в мире. Энтропия – реализация человеком расширения в своей конечной причинности.
§7. Необходимый характер реализации человеком своей конечной причинности – объективная основа психоаналитических исследований.
§8. Наличие у человека адекватного способа реализации своей конечной причинности – объективная основа данной реализации.

В качестве вступления. На данный момент объектом психологического исследования являются свойства высокоорганизованной материи, под которой понимается мозг человека. Науками изучающими непосредственно мозг являются биология и медицина, так называемая научная психология сейчас выполняет при них обслуживающую функцию, пытаясь изучать свойства мозга опосредованно. Однако свойства, оторванные от материи, не имеют собственной объектности и, следовательно, не могут быть объектом изучения. Как, например, можно изучать упругость, вес или время реакции сами по себе? Можно установить степень упругости, измерить вес, определить время реакции, но изучать тут нечего. Свойство имеет характер следствия, но никак не причины. Наука же должна иметь дело именно с причиной, так как задача науки научиться контролировать следствия. Без самостоятельного объекта изучения психология не может быть наукой. Однако ни биология, ни медицина также не могут претендовать на роль наук изучающих психику. Представление о психике как следствии деятельности мозга совершенно некритично. Оно не способствует ни правдоподобному описанию структуры психического дефекта, ни внятному объяснению причины его возникновения, ни предложению действенного механизма решения психических проблем. На фоне очевидного сползания человечество во мрак сумасшествия биология и медицина являют собой совершенное бессилие. Можно конечно уповать на будущие открытия этих наук, но я бы не стал этого делать. Никаких прорывных открытий здесь не будет, потому что мозг не является той самой высокоорганизованной материей, которая порождает психику. Проблема в неправильном доопределении понятия «высокоорганизованная материя». Высокоорганизованной материей является не мозг, а субъект. Соответственно, именно субъект должен стать объектом изучения для того, чтобы можно было что-то понять в закономерностях формирования и функционирования психики.

Первая часть.

Формирование понятия «субъект».

§1. Немного истории (в качестве вступления)

В психоаналитической теории, созданной З.Фрейдом, понятие "субъект" отсутствует, в ней нет даже места для данного понятия. Подробно обо всем этом я говорю в работе "Критика психоаналитической теории З.Фрейда".

Ж.Лакан попытался ввести понятие "субъект" в психоаналитический дискурс; как я уже говорил ни раз, без данного понятия теоретическое построение Фрейда выглядит почти абсурдным, но у него ничего не получилось.Строго говоря, и получиться не могло, поскольку, Лакан, элементарно, не доопределил данное понятие; что он имел ввиду, говоря "субъект" остается непонятным. По контексту, можно заключить, что субъект у Лакана "мерцающий", он может появится в нарциссическом самолюбовании, а может исчезнуть, если допустить критику своего изображения в зеркале. Лакан пытается ввести понятие "субъект" через понятие "субъект желания", но настаивая на том, что желание субъекта всегда есть желание Другого, отрицая тем самым наличие у субъекта собственной природы (имманентного критерия выбора), он фактически обнуляет субъектность человека. Возможность диссоциации понятий "побуждение" и "желание" Лакану недоступно; то что только после санкции субъекта любое побуждение, в том числе и требование Другого (даже если в качестве Другого выступает Бог) становится его желанием, получая тем самым возможность реализации, Лакан не понял.

Хорошей иллюстрацией здесь может послужить работа российского психолога, последователя Локана, А. Тхостова “Топология субъекта (опыт феноменологического исследования)”. Развивая тезис о появлении объектности субъекта (“Я”) в месте его соприкосновения с непроницаемостью Иного, А.Тхостов говорит о возможности развития декартовой максимы “где мыслю — там и есть”.

“Вопрос в том, существую ли я там, где я испытываю эти ощущения (истинные ощущения или ложные не имеет значения — И.В.) или, в терминологии Декарта, ubi cogito — ibi sum (где мыслю — там и существую). Если признать, что место чувствования или место cogito это не место субъекта, а место его столкновения с иным, место его превращения в иное, лишь в виде которого он может замутиться, утратив прозрачность, то более точным было бы утверждение, что Я как истинный субъект существую там, где не мыслю, или я есть там где меня нет.” (4)

Вывод, напрашивающийся сам собой, состоит в том, что субъект (понятия «субъект» и «истинный субъект» представляются тождественными), предшествует мысли (сомнению, ощущению), которые он испытывает (в которых сомневается), а соответственно и существует независимо от них, как возможность сомнения (испытания). Однако А.Тхостов делает довольно неожиданный поворот и говорит о том, что «истинный субъект» есть пустота, ничто, то есть, субъекта как такового нет.

“Здесь мы сталкиваемся с весьма важным феноменом онтологии я-для-себя. Если поставить вопрос о том, что же останется в сознании, если исчезнут все точки сопротивления в виде эмоции, чувств, неудовлетворенных желаний, совести, вины, то мы снова столкнемся и исчезновением я-для-себя. Утрачивая сопротивление иного (неважно, где я с ним встречаюсь), сознание превращается в исчезающую “шагреневую кожу”, в “черную дыру” ничего.”(4)

Отсутствие в сознании субъекта иного объекта кроме самого себя не говорит об иллюзорности самосознания. Здесь уместно заметить, что у сознания всегда есть два полюса: у сознания всегда есть носитель (субъект), и у сознания всегда есть объект, о котором оно есть сознание. Причем, если отсутствие у сознания иного объекта кроме субъекта может быть мыслимо, то отсутствие у сознания носителя, то есть субъекта, невероятно.

§2. Возможность рассмотрения объектности субъекта.
Конгруэнтность понятий «человек» и «субъект» очевидна даже на уровне простой житейской интуиции. Ни у кого не вызывает сомнений факт субъективности человеческой природы: до объективного высказывания человеку дескать учиться и учиться, а субъективная точка зрения присуща кому угодно, а посему ничего не стоит. Так и говорят: «Ну, это очень субъективно!», — в том смысле, что хоть и от души, но можно проигнорировать. Характерно, что субъективность в общественном сознании отождествляется с «живым началом» в человеке: с его спонтанностью, непосредственностью и непредсказуемостью. К субъективности человека относятся амбивалентно, с одной стороны, ожидают от нее всяких гадостей, но, с другой стороны, относят на ее счет и все экзистенциальные интенции. Интересно, что в общественном сознании понятия «человек» и «субъект» присутствуют именно как конгруэнтные, а не как тождественные: несоответствие человеческого в человеке – это одна из основных тем мировой культуры.

Субъект – это единственный объект исследования, к которому мы имеем непосредственный доступ; весь остальной мир дан нам опосредованно кроме нас самих. Сами для себя мы есть непосредственная данность, и в этом смысле, исследователь совпадает с исследуемым объектом, что является искомым, но недостижимым состоянием в любой науке, кроме психологии.

Перед тем как приступить к исследованию субъекта, представляется целесообразным показать, что субъект, как объект для исследования, существует.

Объектность субъекта, то есть, существование пространства априорного различения между субъектом и миром, является возможностью его свободы, следовательно, свобода субъекта является доказательством существования собственной возможности — пространства априорного различения субъекта и мира, или объектности субъекта. Ни о какой свободе субъекта не могло бы быть и речи, если бы субъект не обладал собственной объектностью, являясь частью или следствием чего бы то ни было.

Моя непосредственная связь с субъектом позволяет мне утверждать, что свобода есть соприродное субъекту состояние, так как я ассоциирую себя именно с состоянием свободы, а состояние зависимости отторгается мной как чуждое. Свобода субъекта, как уже говорилось, доказывает существование собственной возможности, которой является объектность субъекта, что и требовалось доказать.

То же самое можно доказать несколько иначе. Когда я говорю, что я свободен и мне не нравится состояния зависимости, а состояния насилия я вообще не переношу, то я основываюсь на некой непосредственной чувственной данности, не нуждающейся в доказательстве. Остается только сказать, что субъектом мы и называем того, кому естественно неприятно состояние зависимости, а насилие вообще невыносимо.

По сути, самым строгим доказательством свободы человека, а значит и объектности субъекта, является непосредственный характер переживания человеком насилия. Исходя из того, что насилие является непосредственным переживанием ограничения свободы, что представляется очевидным, можно заключить, что свобода является соприродным субъекту состоянием, так как, именно невозможность реализации своей свободы человек переживает непосредственно, как таковой.

Доказательством объектности субъекта может служить невозможность исследования человека, как человека. Перед такого рода исследованием стоит нерешаемая задача – точно определить объект исследования. И в этом смысле прав И. Кант, говоря, что объективный эксперимент в психологии невозможен: рыбу можно исследовать как рыбу, а человека как человека исследовать нельзя, потому что рыба является объектом для исследователя, а человек нет. Выводы, полученные при исследовании одной рыбы, можно перенести на всю популяцию, а выводы, полученные при исследовании одного человека, нельзя перенести не только на всех людей, но и на него самого в следующий момент времени. Таким образом, человек, с одной стороны, есть некая наиочевиднейшая данность, а с другой стороны, он свободен в своей объектности, а значит априорно свободен, что в свою очередь, доказывает объектность субъекта.

Безусловно, невозможность увидеть субъекта как такового может предоставить повод для сомнения в его существовании. Но не все, что существует мы можем увидеть. Многое из того, что мы называем объективной реальностью, обнаруживается нами только по производимому действию. Так, например, мы имеем возможность ощутить радиоволны только с помощью соответствующих приборов. Точно также и субъект может быть обнаружен по специфической реакции человека. Возьмите, например, и скажите своему коллеге, что он ничтожество, или лучше плюньте ему в лицо, и вы увидите субъекта во всей красе. Что, собственно, произошло, откуда столько агрессии? Что страшного в том, что немного слюны попало на щеку? Страшного, кажется, ничего нет, но двести лет назад вас бы затаскали по дуэлям, да и в наше время вы гарантировано приобретете себе врага на всю жизнь со всеми вытекающими последствиями[1]. А происходит это потому, что оскорбление является отрицанием человека как конечной причины своих действий. Данное отрицание, как раз и задевает субъектность человека. Чем отличается ситуация, когда вас толкнули и извинились от ситуации, когда вас толкнули и не извинились. Воздействие на ваше тело одинаковое, а реакция ваша разная. В первом случае за вами признают конечную причинность (свободу действия), то есть, возможность адекватного ответа, а во втором случае вам как бы говорят: “Вы не посмеете ответить. Вы для меня не причина для беспокойства”. Каждый человек на поверку оказывается конечной причиной своих действий и на отрицание этого каждый человек реагирует крайне болезненно. Таким образом, для того чтобы увидеть действие, производимое субъектом достаточно отнять у человека возможность быть конечной причиной своих действий.

§3. Феноменология субъективности.
Исследование субъективности, которой так богата наша человеческая жизнь говорит о существовании и самого субъекта: какая же может быть субъективность без субъекта. Приведенные ниже аподиктические утверждения, именно в силу своей аподиктичности, могут служить доказательством существования субъекта как особой реальности.

— Собственное онтологическое присутствие представляет собой априорную различенность мира на субъекта и все остальное.

NB. Собственное онтологическое присутствие – это самосознание субъекта, сознание субъектом своего самосуществующего присутствия.

Понятия «человек» и «субъект» конгруэнтны, но не тождественны. С одной стороны очевидно, что есть я и весь остальной мир, но с другой стороны, границы данного деления не очевидны и изменчивы. С одной стороны, есть: моя страна, мой город, моя квартира, мое тело, моя психика, но я другой стороны, есть я — сам по себе; потому что я не есть: ни моя страна, ни мой город, ни моя квартира, ни мое тело, ни моя психика, ни что другое на что я смог бы указать как на себя. Я не есть ни что из того, на что я могу показать, как на себя, но я есть тот, кто может указать на что-то как на себя, если это что-то поможет мне быть самим собой.

Человек находится в отношении со всем, на что он может указать как на себя, кроме самого себя. Тот, на кого человек не может указать как на себя, потому что он является им, — и есть субъект.

— Собственное онтологическое присутствие — есть некое целое (неделимое на части). В своем самосознании субъект — есть простой объект, в том смысле, что он не имеет от самого себя никакой внутренней жизни.

Понятия «субъект» и «человек» конгруэнтны, но не тождественны. С одной стороны, я являюсь для себя сложно структурированным непознанным объектом, требующим от меня своего постоянного изучения. С другой стороны, я являюсь исследователем самого себя, непосредственно сопряженным с истиной о себе самом, являющейся мне предчувствием правильного результата исследования. Таким образом, я существую для себя как непознанный для исследования объект, но объект, истина о котором предопределена еще до начала исследования, и который будет только таким, каким я его предчувствую, будучи сопряженным с истиной о себе самом.

— Собственное онтологическое присутствие неизменно, в том смысле, что человеческую жизнь проживает один и тот же субъект. Субъект самоидентичен — является неким субстратом, остающимся неизменным при всевозможных трансформациях его “Я”.

Человек меняется, а субъект, нет. Кем я только не был в своей жизни, кем я только не буду; изменения моего тела и моей психики иначе как радикальными не назовешь, но при этом в моем существовании никогда не было прерыва самоидентичности. Неизменным остается тот, кто рефлексирует необходимость изменения своих реакций и пытается управлять всем тем, на что он может указать как на себя. Я, очевидно, и есть тот неизменный, который редко бывает доволен самим собой.

— Субъект тотален, то есть, присутствует одновременно весь и в законченном виде, и как таковой не может быть больше или меньше, лучше или хуже.

Все люди разные – это факт неоспоримый, но главным образом, очевидный. Все люди одинаковые – этот факт не так очевиден, но оспорить его не так-то просто. Какие бы разные не были люди, в каждом без труда обнаруживается хозяин своего мира, дурь которого преодолеть достаточно сложно. «Хозяин» может быть поумнее, поглупее, совсем «дикий», но интенция быть абсолютным хозяином в своем мире у всех людей одинаковая. Все люди с разным успехом играют главную роль в своем спектакле неизвестного режиссёра под названием «Я хозяин своего мира». Спектакль у всех один и тот же; отличаются только декорации, постановка и кассовые сборы.

— Собственное онтологическое присутствие самоосновно, в том смысле, что оно совпадает со своей возможностью и не нуждается для того, чтобы “быть” в каком-либо “внешнем” себе (объективном) факторе. Как “самоосновное” собственное онтологическое присутствие беспричинно, оно есть не “потому что”, а “просто так”. Так, например, для достижения состояние сытости нужно поесть, а для того, чтобы пережить себя как такового ничего не нужно.
Человек может пережить себя как такового только в акте своеволия, апогеем которого является творческий акт. Творчество доступно не каждому человеку, а своеволие каждому.

Какое дополнительное основание нужно для своеволия? Никакого! Что может быть более неизменным, чем своеволие? Ничего! Неизменность всегда предполагает самоосновность. В этом смысле, интересно, что понятие «своеволие» и понятие «абсолютное своеволие» тождественны: своеволие может быть только абсолютным, а значит – неизменным, а значит — самоосновным.

Человека от животного отличает наличие субъективного пространства, у животного такого пространства нет. Но субъективность – это не хаос; субъективное пространство – это возможность для своеволия, и не без основательной возможности. Если присмотреться к субъективности, можно без труда обнаружить упертый взгляд говорящий: «А, я сказал – городу быть!». Вот так, ни с того ни с сего, «быть» и все тут. И ведь стоит город то, и самолеты летают, и искусственное сердце работает! Своеволие не просто самоосновно, — основание своеволия позволяет человеку быть творцом своего мира.

— Субъект есть конечная причина собственных желаний. И, в этом смысле, желания субъекта первичны по отношению к возможности своей реализации (следовательно, желания субъекты не связаны возможностью собственной реализации).

Для внешнего наблюдателя, субъективность — непредсказуемое явление. Заранее сложно предположить будет ли ужинать близкий тебе человек, чего уже говорить о человеке, которого ты совсем не знаешь. И это все потому, что желания человека никак не связаны с его потребностями. Потребность может стать желанием, а может и не стать им. Для того чтобы потребность стала желанием человек должен выдать ей соответствующую санкцию, без данной санкции потребность остается нереализованной.

Желания человека всегда идеальны, как поется в песне: «Все начинается с мечты…». Человек думает над возможностью реализации своего желания после того как оно возникло. Благодаря именно такой последовательности человечество добилось всех благ цивилизации: сначала мечта о полете – потом самолет; сначала желание управлять своей жизнью и смертью – потом медицина и т.д.

Конечно, не каждый человек творец, но в каждом человеке есть творец: не все мечты могут быть реализованы, но мечтать может каждый человек.

— Человек есть конечная причина собственных действий, у человека есть принципиальная возможность не делать того, что он делает: данную возможность дает человеку его субъектность.

К своему большому сожалению, человек не является субъектом как таковым (чистым субъектом), но субъект присутствует в каждом человеке, как предощущение своей истинной природы. Являясь по природе субъектом, человек всегда делает то, что хочет: своеволие является природой и того и другого: но, в отличии от чистого субъекта, своеволие человека редко когда оставляет его довольным собой. Только в актах: творчества, любви, или чистого своеволия (секс, героизм и пр.) человека реализует свою субъектность.

— Самоосновность субъекта необходима — обладает возможностью для поддержания самой себя. Необходимость самоосновности субъекта является миру волей человека (воля человека — есть явление конечной причинности субъекта в мире).

Наблюдая явление воли обычно говорят: «Человек уперся». Очень характерно, что понятие «уперся» равноправно и по отношению к дураку, делающему глупость с упорством достойным лучшего применения, и по отношению к умному, создающему в мучениях нечто невероятное, наперекор господствующему мнению скептиков.

Самоосновность волевого усилия человека лучше всего видна, когда в ее основании лежит ошибочное представление человека о реальности. Когда человек ценою своей жизни пытается проломиться через законы природы, более всего видно, что в основании его усилия лежит чистая субъективность: субъективность, имеющая в основании только самое себя. А неисправимость дурака более всего подходит для доказательства необходимости его самоосновности.

Творчество не такое иллюстративное доказательство самоосновности субъекта: конечно, творец создает новое — никогда до него не бывшее и без него никогда не появившиеся бы на свет, но он действует в соответствии с законами природы, а дурак игнорирует законы природы в его тупом упорстве своеволие является в чистом виде.

— Субъект определяет своим присутствием настоящее, являясь, тем самым, точкой отсчета прошлого и будущего.

Кроме субъекта, весь мир и все в мире – есть некий перманентный процесс. Только субъект остается неизменным в этом потоке перманентного изменения, что позволяет ему рефлексировать, как наличие самого процесса мира, так и его перманентность. Кроме субъекта ничто и никто в мире не может быть точкой разграничивающей настоящее и будущее этого процесса; процесс происходит всегда только в настоящем. Настоящее – это перманентный процесс; разделить данный процесс на прошлое и будущее можно только искусственно в точке рефлексии.

Прошлое – это нужное человеку представление о себе и мире; будущее – это нужное человеку представление о себе и мире. Вне представления человека существует только настоящее. У настоящего, конечно же, есть и прошлое и будущее, хотя без рефлексирующего субъекта у настоящего нет ни прошлого, ни будущего.

Человек – это тоже рефлексируемый субъектом процесс. Можно сказать, что человек это процесс с которым себя ассоциирует рефлексирующий субъект, процесс в котором субъект заинтересован, к которому не может остаться безучастным. Человек – это процесс, который субъект называет собой.

— Субъект определяет своим присутствием центр своего мира, являясь, тем самым, точкой отсчета координат пространства.

В мире, где нет человека — нет и пространства.

Пространством наполнено представление человека об окружающем его мире, в самом мире пространства нет. Пространство может быть только субъективным, то есть – только воспринимаемым человеком. Без рефлексии наличия пространства нет и самого пространства: вода есть, воздух есть, земля есть, космос есть, а пространства нет.

Субъект всегда в центре своего мира: мир всегда располагается вокруг субъекта.

Человек – это особое пространство для субъекта: при желании он может заполнить его полностью и тогда оно исчезнет. Не с каждой точкой своего тела субъект себя одинаково ассоциирует: волосы ему могут быть ближе, а гениталии дальше, а может быть и наоборот.

— Субъект – это тот, кто принимает решение, делает выбор.

В жизни человека всегда присутствует потенциальная необходимость принятия решения, определяющего дальнейшее течение его жизни.

Перед человеком часто стоит следующая дилемма — правильный выбор невозможен, по причине принципиальной недостаточности информации, но выбор должен быть сделан с необходимостью. Данное противоречие преодолевается человеком в решении «на авось», то есть – произвольным выбором с предустановленным позитивным результатом. Возможностью решения «на авось» выступает субъектность человека, которая, в ситуации неочевидного выбора, является его иррациональной уверенностью в способности управлять случаем.

Человек существует в субъективном пространстве, то есть – в пространстве представленного им мира. В субъективном пространстве любое решение человека будет субъективным, так как представление о мире человек формирует для удобства своего существования. Это не означает, что субъективное решение лишено объективности и всегда неверно; представление человека о мире может совпадать с миром, о котором оно есть представление, в этом случае субъективный выбор человека может быть правильным.

Человек, в отличии от любого другого живого существа, имеет принципиальную возможность не делать то, что он делает. Присутствие данной возможности означает перманентность выбора человеком того, что он делает, а значит и перманентность принятия им соответствующего решения, потому что выбор – это решение.

§4. Еще несколько слов о субъективности.
Каждый человек субъективен. Человек не может быть объективным.
Субъективность человека — это возможность созидать свой мир из ничего (по собственному желанию). Данная возможность у всех людей есть, но у всех людей разная: чей-то мир оказывается более привлекательным для других, чей-то менее; чей-то более жизнеспособным, чей-то менее.
Каждый человек живет в своем субъективном пространстве, которое есть сформированное им представлении о мире.
Представление о субъективности коррелирует с представлением об универсальности человеческой природы.
Субъективность имеет в основании абсолютное своеволие. Именно поэтому представление о мире созданное человеком может быть сколь угодно экзотичным; именно поэтому «субъективное» часто означает «безапелляционное».
Субъективность – как солнечный свет, может меняться количественно, но не качественно: ее может быть больше или меньше, но она не может быть лучше или хуже.
Для человека собственная субъективность – неотторгаемая данность: невозможно лишить человека субъективности или как-то повлиять на данную возможность.
Субъективность не означает «хаотичность». В субъективности человека есть имманентная цель. Благодаря возможности создавать мир по своему желанию человек всегда оказывается его хозяином.
Явление субъективности можно разделить на две сложно сочетаемые темы. Человек, с одной стороны, противопоставлен другому человеку, с другой стороны, тождественен ему. Другой человек для человека парадоксальным образом и средство для реализации своей социальной исключительности и цель данной реализации. Человек тратит огромные ресурсы для добывания символов своей социальной исключительности, но сами символы он произвести не может; символы социальной исключительности человека, с необходимостью, производит другой человек. Человек может успокоиться по поводу своей социальной исключительности, почему то, только после того как другой человек ее добровольно, а лучше – с удовольствием, признал.
Парадокс, собственно, состоит в том, что человеку нужна не просто социальная исключительность, ему нужна априорная социальная исключительность. Человеку мало, чтобы другой признал его превосходство над собой, другой должен добровольно признать его априорное превосходство над собой.
Есть только одна универсальная (предсказуемая) для всех людей психическая реакция – никто из людей не выносит оскорбления.
NB. Оскорбление представляет собой свернутый в символ текст, в котором один человек говорит другому, что тот по отношению к нему не является конечной причиной своих действий, так как им управляет страх. Если данный текст доходит до адресата, то он с необходимостью реагирует так, чтобы восстановить ощущение конечной причинности над своими действиями. Восстановление, как правило не происходит, а если и происходит, то только на уровне символов, но попытка восстановления будет предпринята с необходимостью.
Для понимания природы человеческой субъективности нужно заметить, что в тексте оскорбления уничижающий акцент делается именно на неспособности человека действовать правильно не смотря на страх уничтожения. Так как, страх является полезной ориентировочной реакцией, к которой, по определению, нужно прислушиваться, данный текст должен оставлять человека равнодушным. Но, по факту, такого не происходит: реакцию человека на подозрение в своей неспособности быть конечной причиной своих действий можно назвать рефлекторной.
Важно отметить, что человек не может не реагировать на оскорбление. Даже если он играет невротическую роль «покорного» и ему нужно бы покорно сносить оскорбления он не может не реагировать. Я уже отмечал где-то, что все невротические сценарии разваливаются одним и тем же способом, — самолюбие не выдерживает нагрузки уничижения и рефлекторная агрессия прорывается в сознание.
Своей реакцией на оскорбление человек пытается сказать, что страх никак не контролирует его действия, что он является конечной причиной своих действий и может, если захочет, действовать совершенно произвольным образом. Важно, опять же, отметить универсальность и рефлекторность данной реакции.
Реакция на оскорбление есть всегда, но не всегда она является в виде непосредственной агрессии, часто она принимает символическую форму. В этом случае оскорбленный демонстрирует обидчику символ своей априорной социальной исключительности, говоря тем самым: «Да, я подавлен страхом, но победить ты меня не сможешь никогда, потому что ты животное (недочеловек), а я особенный человек (избранный (Богом), инакий (не от мира сего), Бог)!» Как правило, в качестве символа априорной социальной исключительности выступает видимое отсутствие реакции на оскорбление. Родители, наставляя свое драгоценное чадо, так и говорят ему: «Не отвечай на хамство, будь выше!»
Проанализировав структуру и особенности человеческой субъективности можно предположить, что субъект является — центром мира и его конечной причиной, то есть – Богом. При этом очевидно, что не смотря на все «божественные» интенции человек не является Богом.

Часть вторая.

Формирование понятия «человек».

§1. Человек – есть конечная причина своих действий.
Понятие «человек» не тождественно понятию «субъект», но конгруэнтно ему: человек – тоже каким-то образом субъект.
Человек – это Бог, который не может поднять камень, созданный им самим.
Человек не знает, и не может знать, что есть Добро и что есть Зло («Добро» и «Зло» — понятия эсхатологические, корректное владение ими предполагает полное знание о мире, в том числе и знание мира в момент завершения всех процессов, происходящих в настоящем). Человек может предчувствовать границу между Добром и Злом, но сделать Добро, то есть – окончательно позитивный поступок, равно, как и Зло, он не может: Бог может, если кто и может, то это только Бог, а человек нет. Но вот, что примечательно:речь человека, а значит и его поведение, базируется именно на «эсхатологизмах» («всегда», «никогда», «было», «не было», «ни при каких условиях», «это правильно», «это не правильно», «это ерунда», «плохой(зло)», «хороший(добро)», «жизнь – это…», «смерть – это…», «человек – это…», «мужчина – это…», «ребенку надо то, ребенку надо се» и пр.), то есть — на предельных обобщениях, требующих постижения целостности мира в развитии. Это позволяет говорить о том, что человек говорит “аки Бог”; действует он, конечно, более сдержано.
Человек – не Бог! Человек – Бог, «связанный» Богом! Такое определение человека представляется наиболее корректным, несмотря на всю его метафизичность. Бог, он же – субъект, есть — конечная причина мира; человек имеет возможность играть роль «Бога», на этом надо сделать акцент, и иногда играет ее; но не держится за нее, так как понимает свою недостаточность. Но за что человек держится, за что готов даже умереть, так это за конечную причинность своих действий. Причем, наблюдается следующая закономерность: чем менее человек может быть конечной причиной своих действий, тем более он склонен позиционировать себя в качестве конечной причины мира; и наоборот: чем более человек может быть конечной причиной своих действий, тем с большей неохотой он занимает место «Бога».
Даже в «связанном» состоянии Бог остается Богом, то есть, не теряет своей конечной причинности. Человек является конечной причинной, но не конечной причиной мира; человек является конечной причиной своих действий с возможностью позиционирования себя в качестве конечной причины мира. Такую формулировку можно принять за неметафизическое определение понятия «человек».
Зачем Бог «связал» сам себя, когда он это сделал, чем и когда кончится эта странность — совершенно непонятно. Можно, конечно, искать ответы в Библии, но – это по желанию.
Психологию совершенно не интересует Бог сам по себе. Бог сам по себе — это совершенно абсурдная тема. Бог – это конечная причина мира, Он же – истина о мире, следовательно, в объективном мире, то есть в мире вне представления человека о нем, все каким-то образом правильно и единственно возможно. Зачем думать о том, что правильно и единственно возможно?! Нужно думать о том, что мешает человеку вписаться в этот прекрасный Божий мир. В страданиях человека очевидно виноват не Бог (объективный мир), а неверно сформированное человеком представление о нем. Закономерностями формирования человеком представления о себе и мире и должна заниматься психология.
Представление о человеке, как о конечной причине своих действий подтверждает простой анализ закономерности перехода состояния свободы в состояние зависимости и наоборот: Отсутствие у человека возможности быть конечной причиной своих действий, или вынужденность действий, переживается им как зависимость, присутствие у человека возможности быть конечной причиной своих действий переживается им как свобода.
Акцент следует сделать на том, что речь идет о необходимости присутствия у человека не только актуальной, но и потенциальной возможности быть конечной причиной своих действий. Для того, чтобы человек чувствовал себя свободным ему необходимо не только иметь возможность делать то, что ему хочется, но еще и иметь возможность делать то, что ему может захотеться, в этом смысле, при прочих равных условиях, возможность выспаться в тюрьме принципиально отличается от возможности выспаться на воле.
NB. Имеет смысл развести понятие «свобода» с понятием «конечная причинность». Производный характер состояния свободы от присутствия у человека возможности быть конечной причиной своих действий не позволяет говорить о том, что свобода соприродна человеку, так как, состояние свободы может быть, а может и не быть, тогда как человек есть всегда.
Фрустрация, вызванная отсутствием потенциальной возможности быть конечной причиной своих действий, еще раз подчеркивает, что человек живет в субъективном пространстве, то есть пространстве, которое он создал благодаря своему воображению. Реакция не воображаемая, а опасность воображаемая.
NB. Причина, если она настоящая причина, всегда конечная. Если у причины есть причина, то это – следствие. Когда я говорю, что человек является именно конечной причиной своих действий, а не просто – причиной, я акцентирую внимание на том, что поиск причины человеческого поведения вне самого человека бесперспективны: человек является именно конечной, или настоящей, причиной своих действий, — человек может изменить происходящее с ним, если захочет, конечно.
Человек обладает конечной причинностью, он является конечной причиной своих действий. Конечная причинность человека позволяет ему претендовать на место конечной причины мира. Данная возможность расширения человеком своей конечной причинности совершенно законна: конечная причина в мире может быть только одна.
Строго говоря, нельзя быть конечной причиной своих действий, не будучи при этом конечной причиной мира: любое действие предполагает законченное осмысление мира как некого целого. Из этого же следует, что если есть конечная причина своих действий, то должна быть и конечная причина мира, — если есть человек, то должен быть и Бог.
Другое дело, что пользуется человек расширением своей конечной причинности не законно, — у него нет возможности быть конечной причиной мира, так как он не обладает всей информацией о мире. Занимая место конечной причины мира человек, начинает играть роль в спектакле ни сюжет, ни автор, ни постановщик которого ему неизвестны.
Человек не является конечной причиной мира, он является конечной причиной своих действий, но при невозможности быть конечной причиной своих действий человек незаконно(!) занимает место конечной причины мира, используя возможность расширения своей конечной причинности в полной мере.
Переход к роли конечной причины мира является вынужденной(!) реакцией человека на ограничение возможности быть конечной причиной своих действий. Занимая место конечной причины мира, человек пытается создать возможность для реализации себя, в качестве конечной причины своих действий.
Для того, чтобы человек мог чувствовать себя конечной причиной своих действий окружающий мир должен быть соответствующим образом организован. Данной организацией занимается человек в роли конечной причины мира.
Незаконность претензии человека на роль конечной причины мира видна в избыточности и непосильности данной роли для него. Одно дело говорить истинами, другое дело действовать «аки Бог», действовать, конечно, намного затратнее. Характерно, что человек, принимая самостоятельное решение, всегда опирается на некую истину, исходящую от «высшей инстанции» или некого безусловного авторитета, и чем более масштабными являются данные решения, тем более это заметно; как говорят на Руси: «Вся власть от Бога!»
NB. Избыточность и непосильность претензии человека на роль конечной причины мира хорошо видны в момент совершения им преступления (необратимого действия, о котором нельзя рассказать всем).
В момент совершения человеком необратимого действия игра в конечную причину мира перестает быть игрой, — человек занимает место настоящей конечной причины мира, по крайней мере, так ему кажется. Характерно, что для человека с нормальной психикой необратимое действие неприемлемо: страшно даже его представление, не говоря уже о свершении.
Отсутствие возможности быть конечной причиной мира является человеку в качестве страха нарушения мирового порядка. В свою очередь, страх нарушения мирового порядка говорит о присутствии у человека интуитивного предчувствия этого самого мирового порядка. В противном случае, страха нарушения мирового порядка у человека не было бы и он вел бы себя произвольным образом, чего не наблюдается. Возможность относительно произвольного поведения появляется у человека только на определенной стадии развития психоза.
Человек заявляет права на роль конечной причины мира, при том, что сам понимает свою недостаточность для этой роли. Устранить данное противоречие призвано сверх-Я – структура созданная человеком, как раз, для того чтобы сделать свое вынужденное пребывание на месте конечной причины мира максимально защищенным от критики, исходящей из принципа реальности.

§2.Конечная причинность человека, как явление.
Строго говоря, любое явление человеческой природы — есть явление конечной причины своих действий.
О том, как болезненно человек реагирует даже на потенциальное ограничение возможности быть конечной причиной своих действий я говорил выше. Оскорбленное самолюбие и стремление к свободе и независимости наиболее доступные явления человека, как конечной причины своих действий.
Конечная причинность человека часто является на свет своеволием. Понятие «конечная причина своих действий» и понятие «своеволие», по сути, тождественные; понятие «конечная причина своих действий» только более строгое и в нем нет элемента противопоставления, который есть в понятии «своеволие».
Своеволие в чистом виде можно наблюдать у детей, еще не подавленных родительской властью. Сексуальность увидеть у такого ребенка крайне проблематично, а своеволие видно невооруженным глазом. Меня это всегда поражало: ходить еще не толком умеет, говорит еле-еле, а уже истерит, требует… стоит такой в памперсе и командует, — прелесть, да и только!
Своеволие – это именно интенция, а не навык, оно совершенно не нуждается в формировании. Простое наблюдение за ребенком показывает, что своеволие ребенка появляется перед наблюдателем вдруг, сразу все и в законченном виде. Причем, появляется оно гораздо раньше, чем какие-либо другие специфически человеческие интенции и навыки.
Можно, конечно, говорить, что манифестацией своеволия является кризис трех лет, но, по-моему, это неверно. В три года своеволие прорывается наружу у подавленного ребенка, если своеволие ребенка не давить, то его можно увидеть уже в его первом крике.
Конечную причинность своих действий в чистом виде можно увидеть в творческой потенции человека, в его попытке создания никогда без него не появившегося бы на свет.
Конечную причинность своих действий в чистом виде можно увидеть в человеческом самодурстве, то есть в акцентированном противопоставлении человека законам природы и здравого смысла.
Вся субъективность — есть, по сути, явление конечной причинности человека. Не будь человек конечной причиной своих действий он не мог бы создавать свой мир согласуясь только со своими желаниями.
Как я уже говорил выше, для того чтобы быть конечной причиной своих действий человек вынужден незаконно занимать место конечной причины мира. Помещение себя на место конечной причины мира возможно только потому, что человек является конечной причиной своих действий и как таковой может творить любой абсурд. Но, не все так просто. Надо сказать, что обладая конечной причинностью человек связан, пусть только интуитивно, с настоящей конечной причиной мира, а значит и с истиной об этом самом мире и с истиной о себе самом; разумеется, что этой связью человек крайне дорожит. Противоречивый характер своего пребывания на месте конечной причины мира человек если не осознает, то предчувствует, поэтому старается сделать его как можно более критичным.
Говоря о стремлении человека к критичному пребыванию на месте конечной причины мира необходимо ввести понятие дома. «Домом» для человека является попытка критичного, то есть – не отторгаемого принципом реальности, пребывания на месте конечной причины мира. В силу того, что данное пребывание, по определению, не может быть критичным, «дом» представляет собой сложно структурированный объект – многоуровневый оборонительный комплекс. («Врагом», атакующим представление человека о себе, как о конечной причине мира, является принцип реальности.) Одной из «полос обороны» является охраняемое человеком физическое пространство, происходящее в котором кажется ему предсказуемым и контролируемым. Данное пространство называют: «мой дом», «мой город», «моя страна» и т.п. Еще одним «домом» для человека может быть сфера его профессиональной и научной компетенции; если Вы позволите вторгнуться в данную сферу, то гарантированно столкнетесь с «хозяйской» агрессией. Одним из самых укрепленных «домов» является церковь: огромный референтный социум, состоящий, часто, из очень талантливых людей, позволяет человеку питать иллюзию, что он служит Богу, который почему-то должен за это выделять его среди остальных людей в качестве своего избранника, обеспечивая ему сытую, но главное – позитивно предсказуемую жизнь. Церковные люди наиболее безапелляционны в своих суждениях и поступках, среди них «мессий» больше всего. Ну, и наконец, самым надежным основанием для узурпации места конечной причины мира является убежденность человека в своей априорной социальной исключительности (избранности). От «избранности» до «божественности», как говориться, один шаг.
Мой психоаналитический и житейский опыт показывает абсолютную устойчивость к критике представления о своей априорной социальной исключительности. Казалось бы, возникшее на совершенно пустом месте убеждение в своей избранности должно развалиться даже под действием немудреной критики, но не тут-то было. Если место совсем уж пустое критика просто не допускается, в этом случае «избранный» как бы намекает: «Кто усомниться – убью!». Строго говоря, у человека и должен быть надежный метод незаконного занятия места конечной причины мира, так как, повторюсь, без данной возможности он не смог бы быть конечной причиной собственных действий. Другое дело, что незаконность присвоения человеком места конечной причины мира усугубляется незаконностью метода присвоения, получается «преступление» в квадрате, что, видимо, не сулит «преступнику» ничего хорошего.
Присвоение человеком себе статуса априорно исключительного социального существа является прекрасной иллюстрацией к теме «Явление конечной причинности своих действий». Только абсолютное своеволие может быть возможностью противопоставления человека всему остальному человечеству, в качестве некой априорной исключительности.
Легко обнаружить стремление человека расширить свой «дом» до границ мира. Мировое господство, как цель человека, на макроуровне совершенно очевидна. Л.Толстой ставит вопрос о причине, заставившей население Европы объединиться под знаменами Наполеона в походе на Россию. Как — вопрошает он в романе «Война и мир» — разные люди, не знающие, и не хотящие знать друг друга в мирной жизни, вдруг, бросают свои дела, свои семьи, привычки и пристрастия, и по собственной воле, стекаются в одну безликую массу для военного похода? Ответ, по-моему, очевиден: каждый человек хочет владеть миром, поэтому он и использует любую возможность для реализации своей цели. Армия, в частности, Наполеона представляла собой не безликую массу, — это было стремившееся к организации сообщество людей, каждый из которых хотел владеть миром. С течением времени форма завоевания человеком мира претерпевает изменение. На смену военной и конфессиональной интервенции приходит экономическая, идеологическая и спортивная экспансия; сама же тенденция остается без изменений. Возьмите, например, любого болельщика и спросите, чего он светится от счастья, когда его соотечественник выиграл чемпионат мира. Выиграл один, а сияет вся страна!? Ответ, по-моему, очевиден: произошло символическое завоевание мира. До следующего чемпионата вся страна является миру в качестве победителя, пусть даже только в перетягивании каната. Потребность во власти над миром настолько высока, что человек становится совершенно некритичным к своей, по сути, незаконной идентификации с победителем.
Собственная природа для человека бессознательна – узурпация человеком места конечной причины мира происходит совершенно естественно и незаметно для него.
Принцип реальности не позволяет человеку говорить о себе, как о конечной причине мира, хотя, фактически, говорит и действует, главным образом – говорит, он так, как будто именно он управляет происходящим с ним, а значит и в мире (если человек не управляет происходящим в мире, значит – он не управляет и происходящим с ним). Здесь, приходит в голову знаменитая беседа на Патриарших. Берлиоз – обычный человек, говорит «аки Бог»: уверен, что знает прошлое, претендует на способность управления будущим, пусть только своим, но все же будущим. Воланд – это персонаж романа, чьи претензии на роль конечной причины мира не так абсурдны, нежели претензии человека. На его фоне хорошо видна, как нелепость претензий Берлиоза, так и их естественность.
Надо сказать, что человек осознает свою недостаточность для места, которое он вынужден занимать. Как сказал один умный человек: «Хочешь рассмешить Бога расскажи ему о своих планах». Понятие судьбы в достаточной степени отражает амбивалентное отношение человека к своей способности управлять своим будущим: управлять то управляй, но чему быть, того не миновать.
При патологии психики критика принципа реальности зашумляется бредом. В этом состоянии человек гораздо легче переходит грань между избранностью и божественностью, что дает ему законное основание объявить себя Богом или посланцем Истины. Здесь, как раз, тот случай, когда исключение подтверждает правило: человек сознательно занимает место конечной причины мира, только будучи психически больным человеком. К слову сказать, даже в патологическом случае принцип реальности отступает не сразу и не до конца. Сам о себе человек решается говорить, как о «высшем» существе далеко не на первой стадии патологического процесса. Гораздо легче он говорит о божественности другого. Уже на невротической стадии человек охотно населяет мир: «богами», кумирами, «звездами», «культовыми» личностями, святыми и прочими не от мира сего сущностями. В отношении другого питать иллюзии легче, нежели в отношении самого себя.
Человек со скомпенсированной психикой может сделать вывод о своей конечной причинности, только опираясь на религиозные тексты, то есть, этот вывод может быть только привнесенным извне; из себя человек сделать такой вывод не может принципиально.
Увидеть в человеке конечную причину своих действий часто мешает его инфантильность. На первый взгляд, большинство людей стремится к подчинению и послушанию, но это только на первый взгляд. Если присмотреться, то можно легко обнаружить ошибку. Человек не стремится к подчинению и послушанию, он ищет «родителя», то есть того, кто сделал бы его навязчивый инфантильный образ жизнеспособным. Использование образа «ребенка», то есть того, кто еще не отвечает за себя, помогает человеку решить проблему вытеснения запретных, в первую очередь – инцестуальных, побуждений; в этом смысле, инфантильность – это способ сохранения человеком контроля за своими психическими процессами. Способ, надо сказать – довольно эффективный, если, конечно, удается найти адекватного «родителя», что бывает не часто. Если найти адекватного «родителя» не удается, то инфантильность быстро приобретает патологические черты.
Инфантильность – это психическая дисфункция: страдающий инфантильностью так же, как и «нормальный» человек, хочет управляемой и позитивно предсказуемой жизни, но используемый им способ реализации своей конечной причинности не всегда, но часто приводит к прямо противоположному результату. Страдающий инфантилизмом сходит с ума именно в силу неэффективности культивируемого им способа реализации своей конечной причинности. О том, что реализация конечной причинности опосредована способом реализации я скажу несколько слов ниже.
Конечная причинность субъекта является предустановленным выводом, который проводит его мышление. Можно сказать, что мышление стремится сделать бессознательную установку «Я – хозяин мира» сознательной, воплотив ее в нечто реальное, создавая тем самым возможность реализации конечной причинности своих действий. С помощью мышления человек преобразует неспособность реализации своей конечной причинности в способность реализации.
§3. Необходимый характер конечной причинности человека.
Конечная причинность человека носит необходимый характер. Данное утверждение напрямую следует из того, что конечная причинность человека есть его природа.
Для того чтобы быть конечной причиной своих действий, в образе конечной причины мира, человеку не нужны никакие дополнительные условия. Быть человеком уже означает быть конечной причиной своих действий и иметь априорную возможность играть роль конечной причины мира. Как, например, дерево деревянное, потому что оно дерево, а не потому, что оно горит или пилится, так и человек обладает конечной причинностью, потому что он человек, а не потому, что он император, гений или шизофреник.

§4. Двойственный характер природы человека.
Все люди одинаковые и разные одновременно, другой человек не является для человека только объектом: нарушение субъектности другого человек воспринимает непосредственно, а не опосредованно, как можно было бы ожидать.
Двойственный характер природы человека заложен в его субъектности: все люди разные, но субъект может быть только один.
Двойственному характеру природы человека посвящено творчество Достоевского. Во всех его произведениях присутствует, по сути, одна мысль: своеволие человека, которое он принимает за свою природу, оказывается ограничено рамками совести. Совесть, то есть - некая онтологическая интуиция, говорящая человеку, о его принадлежности к единой человеческой реальности, является необходимым предусловием своеволия. Игнорирование голоса совести приводит к тому, что своеволие человека принимает деструктивные формы и начинает разрушать его самого. Достоевский делает особый акцент на том, что преступлению, то есть совершению человеком бессовестного поступка, предшествует сумасшествие. Приближаясь к границе своей совести человек в здравом уме испытывает дискомфорт крайней степени.
Роман «Преступление и наказание» является прекрасной иллюстрацией тезиса о двойственной природе человека. Мир оказывается сложнее нежели может себе представить человек. Как бы убедительно ни выглядели аргументы, толкнувшие Раскольникова на убийство старушки-процентщицы, убивать ее было нельзя: помимо реализованного своеволия комфортное состояние человека определяется еще и возможностью открытой коммуникации с любым другим человеком. При отсутствии такой возможности, когда человек отторгается даже своим референтным социумом, ему уже не до своеволия, включенность в общество других людей оказывается важнее.
§5. Основное противоречие существования человека в мире.
Действие – это, в первую очередь, искомый результат. Невозможно быть конечной причиной своих действий в неподконтрольном мире, в мире, где искомый результат невозможен. Быть конечной причиной своих действий человек может только в предсказуемом и подконтрольном ему мире; в мире, в котором он может себя чувствовать конечной причиной мира. Но для мира человек не является его конечной причиной, мир существует по своим собственным законам и ему нет дела до того, что кто-то претендует на его конечную причинность. Более того, природа скорее отторгает человека, нежели принимает его, и человек неминуемо погиб бы в условиях дикой природы, если бы остался с ней один на один без каких-либо достижений цивилизации.
Положение человека в мире подобно положению короля, королевства которого нет и никогда не было. Данное противоречие представляется основным и исходно присутствующим противоречием существования человека в мире.
Основное противоречие не является фатальным для человека: он всегда может вообразить себе мир таким, чтобы быть его конечной причиной. Так, например, вообразив себе мир, управляемый Богами, или какими-либо иными “высшими” силами, человек получает возможность управлять и самим миром. Достаточно допустить, что дождем управляет Бог дождя, как сразу появляется возможность влиять и на сам дождь путем принесения соответствующих молитв и жертв.
Если кто-то увидит тезис “управлять Богом” парадоксальным, то я охотно соглашусь с данным замечанием, добавив при этом, что для представления человека о мире это весьма характерный парадокс.
Воображение человека не связано возможностью реализации своих построений в объективной реальности. Вообразить человек может все что угодно, даже принципиально нереализуемое, — поэтому человек всегда имеет потенциальную возможность реализоваться в качестве конечной причины мира в своем воображении. Однако, наличие такого универсального механизма реализации не снимает основного противоречия существования человека в мире: для того, чтобы быть конечной причиной своих действий человеку необходимо быть конечной причиной именно объективного мира, то есть, мира, существующего независимо от субъективных представлений о нем.
Решая основное противоречие своего существования в мире с помощью воображения человек попадает в зависимость от логики существования в объективной реальности своего представления о мире. Если воображаемый мир не совпадает с объективной реальностью и не корректируется ею, то человек испытывает большие проблемы с реализацией своей конечной причинности. Такая ситуация возможна, когда искомое (фиксированное) человеком представление о себе и мире является для него средством стабилизации собственной психики. В этом случае основное противоречие существования человека в мире как бы удваивается. Мир отторгает претензии человека на место его хозяина даже, когда человек готов изучать мир и следовать законам его существования, когда же человек навязывает миру свое представление о нем отторжение возрастает кратно. Искомое (фиксированное) человеком представление о себе и мире можно назвать бредом.
§6. Реализация человеком своей конечной причинности в мире. Энтропия — реализация человеком расширения в своей конечной причинности.
Бытие человека и реализация человеком своей конечной причинности в мире — есть, по сути, плодотворная онтологическая тавтология.
Если бы не было основного противоречия существования человека в мире, то не было бы: ни потребности в реализации, ни самой реализации человеком своей конечной причинности в мире.
Реализации человеком своей конечной причинности имеет вынужденный характер, являясь реакцией человека на столкновение с невозможностью действовать в мире так, как ему бы хотелось.
Конечной целью реализации человеком своей конечной причинности является ощущение себя хозяином происходящего в своем мире.
Проблема в том, что понятие «свой мир» неизбежно расширяется до понятия «мир»: «мир» понятие абсолютное, любое его ограничение заведомо неверно. Нельзя стать хозяином только своего дома или только своей страны: дом находится на улице, улица в городе, город в стране, страна на материке, материк на земле, земля в космосе, космос во всем мире. То, что происходит в космосе влияет на все, что происходит на земле, а значит и в конкретном доме: нельзя стать хозяином дома не будучи хозяином всего мира.
Реализация человеком своей конечной причинности в мире – это бесконечный процесс, вызванный невозможностью полноценной реализации человеком своей конечной причинности в мире. Реализация человеком своей конечной причинности – это попытка человека «развязаться», преодолеть свое «связанное» состояние. «Развязаться» человеку невозможно, потому что связывал сам Бог, но и смириться со своим «связанным» состоянием человек тоже не хочет, он хоть и «связанный», но тоже Бог. Бесконечность процесса «реализации…» рождается, как раз, из неразрешимости, а следовательно – перманентности, данного противоречия.
Реализация человеком своей конечной причинности имеет необходимый характер. Необходимость «реализации…» обуславливается, опять же, невозможностью смирения Бога со своим «связанным» состоянием. Сталкиваясь с непредсказуемостью и неуправляемостью мира человек с необходимостью, будет стремится к преодолению данных препятствий.
Реализация человеком своей конечной причинности в мире – это поиск человеком возможности удовлетворения своих желаний. Проблема, делающая «реализацию…» перманентным процессом, в искушении быть «аки Бог», то есть мечта о таком мире, в котором желания удовлетворялись бы сами собой в момент их возникновения.
Если бы в конечной причинности человека не было расширения до конечной причины мира, то никаких особых проблем с реализацией конечной причинности у него тоже не было бы; правда, в этом случае, человек не был бы и конечной причинной своих действий. Без конечной причинности человек выглядел бы как животное: тупо и неотступно двигался бы по определенному алгоритму.
Основное противоречие существования человека в мире является человеку в качестве проблемы реализации им своей конечной причинности: человек не всегда может реализоваться в качестве конечной причины своих действий. Проблема в наличии расширения конечной причинности человека: для реализации своей конечной причинности человек должен иметь не просто возможность делать то, что хочется, он должен иметь актуальную(!) возможность делать то, что ему может захотеться. Фактически это означает, что для полноценной реализации себя как конечной причины своих действий человек должен быть конечной причиной мира. И такая возможность, правда, не совсем законная, у него есть.
Человек получает возможность реализоваться в качестве конечной причины своих действий только незаконно заняв место конечной причины мира. Только узурпировав место Бога человек получает возможность планировать свою жизнь, то есть — быть именно конечной причиной своих действий. Реализация человеком своей конечной причинности – есть, по сути, процесс преодоления им основного противоречия своего существования в мире.
Реализация человеком своей конечной причинности предполагает превращение им окружающей действительности в нечто для себя абсолютно управляемое и позитивно предсказуемое, где под “позитивно предсказуемым” понимается такой мир, в котором наличные способы реализации человеком своей конечной причинности остаются эффективными сами по себе.
Представляется возможным говорить о существовании бессознательного требования человека к миру, — некого критерия, по которому он преобразует окружающую действительность. Данным требованием является — обеспечение миром возможности для бытия человека в этом мире в качестве конечной причины своих действий: мир должен быть специально приспособлен для того, чтобы человек мог чувствовать себя конечной причиной своих действий, иметь в мире устойчивую возможность для реализации собственных желаний, такой мир субъект воспринимает как “нормальный”.
“Нормальный” мир — это мир специально приспособленный для удовлетворения желаний человека, встречаясь с субъектом он как бы говорит “чего изволите мой хозяин”. Соответственно, мир в котором человек не чувствует себя хозяином является “ненормальным” и подлежит переделке в “нормальный”. Существование в “нормальном” мире человек считает естественным; соответственно, “ненормальный” мир является для человека чуждым и попасть в такой мир он не жаждет. Примером “нормального” мира может служить некий “дом будущего”, где все приспособлено для удовлетворения всяческих желаний хозяина, в качестве чуждого мира на ум почему-то приходит сибирская тайга. Характерно, что те, для кого тайга является более предпочтительной в плане “реализации…” нежели большой город, а такие люди, безусловно, есть, предпочитают жить именно в тайге.
Говоря о реализации человеком своей конечной причинности именно как о превращении действительности, я акцентирую внимание на том, что в “реализации…” известную долю занимает воображение человека; без участия воображения «реализация…» не состоялась бы. Человек никогда не мог бы почувствовать себя комфортно в мире, если бы воображение не дорисовало ему все недостающие для этого элементы. Речь, в данном случае, идет не только о заселении мира богами, хотя это очень важный элемент “реализации…”, воображение, как основа способности человека к интерпретации происходящего с ним является механизмом, позволяющим ему удерживать ситуацию в нужном для себя контексте.
Реализовать свою конечную причинность в полном объеме человек не имеет возможности. Полноценная реализация была бы возможна если бы человек мог встать на место Бога. Некое подобие «реализации…» происходит в акте своеволия – в попытке человека быть «аки Бог». К актам своеволия безусловно можно отнести и «творческий» акт, и акт «героизма», и так называемую «волю к власти», под которой в данном случае я понимаю акцентированное стремление человека ощущать себя хозяином окружающего мира, и отношения с Богом, и преступление запретов, и возможно что-то еще. У каждого человека имеется в наличии весь «набор» для реализации своей конечной причинности, при необходимости он может задействовать его весь. Немалую долю в «реализации…» занимает воображение, об этом я упоминал выше, поэтому человек достаточно легко может стать и «художником», и «героем», и «служителем Бога». К слову сказать, секс является прекрасной возможностью для «реализации…»: здесь тебе и «воля к власти» и преступление запретов, и даже творчество при желании можно накрутить, было бы желание.
Основное противоречие существования человека в мире порождает, как потребность в реализации человеком своей конечной причинности, так и две основные проблемы данной реализации. Потребность в реализации, как в капле, сконцентрирована во фразе — «Ну, ты же умный – придумай что-нибудь». Для иллюстрации подойдет, уже использованное ранее, уподобление человека королю, королевства которого нет и никогда не было. Королю надо и есть и пить, и многое чего еще, но у него кроме разума и воли нет никаких инструментов для реализации своих желаний; соответственно, ему необходимо самому все время что-то придумывать, самому как-то выкручиваться, причем, именно самому. Главная проблема в том, что он все время помнит, что он король, доказать он этого не может, но знает точно: а королю негоже самому трудиться в поте лица, страдать от голода, холода и всяческих унижений, а унижений достаточно – кругом ведь сплошные короли. Хлеб свой насущный человек, конечно, добывает, потому что добыть то его можно, природа не против, но все время ноет и жалуется. Жалуется на то, что мир ужасен, что ему не гоже, что он рожден для жизни иной, и мечтает, мечтает, мечтает. Конечно нытье и мечтание не способствует напряженному труду, так как изматывает психику, но косвенным образом способствует прогрессу цивилизации, как говорится: «Лень – двигатель прогресса». Стиральная машина появилась на свет именно в следствии «королевского» желания человека облегчить себе жизнь; но, что характерно, уже через две недели использования человеку лень белье в стиралку положить, а через три снова начинается бесконечное нытье о собственной участи и жалобы на несовершенство мира. А все почему? Потому что королю негоже работать, его желания должны исполняться сами собой.
Конечная причинность человека требует реализации, конечная причинность Бога реализации не требует, она реализуется сама по себе. Человек подчиняется закону, по которому мир существует, а Бог несет закон миру, по которому он будет существовать. Но человек каким-то образом тоже Бог! Из этого потенциального расширения в человеческой природе рождается вторая проблема реализации конечной причинности человека: к сожалению для себя, человек — есть не конечная причина мира, а только конечная причина своих действий. Именно из этого «сожаления» рождается вторая проблема «реализации…», данная проблема корректно описывается понятием «энтропия».
Первая проблема «реализации…» чисто техническая, — человеку нужно приложить разумное усилие для удовлетворения собственных желаний. Объективная реальность не против их удовлетворения, — нужно просто приложить разумное усилие; и если бы не «сожаление» по поводу того, что Богу все это достается без всяких усилий, то первая проблема решалась бы сравнительно легко. Главное отличие первой проблемы от второй в том, что первая проблема решаема.
Возможность расширения в конечной причинности человека является для него вечным соблазном. Мысль «Если бы мир был другой, то у меня не было бы проблем» первая, которая приходит человеку в голову при столкновении с собственной слабостью и ничтожностью. Сетуя на неправильное устройство мира, человек знает как мир должен быть устроен. В этот момент он, по сути, занимает место конечной причины мира, но не законно: редко кто осознает, что мыслит эгоистично.
То, что называют энтропией — есть не что иное как реализация человеком расширения в своей конечной причинности. Человеку, особенно, если он не хлебнул «лиха», всегда кажется, что он достоин большего. (Я уже где-то говорил, что наблюдаемые реакции человека не оставляют сомнения в том, что у него заключен с Богом договор, по которому ему обещана счастливая и беспроблемная жизнь, и что только при этих условиях он соизволил родиться.) Энтропию можно назвать естественным, или бессознательным, протестом человека против необходимости прилагать усилия для реализации своих желаний. Данный протест хорошо виден в мышлении: если человек не корректирует свое мышление в соответствии с принципом реальности, то ответственными за все его беды с необходимостью оказываются окружающие его люди и несовершенство мира, а в конечном итоге — Бог, который ему оказывается что-то должен.
NB. Здесь, конечно, надо разъяснить понятие «бесконтрольное мышление». Для реализации целей стоящих перед данной работой достаточно будет указать на тот простой и очевидный факт, что есть мышление критическое, а есть некритическое. Когда мы говорим, с возмущением конечно: «Ну, ты в разуме?!», или «Ну, ты голову то включи!», или «Хватит чушь то молоть!», или «Остапа понесло!», — мы, как раз, призываем визави взять под контроль свой спонтанный (некритический) мыслительный поток.
Когда спонтанный мыслительный приобретает устойчивый характер он становится бредом.
Внутренняя логика спонтанного мышления – это, как раз, и есть энтропия.
Человек — Бог в «связанном» состоянии, то есть – Бог, принципиально не имеющий возможности получить полную информацию о мире, — Бог, принципиально не имеющий возможности сделать Добро, то есть — абсолютно правильное действие. Парадокс состоит в следующем: если человек понимает, что он не может претендовать на место Бога, то он более Бог, нежели в том случае, если он не понимает этого и лезет управлять миром. Если человек осознает свою конечность, то он более бесконечен, нежели в том случае, когда он позиционирует себя в качестве некого бесконечного существа: в этом случае он выглядит полным идиотом. Энтропия – это, как раз, человеческая глупость. Всякая глупость является реализацией неких эксклюзивных отношений с Богом.
Энтропия – это не интенция: она не соприродна субъекту, а значит и человеку. Энтропия – это, скорее, антиинтенция: если субъект соприроден некой истине о мире, то энтропия – это действие, производимое на человека ложной, но очень заманчивой для него картиной мира. Энтропия требует от человека отказа от истины взамен суля ему блаженство. Разумеется, все эти посулы всегда заканчиваются для человека проблемами, и дальнейшими судорожными попытками обрести истину о мире. Именно потому, что следование за голосом энтропии противоречит субъектности человека, энтропия является антиинтенцией.
Расширение в своей конечной причинности человек ощущает как соблазн принять свое представление о мире за мир как таковой. Энтропия исподволь программирует человеческое мышление идеей несовершенства мира, с вытекающей отсюда необходимостью его переделки согласно представлению человека о том, каким он должен быть.
Энтропия является наблюдателю как тенденция к понижению человеком своих энергозатрат для осуществления своей жизнедеятельности. Если присмотреться к данному явлению то, без труда, можно увидеть за всем этим идею сверхценности человека для мира: мир должен удовлетворять желания человека в момент их возникновения. Акцент надо сделать на том, что в понятие «мир», в данном случае, входит не только природа, но и окружающий социум: человек предстает неким сверхценным объектом для другого человека, при том, что тот для него нет.
Расширение в конечной причинности человека шепчет ему в подкорку: «Ты – Бог. Ты — Бог. Ты – Бог». «Ты – Бог» — это и есть, по сути, концентрированный текст энтропии. Но есть нюанс – этот текст всегда проходит через фильтр принципа реальности и в зависимости от плотности данного «фильтра», плотности принципа реальности, человек слышит, в порядке уменьшения плотности: «Ты – особенный! Ты – исключительный! Ты – избранный! Ты – инакий! Ты – Бог!». Человеку гораздо сложнее настроить свой принцип реальности, когда о своей исключительности он слышит еще и от других людей. А когда этот текст исходит еще и от матери, дело становится совсем никудышным: в материнском «Ты – особенный (исключительный, избранный, инакий, Бог) есть скрытая угроза: «Мой ребенок может быть только особенным (…Богом).
Проблема энтропии для человека не в ее наличии, она есть всегда, а в стремлении ее реализовать: любая реализация энтропии заведомо некритична. Если энтропия реализуется человеком сознательно, то его психика совсем больна. Расширение конечной причинности человека – это лишь потенциал для энтропии, он не всегда прирастает стремлением человека к его реализации. Реализация энтропии является следствием желания человека быть в особых отношениях с Богом, быть априорно исключительным социальным объектом. Характерно, что убеждение человека в своей априорной социальной исключительности имеет для него чувственное, а не интеллектуальное основание. Представляется корректным назвать данное убеждение верой: человек верит в свою априорную социальную исключительность.
NB. Если бы человек говорил о себе, как об априорно исключительном социальном существе, основываясь на анализе объективных фактов, то можно было бы говорить о заведомой ничтожности такого анализа, потому что объективных доказательств априорного превосходства одного человека над другим не может быть принципиально. А если он говорит о своем априорном превосходстве над другими, как о некой непосредственной чувственной данности, то в этом случае у данного утверждения может быть основание: что-то же он чувствует, когда говорит о своей априорной исключительности. Другое дело, что вывод о своей априорной социальной исключительности, который человек делает отталкиваясь от некой чувственной данности, заведомо нелегитимен. Наличие божественного расширения в себе, не говорит об отсутствии такого же «божественного» расширения в другом.
Основанием для утверждения человеком своего априорно исключительного места в окружающем его природном и социальном ландшафте является непосредственное ощущение им расширения в своей конечной причинности. Свою субъектность человек ощущает непосредственно, а божественность мира и субъектность другого ему надо все время моделировать, если ему, конечно, хочется получить адекватное представление о мире, что бывает далеко не всегда. Красоту окружающей природы легче всего пережить на контрасте, эфективным катализатором ощущения субъектности другого являются муки совести.
Самосознание любого человека основано на своей субъектности; каждый человек является в мир Богом. Возьмите, например, наше обычное «Здравствуйте!»: совершенно очевидно, что пожелание здоровья, или доброй ночи, другому человеку является мистическим актом программирования будущего. Даже если «Здравствуйте!» является проекцией на другого пожелания самому себе, все равно — это заклинание пространства. Почему он, собственно, должен здравствовать, может ему лучше поболеть или вообще пришло его время покинуть этот мир, а мы: «Здравствуйте!». Интересно, что наше «Здравствуйте!» безусловное: мы никогда не говорим: «Не курите и здравствуйте!». Характерно также, что другой ожидает от нас это мистическое действо и даже требует его совершения, особенно в критической для себя ситуации. Это говорит о признании другим наличия у нас соответствующей возможности. Другое дело, как человек относится ко всему этому: одни программируют будущее и заклинают пространство с некоторым скепсисом, предчувствуя уязвимость своих представлений о «добре» и «зле», другие творят «добро», или «зло», с энтузиазмом и вдохновением; как говориться: «Заставь дурака Богу молиться, так он себе весь лоб расшибет». Энтропия, как тенденция, присуща каждому человеку, но не каждый человек сходит с ума по своей божественности.

§7. Необходимый характер реализации человеком своей конечной причинности — объективная основа психоаналитических исследований.
Необходимость реализации человеком своей конечной причинности может быть принята за основу психоаналитических построений именно потому, что данная реализация произойдет с необходимостью — несмотря ни на что.
Психологи могут опереться в своих теоретических построениях на необходимость «реализации…» так же, как, например, физики в своих рассуждениях опираются на устойчивость свойств объекта их исследования.
Наукой физика является именно потому, что объект ее исследования не может по своему усмотрению менять свои свойства. Нет возможности у металла по своему усмотрению стать мягким, он имеет определенную плотность с необходимостью, также с необходимостью метал станет жидким при нагреве его до температуры плавления. Данные необходимости как раз и позволяют физике быть объективной наукой.
Опираясь на необходимый характер реализации человеком своей конечной причинности, можно утверждать с уверенностью, что, пережив столкновение с неуправляемостью и непредсказуемостью окружающего мира, человек с необходимостью будет восстанавливать свое состояние «хозяина» окружающего мира, то есть — возвращать своему миру предсказуемость и управляемость. Так же с уверенностью можно утверждать, что человек найдет данный способ с необходимостью; в крайнем случае, воображение ему поможет.
Реализация своей конечной причинности является, по сути, единственной реакцией человека, которая не имеет альтернативы. Заранее мы не можем предугадать реакцию человека на возникающие физиологические потребности. Варианты могут быть прямо противоположные. Человек может реагировать на голод поиском пищи, а может и голодать вопреки обилию пищи и т.п., но на угнетение своей конечной причинности все люди реагируют одинаково и однозначно; особенно если угнетение однозначное и неинтерпретируемое, как, например – унижение или оскорбление. Нет ни одного человека, который бы стремился пережить оскорбление, или не реагировал на оскорбление агрессией. К слову, если оскорбление не вызывает у человека агрессию, значит — это не оскорбление для него. О том, что оскорбление недвусмысленно указывает человеку на его неспособности быть конечной причиной своих действий я говорил выше.
§8. Наличие у человека адекватного способа реализации своей конечной причинности — необходимое условие данной реализации.
Реализация человеком своей конечной причинности – это реактивное образование. Являясь попыткой компенсации пережитой фрустрации, она направлена на создание возможности контроля за источником фрустрации. Получив возможность контроля над источником фрустрации человек восстанавливает состояние своей конечной причинности.
Цель реализации человеком своей конечной причинности можно разделить на внутреннюю и внешнюю, где “внутренней” целью является — достижение человеком своего естественного состояния (конечной причинности своих действий), а “внешней” целью — создание возможности контроля над источником фрустрации (состояние конечной причины мира). Таким образом, достижение человеком внешней цели является средством достижения внутренней (истинной) цели реализации.
Так, например, если кто-то вогнал человека в страх (страх – это реакция человека на ситуацию, в которой он теряет возможность быть конечной причиной своих действий), то его душевный покой будет восстановлен, когда он найдет способ эффективного контроля над потенциальным источником подавления своей конечной причинности. Здесь “душевный покой человека” выступает в качестве внутренней цели его деятельности, а способ контроля в качестве внешней цели его деятельности, которая, соответственно, является средством достижения внутренней. Проблема же состоит в том, что способа эффективного контроля над потенциальным источником подавления своей конечной причинности у человека может и не быть. Проблема становится более понятной, если учесть, что конечным, а значит – главным, источником подавления своей конечной причинности человеку мерещится Бог. Эффективно противостоять подавляющему Богу не то чтобы совсем невозможно, но весьма непросто.
Данное разъяснение призвано сделать очевидным следующий базовый тезис: реализация человеком своей конечной причинности опосредована наличием способа данной реализации, которого, на момент реализации, может и не быть.
Противоречие между необходимым характером реализации человеком своей конечной причинности и отсутствием предзаданных адекватных способов реализации является одной из основных причин психопатологии, где под “психопатологией” я, соответственно, понимаю использование человеком неадекватных способов контроля над источником подавления своей конечной причинности.
Неадекватность способа контроля состоит, собственно, в том, что в результате его применения никакого контроля не происходит — человек не возвращает себе возможность реализации своей конечной причинности. Вместо состояния реализованной причинности человек получает прямо противоположное — состояние угнетенной причинности; пытаясь выбраться из некой патогенной ситуации человек все больше погружается в нее. Так, например, очевидно, что агрессивность, демонстративность и лживость психопата направлены на занятие в социуме априорно исключительной позиции, дающей возможность произвольного поведения, однако, в результате своих действий он вызывает на себя агрессию социума, которая подавляет его как конечную причину собственных действий.
Необходимость реализации человеком своей конечной причинности при отсутствии предзаданного адекватного способа реализации — есть, по сути, явление основного противоречия существования человека в мире. Являясь конечной причиной своих действий, но не являясь конечной причиной мира человек не имеет предзаданных ему способов адекватной реализации своей основной интенции.
Именно отсутствие у человека предзаданных адекватных способов реализации своей конечной причинности порождает вековечный вопрос «Что делать?». По сути, это не вопрос, а тупик, вызванный невозможностью адекватной формулировки проблемы. За вопросом «Что делать?» всегда стоит запрос на адекватное понимание происходящего, то есть – понимание, дающее человеку возможность реализации своей конечной причинности.
Способ реализации – это, в первую очередь, правильно сформулированная проблема. Правильная формулировка дает возможность создания эффективного механизма решения проблемы. Без правильно сформулированной проблемы эффективный механизм ее решения создан быть не может.
Часто, сама правильная формулировка проблемы является способом ее решения; психоаналитики и психотерапевты знают об этом как никто. Достаточно достать проблему из подсознания и корректно ее сформулировать, чтобы заявленные симптомы начали «на глазах» терять свою актуальность. Тот же самый вывод можно получить от обратного: неверная формулировка проблемы не только усугубляет ее саму, но и ведет к появлению артефактов данной проблемы, психотические симптомы в их числе.
Если бы не расширение в конечной причинности человека, то проблема отсутствия предзаданного способа реализации конечной причинности была бы только «технической», и постепенно решалась бы человеком, хоть и с трудом, но решалась бы. Если бы человек не требовал от науки тотального контроля над природой, в том числе и собственной-человеческой, то можно было бы рапортовать об относительном прогрессе человечества в решении проблемы реализации своей конечной причинности. Действительно, кажется, что сейчас человек гораздо более эффективен нежели, скажем, триста лет назад. Но проблема в том, что для реализации своей конечной причинности человеку надо контролировать именно потенциальный источник фрустрации, контроля за актуальным источником фрустрации нам недостаточно. А потенциальный источник фрустрации – это Бог! Именно Бога человек видит причиной своего униженного и беспомощного состояния, поэтому адекватный способ реализации человеком своей конечной причинности так или иначе связан с контролем над конечной причиной мира, и человек может, если не создать, то, по крайней мере, претендовать на создание такого способа реализации. Расширение в своей конечной причинности позволяют человеку тешить себя иллюзией возможности контроля над Богом.
NB. Самой очевидной структурой напрямую «контролирующей» Бога является церковь; не религия, а именно церковь. Религия – это переживание нравственности (онтологического единства всех людей), а церковь – это институт, «знающий» как добиться от Бога изменения им же созданного мира в угоду представления человека о том, как было бы хорошо. Вера в науку и человеческий разум – это, по сути, такая же тщетная попытка человека занять место конечной причины мира, как и его участие в литургии и крестном ходе. С той только разницей, что церковный обряд пытается манипулировать Богом «здесь и сейчас», а всевластие ученого над миром удел хоть и недалекого, но все же будущего. Большинство людей верят конечно же в науку, — приятно чувствовать себя хоть и потенциальной, но все же конечной причиной мира, — но если насущная проблема выходит из под контроля, — идут в церковь. Человеку, по сути, все равно в кого или во что верить: можно верить в потенциальную возможность науки управлять миром и смотреть на ученого как на потенциального Бога, можно верить в возможности церкви договориться с Богом и смотреть на священника, как на Божьего представителя; можно, для верности, задействовать оба канала одновременно, — главное, иметь возможность, пусть только потенциальную, манипулировать Богом, а если тот подставится, то и убить его. Ну если не его самого, то хоть его представителя. А потому что нечего человека мучить бессилием!
Проблема отсутствия у человека способа реализации своей конечной причинности при необходимом характере самой реализации отчетливей всего видна, когда объектом реализации выступает другой человек. Ни природа, ни «Бог» не пытаются овладеть человеком даже тогда, когда тот пытается овладеть ими, а вот человек крайне болезненно воспринимает посягательство другого на свою свободу (на этой теме я подробно останавливаюсь в работе «Атрибуты субъективности»). Когда реализация не может состояться с необходимостью и с необходимостью же должна состояться, а овладение человека человеком – это именно такой случай, проблема отсутствия у человека предзаданного адекватного способа реализации видна особо отчетливо.
Я уже говорил выше, что парадокс необходимой, но невозможной реализации человеком своей конечной причинности разрешается в его воображении. Нехватку средств для адекватной реализации своей конечной причинности человек всегда компенсирует своим воображением: чем меньше человек способен к адекватной (объективной) реализации, тем больше в его реализации участвует воображение. Чем более неадекватна реализация человека, тем в более бредовые формы отливается его воображаемая реализация. Реализация человека по отношению к другому человеку наиболее бредовая: создание образа предсказуемого и управляемого «Бога» не требует от человека столько бреда сколько его требует овладение собственной матерью.
Реализация человека по отношению к другому человеку может состояться только в момент осознания им невозможности такой реализации, по той простой причине, что в лице другого человека он видит такого же субъекта, которым является сам. Только в момент добровольного отказа человека от использования (эксплуатации) другого человека для реализации собственной конечной причинности происходит эта самая реализация. Реализацию в данном случае обеспечивает сопряженность человека с истиной о другом человеке, а значит, и о себе самом. Действуя по истине, человек действует «аки Бог».


[1] Представляется верным, что оскорбление есть, по сути, прямой текст говорящий об игнорировании одного субъекта другим как причины. Характерно, что оскорбление есть действие с минимальным разрушительным воздействием, но максимально мотивирующее оскорбленного субъекта на ответные действия. То есть нет более сильного и однозначного мотива чем оскорбление.