Закономерности формирования и функционирования «Я» человека.

Содержание:
— В качестве вступления
— Понятие «Я» человека
— «Я», как явление
— «Я» в вербальном тексте символов
— «Я» в тексте невербальных символов
— Основные противоречия, которые человек вынужден преодолевать в процессе формирования своего «Я»
— Структура «Я» человека
— Истинное «Я» человека
— Идеальное «Я» человека
— Простой режим освоение человеком своего идеального «Я» формирование человеком тела собственной могущности
— «Сверх – Я»
— Предпосылки появления у человека идеала «Я»
— Идеал «Я»
— Логика появления и формирования идеала «Я»
— Образование «Не-Я»
— Основа психической динамики между человеком и его «не-Я». Формирование у человека представления о существовании личности его «тени».
— Борьба с отцом за обладание матерью – очередной этап восстановления человеком состояния утробного единства с матерью.
— Появление в структуре идеала «Я» образа победителя.
— Доопределение сверх -Я фигурой «побежденного» родителя.
Возможность начала человеком игры в «послушного родительской воле».
— Стабилизация человеком своей психики после водружения им фигуры «побежденного» родителя на место своего сверх-Я:
Помещение ребенком в структуру своего идеала «Я» представления о своей априорной социальной исключительности – действие, призванное стабилизировать психику после доопределения им сверх-Я фигурой «побежденного» родителя.
Замещение в структуре идеала «Я» образа победителя на образ «исключительного».
— Изменение структуры психодинамических отношений между человеком и его «не-Я».
— Усложнение структуры идеала «Я».
— Латентный период в развитии кэдэл. Окончание латентного периода в развитии кэдэл.
— Появление у идеала “Я” функции вытеснения инцестуальных побуждений.
— Проблемы вытеснения инцестуальных побуждений. Появление у представления о своей априорной социальной исключительности функции вытеснения запретных побуждений.
— Проблемы вытеснения инцестуальных побуждений. Появление вспомогательного идеала Я.
— Проблемы вытеснения инцестуальных побуждений. Создание человеком безопасных каналов реализации либидо. Появление в психике безопасного сексуального объекта. Мастурбация — как способ избавления от опасного либидо.
— Проблема вытеснения инцестуальных побуждений:
Реализации инцестуальных побуждений исподволь остается основной целью при создании человеком безопасного канала реализации либидо.
Негативные следствия «превращения» безопасного сексуального объекта в инцестуальный.
— Переход человека из родительского «аквариума» в среду доминантного противостояния. Три режима реализации человеком своей конечной причинности.
Три режима реализации человеком своей конечной причинности.
— Столкновение со средой доминантного противостояния для человека находящегося в псевдосимволическом режиме реализации происходит крайне травматично.
— Актуализация потенциальных психических проблем, связанная с перегрузкой, испытываемой «инфантильным идеалом» при столкновении со средой доминантного противостояния.
Столкновение человека со средой доминантного противостояния актуализирует в нем переживание собственной ничтожности перед могуществом своего сверх-Я
— Столкновение человека со средой доминантного противостояния приводит к разбалансировке его кэдэл.
— Представление о структуре психической патологии, лечение которой входит в компетенцию психоанализа.

В качестве вступления.
Данная работа продолжает тему природы человека, начатую в работах: «Определяющее влияние собственного онтологического присутствия на характер деятельности субъекта», «Субъект, как объект психологического исследования», «Атрибуты субъективности».
Разговор о закономерностях формирования и функционирования «Я» человека, является, по сути, разговором о психике человека; так как, психика, по моему разумению, есть, как раз, процесс формирования и функционирования «Я» человека.
Понятие «человек» достаточно полно раскрыто мною в работе «Субъект, как объект психологического исследования»
Понятие «Я» человека.
«Я» — это искомое представление человека о себе. Данное представление формируется человеком из потенциального «Я», которым можно назвать материал, являющийся человеку возможностью для формирования искомого представления о себе.
Потенциальное «Я» человека включает в себя, в том числе, и материал непригодный для образования человеком своего «Я», такой материал отторгается человеком; в отторгнутом состоянии он образует пространство «не-Я» человека.
«Я» человека обладает устойчивостью, которая обеспечивается перманентным усилием человек. Человек вынужден перманентно воспроизводить искомое представление о себе
«Я» человека — это вынужденная форма бытия человека в мире.
«Я» — является возможностью реализации человеком своей конечной причинности в мире в условиях основного противоречия своего существования в нем.
«Не-Я» является человеку разрушительной возможностью реализации, что определяет амбивалентное отношение человека со своим «не-Я»: как возможность реализации «не-Я» притягивает человека, а как возможность гибели — отталкивает.
«Я» — представление человека о себе, являющееся, на момент формирования, для него единственно возможной формой реализации своей конечной причинности в представленном им мире.
Между человеком и его «Я» всегда есть зазор. Этот зазор может изменяться в зависимости от потребности реализации человеком своей конечной причинности. Чем больше проблем с реализацией, тем зазор меньше; чем больше у человека проблем с реализацией, тем более он склонен идентифицировать себя со своим представлением о себе, тем ближе к сознанию данное представление.
Представление человека о себе всегда находится в его подсознании. Чем больше у человека проблем с реализацией конечной причинности, тем ближе к сознанию он удерживает представление о себе.
«Я» человека – это перманентный процесс.
«Я» человека – есть создание человеком возможности жизни в «материнском» мире, то есть в мире, помогающем человеку чувствовать себя его хозяином.
Формирование человеком своего «Я» определяется проблемами непосредственной реализации им своей конечной причинности.
Через свое «Я» человек утверждает себя хозяином в мире.
«Я» можно представить в виде набора программ реализации человеком своей конечной причинности в ситуациях, которые подавляют его, как конечную причину мира. Субъектность человека не может существовать вне его «Я».
«Я» человека — перманентно разрушающаяся конструкция, что обусловлено основным противоречием существования человека в мире. Мир перманентно поглощает человека, не дает ему права на существование в том качестве, на которое он рассчитывает. Искомое представление о себе человек вынужден поддерживать таким же перманентным усилием.
Отношение человека к своему «Я» амбивалентно: с одной стороны, без «Я» человек теряет возможность реализации своей конечной причинности в мире, который отторгает его в качестве своей конечной причины. С другой стороны, «Я» человека ограничивает реализацию его природы своими рамками. Человек интуитивно чувствует, что любое его представление о себе дает ему возможность быть конечной причиной только ограниченного пространства, да еще и при определенных условиях. Данное ограничение вызывает у человека агрессию, ему все время кажется, что он достоин большего, поэтому в его «Я» всегда присутствует расширение. Говоря о себе человек как бы намекает, что он больше того, что собеседник может видеть перед собой. И чем больше он сам сомневается в этом, тем больше ему нужен понимающий его собеседник.
Все, что начинается с местоимения «Я» имеет следующее расширение (по нарастающей): сам по себе — особенный – исключительный – избранный – инакий – Бог. Чем сложнее человеку быть конечной причиной своих действий, тем сильнее расширение, тем ближе представление человека о себе к его представлению о Боге. Данное расширение представляется человеку его истинным «Я».
Человек бессознательно (естественно) возлагает на свое «Я» функцию реализации своей конечной причинности в своем мире. Но не всегда «Я» человека помогает ему в данной реализации. Часто «Я» человека формируется неправильно и вместо помощи в реализации конечной причинности несет человеку угнетение его природы. Не имея возможности самостоятельно перестроить структуру своего неэффективного «Я» адекватным образом человек вынужден осуществить данную перестройку неадекватно. Сумасшествие и есть, собственно, следствие неадекватной перестройки человеком своего неэффективного «Я». Неадекватно перестроенное «Я» оказывается нежизнеспособным, постепенно обрастает негативными артефактами, делающими существование человека в мире крайне затруднительным. Возможна, конечно, и адекватная перестройка.
Представление человека о мире формируется им с целью создания возможности прохождения искомого представления о себе, своего «Я», через принцип реальности.
Представление о мире должно быть таково, чтобы искомое представление человека о себе не выглядело странным и нелогичным.
Но в силу того, что полноценная реализация конечной причинности может произойти только в объективном мире, а не в представлении человека о мире, возможности человека в подгонке представления о мире под нужды формирования своего «Я» крайне ограничены. В этом основная причина возникновения психопатологии.
В случае, когда для овладения матерью человек вынужден формировать такое представление о себе, которое предполагает совершенно неадекватное представление об объективной реальности — объективная реальность начинает отторгать претензии человека на место конечной причины самое себя, тем самым, подавляя его как конечную причину собственных действий. Человек сходит с ума от того, что все его усилия по реализации своей конечной причинности, в рамках очевидного для него представления о себе и о мире, приводят к прямо противоположному результату и ничего он с этим сделать не может.
«Я» человека имеет предзаданный вид: в результате строительства человеком своего «Я» с необходимостью получается всегда один и тот же результат — «Я – конечная причина мира».

— «Я», как явление.
«Я» человека существует в виде символического текста, который в свою очередь, можно разделить на: вербальный текст символов и текст невербальных символов.
Текст, передаваемый человеком Другому посредством символов своего «Я», в конечном итоге всегда есть представление о себе как о конечной причине мира. Другой, своим желанием воспринять данный текст, косвенно подтверждает эту претензию человека.
Другой появляется в результате бессознательной проекции человеком на считывающего символический текст его «Я» образа своей матери.

— «Я» в вербальном тексте символов.
Вербальный текст символов «Я»
— это все, что человек говорит. За всем что человек говорит обнаруживается процесс строительства человеком искомого представление о себе. В этом смысле речь носит символический характер.
Речь – есть процесс утверждения человеком своего представления о себе в глазах Другого.
Речь человека не является произвольной, можно говорить о символическом характере речи человека. То, что человек говорит, как он это говорит; что он не хочет говорить, как он это не говорит — все это — есть явление его представления о себе.
Даже на уровне простой житейской интуиции очевидно, что речь человека программируется образом, с которым он себя идентифицирует. Можно сказать, что слушая человека мы слышим его искомый образ. И чем менее человек способен адаптировать свой образ к актуальной ситуации общения тем более доступным оказывается его образ для наблюдения. Иначе говоря, чем менее человек способен контролировать свою психику, тем более рельефным оказывается образ, с которым он себя идентифицирует. Так, например, легко определить, когда говорит: гей, монашка, бандит, барыня, «блондинка», интеллектуал и пр. Манера говорить, используемые слова и логические конструкции, все очень характерно для соответствующего образа и легко идентифицируется с ним. Когда человек более здоров психически и старается, по крайней мере, не травмировать окружающих своими жизненными установками, определить его идентификацию технически сложнее, но вполне возможно, особенно, если окружающие еще не в курсе какой он замечательный.
Здесь важно акцентировать внимание на том, что возможность человека к использованию слов и логических конструкций ограничена его образом и диктуется им. Так, например, вы никогда не сможете добиться от человека использования слов сексуальной тематики, если он идентифицирует себя с образом, для которого секс является табуированной темой. В анализе это явление хорошо видно: асексуальный образ не дает анализанту возможности поднять сексуальную проблему, которая его очевидно беспокоит; в его словаре, просто, не оказывается нужных слов. Когда психоаналитик пытается разобраться с тем, что наговорил ему анализант, оказывается, что понять его трудно, потому что он старательно избегает ключевых для рассказа о сексе слов и фраз. И даже когда аналитик уточняет: действительно ли говоря «волнение» анализант имеет в виду «сексуальное возбуждение», тот отвечает утвердительно, но продолжает подменять понятия.
Или, например, анализант-гей не может произнести: «Я хочу секса с женщиной»; хотя, по анализу его желание оказаться в постели с женщиной очевидно даже для него самого. Он пытается произнести эту фразу, понимая, что сексуальная цель в его общении с женщиной действительно присутствует, но не может это сделать физически. Создается впечатление, что слова застревают у него в горле. Когда психоаналитик акцентирует внимание анализанта на вытеснении им сексуальной цели в общении с женщиной, он так и говорит: «Эту фразу я произнести не могу, потому что я не могу хотеть секса с женщиной. Я же гей!».
Рассказ человека о себе оказывается продуктом переработки им событий своей внутренней и внешней жизни с целью подтверждения его искомого представления о себе. В этом смысле, понятие объективности к вербальному тексту «Я» неприменимо. Все, что человек говорит о себе является искомой для него конструкцией. Разница между бредом величия больного шизофренией и тем, что говорит о себе здоровый человек обнаруживается только в отношении к собеседнику. Для больного шизофренией критика собеседника не имеет никакого значения, а здоровый человек ориентируется в построении своего рассказа на критику сидящего напротив. Сами же тексты принципиально не отличаются. Так, например, человек говорит о себе «Я – чемпион мира» и мы знаем, что он действительно чемпион мира, вроде бы это объективное утверждение, но при более пристальном знакомстве мы обнаруживаем за этим утверждением скрытое, а часто и не очень скрытое, расширение типа «Я звезда». И это расширение оказывается тем, что человек хочет сказать о себе на самом деле. Чем, спрашивается, утверждение «Я звезда», чемпиона мира, отличается от утверждения «Я небесный посланец» шизофреника, по сути, ничем. Отличие состоит только в том, что, в первом случае, собеседник должен сам извлечь нужный «спортсмену» контекст, а во втором — мнение собеседника вообще никого не интересует.
Символический характер человеческой речи лучше всего виден в процессе психоанализа. Психоанализ, как метод проникновения в бессознательное человека, основан, как раз, на том, что любое(!) слово, произносимое человеком, является символом его бессознательно протекающих психических процессов.
Так, например, анализант утверждает, что все мужчины — «козлы»: данная установка является основой для интерпретации всех коллизий, происходящих с ней в личной жизни. Все попытки психоаналитика подвергнуть данное утверждение критике ни к чему не приводят, утверждение остается в такой же категоричной и некритичной форме, анализант готова защищать его до истерики. Интересно, что такую примитивную конструкцию отстаивает вполне интеллигентная женщина с высшим филологическим образованием. Казалось бы, человек, который свободно переводит с двух языков и чувствует себя экспертом в современной поэзии могла бы основывать свое представление о противоположном поле на более сложных конструкциях, однако ж — «козлы» и все тут. В процессе психоанализа выяснилось, что «козлами» мужчины становятся после секса, потому что бросают своих любовниц и не заботятся о них, а до секса все мужчины — «павианы озабоченные, им только секса от женщины и надо». Когда из бессознательного анализанта появился образ «Я — девушка, обладающей сексуальной сверхценностью», с которым она себя идентифицировала, то все стало на свои места: только при условии, что все(!) мужчины «павианы…», а впоследствии и «козлы», образ сексуальной сверхценности имеет смысл, то есть, может быть пропущен принципом реальности. Вне представления о мужчинах, как о сексуально озабоченных павианах легитимное существование образа сексуально сверхценного существа невозможно.
— «Я» в тексте невербальных символов.
Текст невербальных символов «Я» — это связанная структура невербальных символов, созданная человеком на базе искомого представления о себе (своей собственной природе), призванная служить подтверждением легитимности данного представления.
Наблюдателю, не обязательно внешнему, «Я» человека является в виде невербальных символов его представления о себе, принятых в его референтном социуме за таковые. Данный символы образуют текст невербальных символов «Я», лейтмотивом которого является акцентированное представление о своей априорной социальной исключительности.
Текст невербальных символов «Я» — есть посылка человека Другому.
Любой используемый человеком символ всегда есть его посылка Другому, которую человек использует для того, чтобы предстать перед Другим в нужном для себя контексте.
Текст невербальных символов «Я» является такой же посылкой Другому, как и любая другая символика. Строго говоря, любая символика, используемая человеком — это составляющая невербального текста символов его «Я».
Символы, используемые человеком для построения текста невербальных символов своего «Я», в конечном итоге, являются символами его акцентированного представления о своей априорной социальной исключительности.
Текст невербальных символов «Я» человека должен донести до Другого акцент на своей априорной социальной исключительности.
Текст невербальных символов «Я» является подпоркой, помогающей человеку удержать от падения в ничтожество его представления о себе.
Человек прибегает к тексту невербальных символов в том случае, когда вербальный текст символов оказывается настолько некритичным, что найти референтного Другого, готового его выслушать, не представляется возможным. Для текста невербальных символов найти референтного Другого, готового его выслушать, гораздо проще в силу того, что невербальный символ представляет собой свернутый текст, передаваемый в социальное пространство одномоментно весь. Окружающие оказываются вынужденными выслушать полностью речь доказывающую непреложно, что носитель данного символа представляет собой априорно исключительное социальное явление. Любая их реакция будет легко интерпретирована носителем символа, как подтверждение своей априорной социальной исключительности. Агрессия социума для соответствующей интерпретации подходит не меньше, чем одобрение.
Текст невербальных символов «Я», по бессознательному сценарию человека должен считать Другой сам. Прототипом Другого является мать человека.
Текст невербальных символов «Я» — это самый сокровенный, но и самый некритичный рассказ человека о себе. Поэтому текст, передаваемый через невербальную символику переводится в вербальную форму, преимущественно, перед внутренним зрителем, прототипом которого является мать.
Явление невербальной символики «Я» обнаруживается повсеместно, где есть человек. Посмотрите на человека, и вы почти наверняка столкнетесь с символами его априорной социальной исключительности. Другое дело, что не все символы читаются сходу, некоторые требуют пояснения, а содержание некоторых нарочито скрыто, они предназначены для узкого круга «избранных». Но большинство символики все же легко читается, так как, написана она именно для того, чтобы ее смогли прочитать как можно большее число людей.
Конечно, человеку хочется, чтобы люди не только читали, написанный для них текст символов, но и соглашались с контекстом, что происходит далеко не всегда. Вывод, который, по бессознательному сценарию человека, окружающие должны сделать, прочитав текст невербальных символов его «Я», с некоторыми вариациями, всегда один и тот же — «я априорно лучше всех». Кроме папы с мамой такой контекст готовы считать, тем более согласиться с ним, далеко не все, — в этом проблема коммуникации.
Стою на улице в центре Москвы и собираю символические послания для примера, и примеры идут один за одним только успевай записывать.
Вот идет молоденькая, совсем тоненькая девушка практически без одежды. Даже беглого взгляда хватает чтобы понять, что ее молодое худое и длинноногое тело является символом ее сексуальной сверхценности. Легко читается следующий текст: «Все мужчины мною восхищаются, все меня хотят, я приз для победителя, но окружающие могут не волноваться, из этого круга меня не получит никто». Судя по тому, что девушку акцентировано не интересуют окружающие, какой-то мужчина активно участвует в этом спектакле под названием «Я — звезда». «Я — звезда» — это собственно, тот самый вывод, который должны сделать окружающие, глядя на ее худое, местами прикрытое дорогими тряпочками девичье тело.
А вот еще одна худая девушка. В отличие от предыдущей у нее некрасивое, изможденное лицо. Но, похоже, что, как раз, эта изможденность, подчеркнутая большими впалыми глазами, является основным символом ее духовности, может быть уже инакости. На последнее указывают еще ряд символов, принадлежности к особому миру. Это в первую очередь совершенно вычурная, почти ритуальная одежда: узкие цветастые штаны из легкой ткани с мотней ниже колен, на узких плечиках намотано, что-то типа индийского сари, поверх «сари» еще какая-то дизайнерская вещь. Впечатление ритуальности облика должны усилить: отсутствие макияжа, огромное количество разноцветных косичек, замысловатые пирсинг, деревянные и глиняные дизайнерские бусы с эзотерическими амулетами и талисманами и, наконец, огромная парусиновая сумка ручной работы, и непонятного предназначения.
Из перехода выходит молодой человек, хороший пример для демонстрации понятия «текст невербальных символов «Я». Прекрасный экземпляр; жара, а он в шипованой косухе. Надо быть сильно мотивированным, чтобы в мае ходить в кожаных штанах и куртке. Очевидно, что у этого металлиста выбора нет, без всех этих кожано-железных «доспехов» ему было бы совсем плохо. Психоанализ показывает, что символы мужественности должны блокировать в бессознательном побуждения к безусловному подчинению, ядром которых являются пассивные гомосексуальные фантазии, но в данном случае конкретика вытесняемой проблемы нам не важна. В контексте разговора о тексте невербальных символов «Я» важно, что вся эта кожано-клепаная символика должна донести до окружающих его представление о себе как о «настоящем мужчине». Для пущего эффекта металлисты еще пьют водку, курят крепкие сигареты, ругаются матом, слушают тяжелый рок и ненавидят гомосексуалистов. И окружающие, по бессознательному сценарию металлиста, посредством данной символики должны узнать в нем «настоящего мужчину» и общаться с ним соответственно. Если ему удается запугать окружающих, то он и сам начинает верить в то, что он «настоящий мужчина» и забывает о всех своих пассивных побуждениях.
Здесь следует сделать акцент на том, что речь идет именно об имманентном сценарии развития событий, что там в действительности видят окружающие, глядя на его шипы, это еще большой вопрос. Когда молодой человек одет в косуху, то он уверен, что он страшен для окружающих, и что никому не придет в голову ухаживать за ним как за женщиной. Именно эта уверенность, по сути, априорная, успокаивает его. Если же, он оказывается без своих символов мужественности, то встреча с патогенным стимулом становится возможной, и он оказывается в опасности. Какой именно стимул является для молодого человека патогенным в данном случае, опять же, не важно — важен принцип: символы, входящие в структуру невербальной символики «Я» человека, по его бессознательному сценарию, делают невозможной его встречу со стимулом, связывающим сознание человека с вытесняемым им душевным материалом.
Вот идет «тургеневская» девушка: длинные распущенные волосы, простое длинное платье, белые носочки, отсутствие косметики, деревянные бусы и отвлеченный взгляд, очевидно должны продемонстрировать окружающим, что она существо духовное и, разумеется, высшее.
Замечательно наблюдать, как совершенно спившаяся женщина, которая не хотела иметь собственной воли и в лучшие годы своей жизни, удерживая равновесие у пивного ларька, истерично выговаривает своему очередному сожителю: «Ты же знаешь, я пью только «Охоту». Пьет она очевидно, что нальют, но в своем представлении о себе – она никогда и ни за что, хоть под страхом жуткой казни не будет пить ничего кроме «Охоты»: тем и жива, человек все же.
Конечно, больше всего символики, которую можно встретить повсеместно, связана с понятием «жизненного успеха» и синонимичными с ним понятиями: «солидность», «респектабельность», «буржуазность», «состоятельность», «красивая жизнь» и пр. Символы данных понятий мы можем в изобилии наблюдать совершенно невооруженным глазом. Стремление получать и демонстрировать данные символы без преувеличения можно назвать навязчивым, это видно и без патопсихологического исследования.
Столкнувшись с таким символистом, сразу обнаруживаешь, что символика жизненного успеха, как, впрочем, и любая другая символика, обладает незаконным наполнением. Казалось бы, добыл человек себе и своей семье денег, ну, и сиди себе наслаждайся относительным комфортом. Но, не тут-то было, — он в аристократы лезет, от окружающих себе чуть ли не поклонения требует. Вроде бы глупость, какое может быть окружающим дело до его денег, но глупость весьма характерная. Незаконность наполнения символа, как раз, и состоит в его вдруг превращении в символ социального статуса. Это превращение можно наблюдать невооруженным глазом, а если присмотреться, то можно увидеть, что успешный гражданин через символику жизненного успеха стремится протащить представление о своем априорном превосходстве над окружающими. Конечно, все это расширение стремится к понятию «Божественность», но достигает его, и то не совсем, только в парафренном бреду, который можно наблюдать, к сожалению, не только в психиатрических лечебницах.
Богатый материал для исследования незаконного наполнения символов жизненного успеха представлением о своей априорной социальной исключительности дает нам исследования истории.
Сейчас, в условиях демократии и информационной прозрачности, человеку нелегко открыто культивировать свою элитность или избранность, не говоря уже о звездности и божественности. Заявит, например, человек свои права на избранность, — станет он тем, кем себя воображает, а его тут и спросит милиционер, на каком он, собственно, основании людей на своем большом джипе давит. И не легко будет тому человеку доходчиво объяснить стражу порядка, что он право такое априорное имеет, в силу своей избранности быдло давить, чтобы то знало свое место. И, скорее всего, «избранный» окажется либо в тюрьме, либо в психушке. Именно поэтому эксплуатацию символики, и не только жизненного успеха, представлением о себе как о неком априорно исключительном социальном явлении лучше изучать по хроникам тех периодов мировой истории, когда представление об априорном неравенстве людей было естественным и принималось и теми, и этими. Сейчас движение внутри данного символа можно наблюдать разве что в процессе психоанализа.
Обильный материал по теме «как человек становится Богом» предоставляет нам история древнего Египта и Римской империи, именно там мы видим, как совершенно легитимное существование понятия избранности, так и такое же легитимное превращение избранности в божественность. Император Рима, напомню, объявил себя Богом; не в переносном, а в прямом смысле — Богом. Римская аристократия и простые римляне были совсем не против такого превращения своего императора: оно позволяло им теперь уже совершенно законно мыслить себя сопричастными божественному. Польза о такой возможности, как я уже говорил выше, состоит в получении априорного критерия своего превосходства над окружающими, в данном случае над варварами.
Такое же вроде бы незаконное расширение мы можем наблюдать и в отечественной истории: Иван Грозный объявил себя «помазанником Божьим». Последующие русские цари и императоры, хоть и не обладали такой патологической психикой, как Иван IV, но не отказались от божественного характера своей власти. Русская аристократия тоже подпитывала свою психику идеей априорности своей власти над народом. Дескать, царская власть от Бога, а значит и наша от Бога, так как нас царь назначил.
В качестве иллюстрации стремления человека возвысится над окружающими именно по априорному критерию интересна история фашистской Германии. В обсуждаемом контексте примечательно как легко символы жизненного успеха, чем всегда так гордились немцы, превратились в символы избранности. Дескать, и коровы у нас самые толстые и фортепиано в каждом доме, да и сами мы правильные и законопослушные, дорогу только на красный свет переходим. Как скажите после этого мы не избранные другими народами руководить. Но, опять же, нужен именно априорный критерий избранности, поэтому фашисты начали свою избранность размерами черепа мерить, законно предполагая, что чистокровность содержания должна отлиться в некое совершенство формы.
Весьма характерно, что фашисты объявили своим первым делом уничтожение именно евреев. Согласно Ветхому Завету именно евреев, Бог объявил своим народом. Таким образом, если кто и является «официально» избранной Богом нацией, то — это только евреи, никакой другой нации Бог таких преференций не выдавал. В контексте темы незаконного присвоения человеком себе символов избранности интересно, что у евреев это присвоение происходит совершенно законно, по крайней мере, для тех, кто мыслит себе из ветхозаветной истории.
Очевидно, что именно в силу законности понятия евреев о собственной избранности, все попытки унизить их национальное самосознание, а таких попыток в истории еврейского народа хватало, не увенчались успехом, и это не смотря на их полную беззащитность: защитить их было просто некому, ведь собственного государства у евреев не было вплоть до самого последнего времени. Этот удивительный факт говорит нам о чрезвычайной важности фактора легитимности понятия о собственной избранности для устойчивости психики. К слову сказать, право быть официально избранной нацией дается евреям очень дорогой ценой: напомню, что Бог дал им это право на совершенно унизительных условиях. Тем, кто пытается пролезть в иудеи надо это учитывать.
Человек вынужден расширять не только символику «жизненного успеха», но и любую другую символику до понятия априорной социальной исключительности, потому что именно это представление о себе он и пытается протащить через все эти символы. Не было бы необходимости быть исключительным, ему и вся эта символика была бы не нужна.
В завершении описания явления невербального текста символов «Я» человека хотелось бы поделиться удивительным впечатлением, которое меня часто посещает во время психоаналитических сессий. У анализанта всегда оказывается достаточно средств для отражения даже самых сильных атак на его акцентированное представление о своей априорной социальной исключительности. Даже после обнаружения в анализе, как самой установки на избранность, так и совершенной неспособности анализанта хоть как-то внятно ее обосновать данная установка не разрушается, оставаясь основой интерпретации анализантом происходящего с ним.
Основные противоречия, которые человек вынужден преодолевать в процессе формирования своего «Я».
Все противоречия, который человек вынужден преодолевать в процессе формирования своего «Я» — есть следствия основного противоречия его существования в мире. Не будь основного противоречия, человеку не потребовалось бы возводить здание своего «Я», а соответственно, и преодолевать трудности на этом пути.
Первое противоречие. Основное противоречие преодолевается во время существования человека в утробе матери, и по выходе из утробы человек пытается продлить утробное существование, но в силу того, что мир не является для человека материнским без помощи «матери», готовой воссоздать для него условия утробного существования, это ему не удалось бы никогда.
Разрешение данного противоречия, — воссоздание утробного существования в объективной реальности, — требует овладения «матерью». Говоря «овладение» я имею ввиду возможность поддержания человеком своей естественной уверенности в том, что «мать» его любит и не позволит случится с ним ничему плохому.
NB. Говоря о матери я использовал кавычки, потому что матерью для человека является не женщина, родившая его, а возможность воспринимать мир как предсказуемое и потенциально управляемое им пространство. Данную возможность целесообразно представить некоторым пазлом, который собирается человеком из подходящих структур. В идеале «матерью» человека является родная мать, в этом случае психика наиболее устойчива, но так бывает далеко не всегда. Очень часто человек вынужден делегировать материнскую функцию отцу, как наиболее подходящему объекту. «Матерью» может стать: Родина, государство, Бог и другие метафизические персонажи, родственники, посторонние люди, на которых можно спроецировать «материнскую» фигуру, и даже животные. В большинстве случаев «мать» представляет собой пазл из всех этих перечисленных возможностей; если уж родная мать не выполняет функции «матери», человек добирает данную возможность с запасом и на все случаи жизни.
Вторым противоречием является исходно присутствующее объективное несоответствие между искомым образом матери, — матери, которая нужна человеку, и реальной женщиной, родившей его. Формирование человеком искомого образа своей матери обусловлено необходимостью преодоления основного противоречия своего существования в мире. Для чего мать должна быть абсолютно альтруистичной по отношению к человеку, абсолютно умной и абсолютно всемогущей. Реальная мать, разумеется, такими качествами не обладает и обладать не может. Более того, являясь таким же человеком как и ее ребенок, любая мать бессознательно использует своего ребенка в целях реализации своей конечной причинности. Для чего вгоняет своего ребенка в образ, нужный ей для реализации своего представления о себе и мире. Для овладения матерью человек вынужден подчиняться ее требованиям к себе и идентифицировать себя с образом нужным ей для собственной реализации. Эти первичный идентификации, являясь производными материнского бреда, часто бывают совершенно нежизнеспособны, обрекая ребенка на перманентную борьбу с негативными артефактами существования своего образа в мире. В качестве примера здесь можно привести требование априорной социальной исключительности, предъявляемое матерью к своему ребенку. В соответствии с данными требованиями человек не может не делать акцент на своей априорной социальной исключительности: в противном случае, он рискует быть брошенным матерью, по крайней мере, так ему кажется. Но и быть априорно исключительным тоже невозможно, так как все люди априорно одинаковы. Это противоречие, которое проявится позже при соприкосновении с другими людьми, приносит человеку кучу проблем, которые он будет вынужден решать.
Третьим противоречием можно назвать целый клубок противоречий, которым является комплекс Эдипа-Электры(кэдэл). О данном комплексе я писал в соответствующей сопроводительной статье.
Четвертым глобальным противоречием, дестабилизирующим «Я» человека является несоответствие условий «родительского аквариума» — среды, где происходит первоначальное формирование «Я» человека, условиям «доминантного противостояния» — социальной среды, где «Я» человека продолжает существовать после необходимого выхода из «родительского аквариума».
Образ себя, сформированный человеком для решения проблемы овладения матерью и стабилизации кэдэл оказывается жизнеспособным только в конкретном «родительском аквариуме», то есть там — где окружающие сами принимают и поддерживают акцентированное представление человека о своей априорной социальной исключительности. В среде доминантного противостояния — где акцентированное представление человека о своей априорной социальной исключительности вызывает у окружающих, как минимум, непонимание, как максимум, желание его уничтожить, «Я» человека превращается из инструмента реализации его конечной причинности в инструмент подавления этой самой причинности, что, в конечном итоге и сводит его с ума.
Четвертое противоречие – это, по сути, проявление основного противоречия существование человека в социальном пространстве его существования.

Структура «Я» человека.
Ядро структуры любого «Я» составляет «Истинное «Я», которое есть не что иное, как субъект в чистом виде, оно же — есть статическое бессознательное. «Истинное Я» может существовать только в пространстве идеального Я, которое есть не что иное, как материнский мир, то есть, мир, в котором основное противоречие существования человека в мире в мире отсутствует. Глобальная проблема состоит в том, что вне материнской утробы, пространства идеального «Я» исходно не существует; чтобы оно появилось человеку нужно его организовать, хотя бы в своем представлении.
Для организации пространства идеального «Я» человек создает в своем представлении, или оно само создается, сверх-Я, которое есть не что иное, как естественная проекция человеком собственной конечной причинности в неподконтрольный ему мир. Сверх-Я человека – это действующая причина неподконтрольного ему мира, управляя которой человек восстанавливает ощущение контроля над миром. Для организации возможности управления сверх-Я человек «одевается» в идеал «Я», который есть не что иное, как ответ на вопрос «Почему сверх-Я (мама, папа, начальник, Бог, государство) должно любить именно меня». Для организации идеала «Я» человеку необходимо вытеснить из сознания те естественно присущие себе душевных движений, которые диссонируют с логикой его идеала «Я». В силу того, что диссонирующие душевные движения именно естественные, избавится от них раз и навсегда не получается, процесс вытеснения принимает перманентный характер. Вытесненные душевные движения образуют не-Я человека, а возможности, открывающиеся фактом их наличия его динамическое бессознательное.

Истинное «Я» человека.
Что такое истинное «Я» человека? Истинное «Я» человека – это его определение самого себя, при условии, что он точно знает кто он такой есть на самом деле.
Представляется верным, что став самим собой, то есть, получив таки возможность узнать кто он есть на самом деле, человек сказал бы «Я конечная причина своих действий». Но, находясь в условии основного противоречия своего существования в мире человек лишен такой возможности: не являясь настоящей конечной причиной мира человек не имеет возможности быть конечной причиной своих действий без незаконного представления о себе как о конечной причине мира.
Истинное «Я» человека является его статическим бессознательным.
Истинное «Я» человека является наблюдателю двояко: во-первых, в его рефлекторной агрессии на попытку угнетения его конечной причинности другим человеком, и, во-вторых, в виде нравственности, то есть, опять же, рефлекторном ограничении этой самой рефлекторной агрессии.
NB. Агрессия человека на попытку угнетения своей конечной причинности другим человеком именно рефлекторная.
Характерно, что даже, если человек не хочет реагировать агрессией на унижающие или подчиняющие его действия другого человека, а такое может быть, когда, к примеру, человек пытается исповедовать идеал вроде «божьего агнца на закланье у злого мира», то у него ничего не выходит. В анализе хорошо видно, как агрессия непроизвольно наполняет анализанта и портит ему весь спектакль. Выкручиваясь из положения анализант говорит примерно следующее: «Нет, я не злюсь на него, он просто плохой человек. Я даже помолюсь за спасение его души, когда он будет гореть в аду».
Рефлекторный характер агрессии, возникающей у человека в ответ на оскорбление или унижение в свой адрес, помогает психоаналитику показать анализанту искусственный характер идеала, с которым тот себя ассоциирует. Так, например, в качестве защиты в том числе и от страха перед отцом анализант культивирует идеал «покладистого и воспитанного человека». В этом образе ему легко избежать конфликта со всевозможными «отцовскими» структурами: он законопослушный гражданин и дисциплинированный сотрудник, всегда готовый по просьбе начальства, за те же деньги, работать столько сколько надо. И все было бы ничего, если бы в один прекрасный момент он не осознал, что просьбы начальника не предполагают отказа. Осознав, унизительность своего положения анализант понимает, что он не может не реагировать, что он должен хоть как-то заявить свой протест. В анализе хорошо видно, как анализант пытается снять проблему и придумать какое-нибудь вменяемое оправдание для начальника, но ситуация настолько однозначна, что эти попытки только еще больше унижают анализанта. Конфликт с начальником не по образу, но анализант ничего не может сделать с накрывающей его агрессией. Вместе с тем он понимает, насколько страшно ему не только дать начальнику в морду, но хотя бы только высказать ему свое неудовольствие, даже в самой корректной форме. Таким образом, благодаря рефлекторности реакции на унижение в анализе появилась и тема подавляющего страха перед отцом, и тема навязчивости образа «покладистого и послушного».

Идеальное «Я» человека.
Идеальное «Я» человека – это его представление об окружающем его мире. В данном представлении он себя чувствует хозяином данного пространства, конечной причиной происходящего в нем.
Находясь внутри идеального «Я», человек естественно уверен в том, что проблема, которая может возникнуть, никогда не выйдет за пределы его актуальной возможности к ее преодолению.
Пространство идеального «Я» — это пространство представления человека об окружающем его мире, в котором он чувствует себя конечной причиной происходящего.
Пространство идеального «Я» человек воспринимает как собственное тело. Так, например, сидя в своем уютном офисе в центре Москвы я испытываю странную, на первый взгляд агрессию по поводу того, что где-то на Дальнем Востоке, в районе Благовещенска, китайские граждане взяли в аренду сельскохозяйственные земли и, по сути, уничтожают их внося какое-то немереное количество различных удобрений для достижения быстрых всходов. Казалось бы, какое мне дело до малозначительного, по сути, события, происходящего за тысячи километров от меня и не угрожающего мне никаким образом? Все встанет на свои места если учитывать, что неуважительно относятся к моей Родине, то есть к пространству моего идеального «Я», где я непроизвольно позиционирую себя как хозяин (Я-россиянин, Я-русский). Ведь «идеальное Я» — это пространство, где я непроизвольно, то есть, естественно, позиционирую себя как хозяин.
Формирование пространства идеального «Я» является сознательной целью каждого человека.
Процесс формирования человеком своего пространства идеального «Я» происходит под контролем принципа реальности.
Под контролем принципа реальности человек может сформировать только ограниченное пространство идеального «Я».
Именно ограниченность пространства идеального «Я» дает человеку возможность почувствовать себя хозяином мира. Но, для полноценной реализации своей природы человеку нужен весь мир. Реализация конечной причинности в условиях ограниченного пространства идеального «Я» конечно же происходит, но продуктом ее является неудовлетворенность человека собственной ограниченностью, его тоска по вечности и реальному всемогуществу.
Истинное «Я» в отличии от идеального «Я» не может быть осознанно человеком: никто в здравом уме не может утверждать, что именно он хозяин мира, хотя предпосылка к этому есть. А вот утверждение «Я хозяин в своем доме» уже не выглядит некритичным. Стремление человека быть хозяином любого ограниченного пространства представляется более чем адекватным. А вот успокоенность и довольство собой человека, утверждающего, что он является хозяином какого-либо ограниченного пространства кажется глупой и недостойной человека. Очевидно, что в данном случае неприятие такого самодовольства обуславливается онтологической проекцией: человек не претендующий на место хозяина мира кажется ограниченным и не достойным называться «Человеком».
Пространство идеального «Я» качественно отличается от любого пространства, лишенного присутствия человека, если такое вообще может быть. Оно само дает возможность человеку чувствовать себя его хозяином (конечной причиной происходящего внутри данного пространства).
Пространство идеального «Я» человека формируется в период его утробного существования, когда весь окружавший его мир был, в прямом смысле, материнским, то есть, служил состоянию его всяческого комфорта. Соприродная человеку интенция власти над миром реализовывается во время его утробного существования в полной мере. В утробе человек может чувствовать себя самим собой, то есть, настоящим хозяином окружающего его мира.
После рождения пространство идеального «Я» формирует проекция человеком материнской утробы на окружающий его мир. Можно сказать, что рождение человека является его переходом из одной утробы в другую.
Идеальное «Я» можно было бы назвать — «пребывающий в лоне матери».
Пребывая внутри пространства идеального «Я», конечная причинность человека принимает жизнеспособную форму. В пространстве идеального «Я» человек получает надежду на разрешение основного противоречия своего существования в мире.
В пространстве идеального «Я» — человек находится в синтонном себе состоянии хозяина воспринимаемого и воспринятого им мира, и мира, о котором он имеет или может иметь представление.
Идеальное «Я» подсознательно, поэтому оно может стать объектом для человека; соответственно, оно может стать и представлением человека о себе, и его целью
Уход родителей за своим младенцем в его первые годы жизни только закрепляет его идеальное «Я», сложившееся в перинатальный период его существования. Благодаря усилиям родителей окружающий ребенка мир остается для него, по сути, утробным и после периода его младенчества.
Образование идеального «Я» завершается импринтингом собственной значимости, когда к состоянию априорной власти человека над миром добавляется еще и состояние его априорной власти над Другим, — матерью. После импринтинга собственной значимости в мире человека не остается ни одного потенциально неподконтрольного ему объекта, что позволяет ему воспринимать в качестве утробы не только мир без людей, но и мир населенный другими людьми.
Идеальное «Я» является единственной возможностью пребывания человека в мире. Реализация человеком своей конечной причинности возможна только в «материнском» ему мире, вне такого допущения бытие человека в мире невозможно[1].
Пребывание в пространстве идеального «Я» для человека также органично, как органично для него состояние здоровья; когда оно есть, человек не осознает его наличия. Характерна естественность, с которой человек стремления превратить свой мир в некое подобие материнской утробы. Само стремление человека превратить мир в место, где для реализации собственных потребностей ему не пришлось бы ничего делать самому, совершенно очевидно, и без труда обнаруживается даже при поверхностном анализе результатов деятельности, как отдельного человека, так и человечества в целом. В данном случае нас интересует естественность приятия и удовлетворения человеком своей потребности в построении такого дома, который мог бы сам думать о насущных интересах своего хозяина и удовлетворять, что называется, автоматически.
Пребывание внутри идеального Я, то есть, внутри полностью подконтрольного пространства, сопряжено с чувством комфорта и является нормальным для человека. Соответственно, сохранение возможности пребывания внутри пространства идеального “Я” является его целью.

Простой режим освоение человеком своего идеального «Я» формирование человеком тела собственной могущности.
Как я уже говорил выше, человек стремится пребывать только в пространстве своего идеального «Я», где он не так остро чувствует основное противоречие своего существования в мире.
В силу того, что пространство идеального «Я» является для человека «материнским», то есть, не противится его хозяйским интенциям, его освоение требует от человека только простого и адекватного напряжения. Так, например, река не против желания человека плыть по ней, но адекватное усилие человеку приложить все же придется, иначе ему на другой берег не переправиться.
Освоение пространства идеального «Я» не требует от человека пребывания в каком-либо образе, на который он указывал бы как на себя. В процессе освоения своего идеального «Я» человек остается тождественным самому себе, то есть, остается просто конечной причиной своих действий. В этом случае изображать из себя конечную причину мира ему не нужно.
Необходимость освоения человеком пространства своего идеального «Я» — есть явление основного противоречия его существования в мире: даже «материнское» пространство, где человек, по определению, является хозяином требует его освоения. Но данному освоению ничего не противостоит, будучи потенциальным хозяином своего идеального «Я» человек должен всего лишь получить необходимый ему опыт. Данный опыт целесообразно назвать простым опытом, а процесс его получения простым режимом освоения человеком своего идеального «Я».
Простой режим освоения человеком своего идеального «Я» начинается с появлением человека в утробе матери. Когда это происходит я не знаю, знаю только, что данное появление происходит одномоментно: в какой-то момент человек появляется в утробе сразу весь в законченном виде. Простой режим длиться на протяжении всей жизни человека.
Помимо простого режима реализации своей конечной причинности существует еще псевдосимволический и символический режим реализации, о них я буду говорить в соответствующих разделах данной работы.
В процессе простого освоения своего идеального «Я» человек получает простой опыт данного освоения, который образует тело собственной могущности человека.
Тело собственной могущности человека или, просто, собственная могущность человека, в отличии от априорной могущности – есть приобретенная человеком способность преодоления основного противоречия своего существования в мире. «Миром» для собственной могущности человека является пространство его идеального «Я».
Единицу простого опыта освоения человеком его идеального «Я» можно назвать «смогом» и, таким образом, тело собственной могущности человека состоит из «смогов».
«Смог» — это единичный простой опыт реализации человеком своей конечной причинности в пространстве идеального «Я». Можно сказать, что «смог» является адекватной реализацией человеком своей конечной причинности. В «смоге» реализация конечной причинности человека происходит в полной мере.
Сущность понятия «смог» точно передает восторженное восклицание «Я смог», вырывающееся у человека, осознавшего, что непреодолимое для него препятствие им преодолено, и что эта возможность преодоления уже навсегда записана в истории его жизни. Размеры препятствия и сила восторга в данном случае не важны, «смогом» становится любое преодоление, и маленькое и большое.
«Смог» может быть только осознанным переживанием. Бессознательным «смог» не может быть, потому что преодолеваемое человеком препятствие не может быть для него бессознательным. Препятствие – это прерыв естественного течения собственной могущности человека, а следовательно, фрустрация для него.
«Смог» в режиме простого освоения человеком своего идеального «Я», хоть и записывается в его истории навсегда, но не оставляет в ней никакого следа. Появившись на мгновение, переживание преодоления исчезает в бесконечности конечной причинности человека подобно капле упавшей в океан. Здесь я говорю о победах не имеющих социального статуса (без медалей, без пьедесталов, без свидетелей) — о победах над собой, над своими страхами и слабостями. Эти победы стираются из памяти быстрее чем записывается. Напряжение преодоления, кажется величиной постоянной: чем сильнее ты становишься, тем большее препятствие оказывается перед тобой.
Фрустрация конечной причинности при столкновении с препятствием, в режиме простого освоения человеком своего идеального «Я», также не оставляет никакого следа в сознательной истории человека, потому что является для него случайностью, которой быть не может.
В псевдосимволическом и символическом режиме реализации человеком своей конечной причинности «смог» является уже переживанием, которое может быть нагружено человеком символом собственной значимости. Так, например, когда человек учится ходить в режиме «простого освоения», то ни его достижение на этом поприще, ни препятствия, преодолеваемые им, не оставляют в его памяти никакого следа: ну, научился и научился. Другое дело, когда человек учится ходить в символическом периоде, например, после автокатастрофы. В этом случае, и отсутствие способности ходить, и восстановление данной способности несут символическую нагрузку, являясь, например, символом несгибаемой воли и непокорности судьбе.
Говоря о превращении «смога» в символ собственной значимости уместно вспомнить как возгордился гос. Журден, узнав, что, оказывается, он говорит прозой.
Определить границу единичного опыта достаточно проблематично. Сколько, например «смогов» в умении человека ходить или ковырять в носу. Когда-то человек не умел ходить, даже лежал плохо, но постепенно он научился: переворачиваться, держать головку, сидеть, ползать, стоять, держать равновесие и т. д. пока, наконец, не сделал свой первый неуверенный шаг. Перечисленные достижения ребенка можно было бы назвать «смогами», но вполне возможно, что каждое из них само по себе имеет сложную структуру, состоящую из множества еще более элементарных «смогов».
Размер «смога» и его интенсивность представляются понятиями взаимозаменяемыми: чем сильнее переживание достижения, тем оно, соответственно, больше (значительней, объемней). Интенсивность «смога» определяется интенсивностью фрустрации конечной причинности человека при встрече с препятствием. Чем сильнее переживание «я это не смогу никогда», тем сильнее радость преодоления («я все-таки смог сделать это»).
Размер пережитого «смога» укрепляет тело собственной могущности человека, расширяет возможность человека по освоению пространства идеального «Я». С ростом и укреплением тела собственной могущности растёт и уверенность человека в своих силах[2], но к конечной причинности человека это не имеет никакого отношения, так как конечная причинность – это именно априорная возможность человека преодолевать любые препятствия. Никакие достижения не могут повлиять на априорную возможность самое себя. Если, что и позволяет человеку почувствовать свою природу, конечную причинность, так это скорее неудачи, страдания и унижения. Только будучи угнетенной конечная причинность начинает протестовать, показывая человеку направление его дальнейшего развития.
«Смоги», как нескончаемые кирпичики, из которых человек по своему усмотрению строит подходящее ему здание своего «Я»: научившись ходить, он может пойти куда захочет, научившись держать вилку, он может есть что захочет, и где захочет. Набирая «смоги», человек научается жить в мире, постепенно осваивая все более сложные формы реализации своей конечной причинности, стремясь, в конечном итоге, окончательно преодолеть основное противоречие своего существования в мире.
Надо акцентировать внимание на том, что тело собственной могущности имеет подсознательное основание в виде естественных процессов и программ, по которым живет и развивается физиологический организм человека. Все эти физиологические процессы и программы, инстинкты и рефлексы, по существу, работают на человека, на его ощущение собственной могущности. Захотел человек поесть – поел, захотел пойти – пошел, захотел поспать – поспал, а как работает физиологический механизм, обеспечивающий выполнение его желаний, он даже не догадывается. Где-где, а по отношению к собственному телу человек является совершенным хозяином, конечно, если оно здорово, последний акцент крайне важен. Подсознательное основание собственной могущности составляет именно здоровый физиологический организм. Пока человек физически здоров он понятия не имеет о том, насколько сложно устроен механизм выполнения даже самых простых его желаний. Когда я говорю о подсознательном основании собственной могущности человека я имею в виду именно этот сложноустроенный физиологический механизм, помогающий человеку реализовывать свои желания, и, соответственно, чувствовать себя могущим.
Физиологическое основание собственной могущности человека является именно подсознательной, а не бессознательной структурой, так как, человек имеет потенциальную возможность осознать ее в качестве объекта. Наличие такой возможности не для кого не секрет: человек все время что-то делает со своим телом. Собственный физиологический организм является для человека: то эстетическим объектом, то объектом лечения, то объектом исследования, то источником наслаждения и любви, то объектом для агрессии, то еще каким-нибудь объектом.
Тело собственной могущности человека – это, не в последнюю очередь, именно его подсознательная часть, — здоровое физиологическое тело. Ощущая в себе способность: ходить, бегать, прыгать, рисовать, делать научные открытия и создавать архитектурные шедевры, человек часто даже не догадывается, что все его способности, могущности и таланты, весь полюбившийся ему образ самого себя зависит от нормального функционирования какого-нибудь сгустка нейронов. В этом смысле интересно, что остается от человека после инсульта; куда девается вся его изысканность, «избранность» и «божественность»? Что-то человеческое, определенно, остается. Но, что? Возможно только человек и остается. Перефразируя известную поговорку, можно сказать: «Инсульт уравнивает всех».
«Сверх-Я» — это место, куда человек помещает фигуру действующей причины своего мира.

NB. «Действующая причина мира» — это структура из представления человека об устройстве мира. По представлению человека она является актуальным (действующим) хозяином мира — причиной, определяющей факт появления и логику появления всех возможных событий в его мире.

Необходимость присутствия в психике такой инстанции, как «Сверх – Я» — является прямым следствием основного противоречия существования человека в мире.
Made on
Tilda