анализант так расписал свое «падение», что я почувствовал к нему невольную жалость, о чем и не преминул ему высказать. Очевидно именно жалость к себе он и пытался вызвать демонстрацией своего «публичного позора» (психоаналитики часто используют рефлексию возникающих у себя эмоций, для определения контекста происходящего на сессии). Все представленные на сессии события связывались нарочито жалким образом анализанта: во сне им пренебрегли, как совершенно пустым местом; на совещании он не смог даже сказать «Я выиграл»; в конфликте с приятелем тот его оконфузил и «поставил на место» самым нелицеприятным образом.
Такое самоумаление очень органично для невротического образа анализанта, на протяжении всего его длительного анализа я неоднократно обращал его внимание на эту его особенность – у анализанта есть все объективные основания для позиционирования себя в качестве статусной социальной фигуры, но он парадоксальным образом отторгает все эти основания, оборачивая их себе в убыток. Так, например: он живет в академгородке – говорит, что живет в глухой провинции; у него отец академик, а он говорит, что несносный, выживший из ума старик; у него мать художник-дизайнер, а он говорит, что продавщица с рынка (она действительно в 90-е работала некоторое время на рынке); у него престижное американское образование и хорошие профессиональные навыки, а он все ждет, что его выгонят с работы, подозревает мать в проституции на основании короткого периода ее сексуальных исканий и т.д., примеры можно продолжать и продолжать.
Тема эта, как я уже сказал, поднималась мною в анализе не раз и не два, но в этот раз анализант сам ее подхватил, рассказав несколько очень иллюстративных случаев из своей детсадовской жизни; более того, анализант сам подвел, что наверное ему с детства была близка роль «бомжонка», мне показалось, что адекватнее было бы назвать его роль «сиротинушка», анализант согласился, на том и порешили.
Понятно, что все это навязчивое самоумаление анализанта, несет функцию вытеснения запретных сексуальных побуждений (это все – те самые нарисованные невротиком «джунгли» в которых он живет и погибает), но показать это анализанту удалось только сейчас, благодаря появившемуся в образе «сиротинушки» сексуальному расширению (во сне он остается брошенным, а приятели уезжают за перспективой секса), за все время анализа это расширение появляется впервые.
Здесь нужно сделать акцент на актуальном состоянии психики анализанта (контекст в котором проходила сессия) – пару сессий назад анализант пришел с проблемой резкого всплеска сексуального возбуждения, он был захвачен фантазиями секса с возрастной проституткой, проблемой была, собственно, невозможность от них избавиться. Анализант и без моих интерпретаций понимал, что на него накатывают именно инцестуальные фантазии (в анализе уже была тема борьбы анализанта со своим представлением о сексуальной доступности его матери, кроме того, в фантазиях проститутка была сильно старше анализанта и вела себя как заботливая мать), он был в легкой панике — одно дело говорить об инцестуальных фантазиях как о некой гипотетической возможности и совсем другое дело переживать их как объективную реальность, но боролся. Зная данный контекст я предположил, что актуализированный образ «сиротинушки» является отчаянной попыткой анализанта вытеснить навалившиеся на него из бессознательного инцестуальные фантазии (очень характерный момент сна – будучи (благодаря) «сиротинушкой» анализант оказывается за бортом сексуальных приключений). На этом предположении мы и закончили сессию.
На следующей сессии появился материал буквально подтверждающий мою интерпретацию контекста представленной выше сессии. В начале сессии анализант представил следующий сон: «На своем члене я обнаруживаю два небольших прыщика, но решаю что ничего страшного не случилось, обойдусь простым кремом. Потом я оказываюсь в бане, раздеваясь я обнаруживаю, что вся левая лодыжка и ступня покрыты яркой сыпью. Но я не огорчаюсь, мне даже приходит в голову, что если кто-то спросит меня где моя девушка я ему отвечу, что мол какая девушка, сам видишь какие струпья».
Рассказав сон, анализант опять поднял тему своей «второсортности» (он говорил именно «второсортность») и пол сессии приводил примеры, обосновывал и иллюстрировал этот надуманный тезис. Я предположил, что темой своей второсортности он пытается блокировать анализ: помимо того, что данная тема явно надуманная (анализант натужно высасывал из пальца возможность сделать вывод, и конечно впасть в соответствующее страдание, о своей второсортности), представленный им сон буквально говорит о том, что его «второсортность» служит ему средством блокирования возможности получения сексуальных переживаний («…но я не огорчаюсь(!) мне даже приходит в голову, что если кто-то спросит меня где моя девушка я ему отвечу, что мол какая девушка, сам видишь какие струпья»).
NB. Очень характерна подмена анализантом слова «бомжонок» («сиротинушка») на слово «второсортный», в последнем, в отличии от обоих первых, сексуальное расширение крайне затруднительно – у «сиротинушки» и «бомжонка» есть шанс на секс из жалости (строго говоря, в среде «сиротинушек» и «бомжонков» полно слабо упорядоченного секса), тогда как, «второсортному» найти на себя любительницу гораздо сложнее, если вообще возможно (сдается, что понятие «второсортность» вытекает как раз из отчаяния найти себе сексуального партнера).
Осознав, что затягивание его анализа мне никак не повредит анализант нашел действительно проблемную тему, ей как ни странно оказалась перспектива приезда матери – анализанту не давала покоя недавняя откровенность матери о своем молодом любовнике…любовнику было столько же лет сколько и анализанту. Мы плодотворно поработали – анализант допустил до сознания свои бредовые инцестуальные содержания, что конечно же продвинуло его психоанализ, что можно было отметить уже на следующей сессии. В начале следующей сессии анализант рассказал сон основной темой которого был инцест, но что характерно — тема «инцеста» была подана в достаточно критичном виде (пройдя через критику принципа реальности бредовое содержание всегда становится более критичным (жизнеспособным).
Сон: «Мне сильно хотелось секса, и я решил соблазнить финансового директора своего клиента, женщину 45 лет, плотной комплекции (Диану). Она казалось доступной и развратной. Несмотря на то, что у нее была семья, секса ей явно не хватало. Я договорился, что заеду к ней домой. К слову, в моем воображении за секс с ней я должен был платить, как с проституткой – около 5000 руб. за час.
В условленный день я решил не дожидаться ее, и я снял проститутку подешевле за 3000 руб. за час. Секс у меня был грязный – как будто мне надо было опустошить баллоны, я зашел и без прелюдий жестко ее оттрахал. Я испытывал сильное возбуждение, но при этом как-то брезговал трахать проститутку. После того, как вышел от проститутки позвонил Диане и поехал к ней. С ней у меня был более «теплый» секс. Отвращения я не испытывал, наоборот, мне все понравилось и хотелось повтора. Видимо после секса она дала мне ключи, т.к. на следующий день я договорился с ней, что приеду к ней домой к 16.00. Приехал я в 14.00 с друзьями, хотел показать им ее квартиру. Квартира располагалась в клубном доме, и на цокольном этаже был ресторан. Часть окон выходила туда.
Я увидел Диану, сидящую за ноутбуком в ресторане, она сидела и работала. Сказал ей, что жду ее. Чувствовал я себя у нее как дома. Услышав, что я уже у нее и жду ее, она удивилась, но сказала, что поднимется. Друзья уже разошлись. Но тут приехал ее муж с сыном, который был чуть младше меня. Муж был на голову меня выше, но интеллигентный и доброжелательный. Она сразу со мной познакомился. Я, первоначально растерявшись, понимая, что совершаю преступление, быстро ретировался и даже не дрожал. Я представился, рассказал, что мы работали на одном проекте, и теперь я консультирую Диану по некоторым финансовым вопросам компании. Вел я себя не вызывающе, наоборот как-то расслабленно, но чувствовал я себя уже не мальчиком, то есть не включал сиротинушку, а очень складно и точно врал, чтоб не попасться с поличным.
Диана поднялась домой и, увидев мужа, начала прикидываться верной женой, обняла его, начала заигрывать и, прижавшись к нему, развернула его спиной ко мне, начала показывать мне на дверь, мол «в следующий раз». Я быстро попрощался и ушел».
«Диана» в данном сне является для анализанта разрешенным инцестуальным объектом: об этом говорит ее должность (хоть и «фин», но все же «директор»), ее возраст (она одного возраста с матерью анализанта), ее внешнее сходство с матерью анализанта (он сам сделал акцент на их поразительном сходстве), ее семейное положение (она – «мать»), восприятие ее анализантом как проститутки (как я уже упоминал выше у анализанта есть навязчивое представление о матери как о потенциальной проститутке). Самое главное, что после этого сна страх перед приездом матери отпустил анализанта – ее возможное инцестуальное предложение он увидел именно как бред, то есть, что-то совсем невероятное.
Обретение бредовым содержанием словестной формы и есть то самое построение «словестного моста» из бессознательного в сознание, о котором так печется психоанализ, на этом примере можно увидеть действие психоанализа что называется «в прямом эфире».
Пример девятый.
Сев в кресло анализант сказал, что не помнит что я ему такого сказал на прошлой сессии, но выйдя из кабинета его неожиданно посетила четкая мысль (он осознал), что у него с матерью никогда не было сексуальных отношений. Поясняя эту странную фразу анализант сказал, что всегда считал, что находится с матерью в сексуальных отношениях, основой которых была его сексуальная сверхценность. По его представлению мать была без ума от его полового органа и мечтала овладеть им (фактически был только один случай, когда мать манипулировала его пенисом, это было, когда она открывала ему головку). Он всегда считал мать своей женщиной и во всем видел подтверждения тому, — все говорило ему о том, что их отношения вот-вот сорвутся в секс (коитус). И вдруг, он осознал, что ничего этого нет и никогда не было, от этого открытия он пребывал в полнойрастерянности. Его мир как будто испарился – исчезла божественная мать, самая прекрасная женщина на земле, которой он всегда служил как верный рыцарь, — исчез злобный отец, которого он безусловно любил, но больше жалел, как проигравшего. Здесь я добавил, что наверное самой главной, потерей оказалась его сексуальная сверхценность, вместе с которой исчезла и его априорная социальная исключительность. Анализант с ехидным сожалением согласился: «Да, самолюбие мое страдает! Вот, кстати, два сна, по-моему, как раз про это, — добавил он.»
«Я поражаюсь видя свой бывший магазин, который я до недавнего времени арендовал у сельской администрации. Я от него отказался по причине его убыточности и бесперспективности. Мне казалось, что ремонтировать его неоправданно дорого, но главное, мне было страшно приступить к ремонту подсобных помещений, мне казалось, что они наполнены всякой мерзостью (хотя фактически речь шла о техническом мусоре, технических жидкостях и пр.). Местные власти, совершеннейшее быдло в моем представлении, сделали из этого магазина «конфетку», причем, никакого пафосного ремонта они не делали, сделали простой, но очень качественный ремонт, что называется «все по-уму». Когда я увидел обновленный магазин изнутри первое, что меня поразило – это ремонт, как раз, подсобок: они их очистили, пробили окна, поставили хорошее оборудование (оборудование, опять же, не новое и не «навороченное», но качественное и надежное, я это отмечаю во сне). На фоне прекрасно работающего магазина я почувствовал сильнейшее унижение, причем, как бы с двух сторон: и со стороны власти и со стороны жителей – приходя в этот магазин, а покупателей в магазине заметно прибавилось, они наверняка думают «Ну, и дурак же был прежний хозяин».
«Зима, холодно. Я подхожу к зданию бывшей котельной и ожидаю, что там располагается элитный свинг-клуб, в который я когда-то часто захаживал. Клуб был действительно в котельной (разумеется, котельная была неработающей), но это было сделано специально, такое экстремальное смешение стилей придавало клубу еще больше шарма. Клуб был действительно дорогой и элитный и все в нем было роскошно и статусно; я гордился, что был членом этого клуба. Я захожу в котельную и к своему изумлению вижу, что никакого клуба там уже нет, только котельная (но уже работающая). Внутри все как должно быть в нормальной котельной: рабочие заняты своим делом меня не замечают; бетонный полы, крашенные стены, кругом трубы и огромные манометры. Мне с одной стороны не по себе – я как-то резко контрастирую с мужичками в спецовках, но с другой стороны, тепло и уютно (я замечаю, что там несмотря на заводской антураж достаточно уютно), на улице холодно и мне туда не хочется».
Выслушав сны и сделав несколько уточнений, я заметил анализанту, что в его снах, действительно, представлена динамика его отношений с матерью (и «магазин» и «котельная», безусловно, являются символом матери (материнской утробы)), и что анализ снов поможет ему разобраться с той «кашей», в которую превратились эти отношения после исчезновения из них сексуальной компоненты.
Потребность в настоящей матери (материнской функции его родной матери–«аристократки»), это первое что бросается в глаза при анализе обоих снов – в обоих снах присутствует исходная дистанция до «матери» (первый сон начинается с того, что анализант смотрит на магазин, который ему больше не принадлежит; во втором сне он заходит в котельную, которая ему тоже не принадлежит). И в обоих снах он принимает адекватность преобразований этих двух исходно материнских структур в направлении усиления их материнской компоненты (магазин становится простой, но функциональный и удобный, — становится, собственно, магазином, а котельная становится простой котельной и в ней анализанту очень хорошо в мороз).
Очень показательно, что в обоих снах анализант невольно преодолевает исходную дистанцию до «матери» (простой, но качественный ремонт магазина делает сельская администрация, преобразование клуба в котельную происходит вопреки предпочтениям анализанта), в комфорте настоящего материнства он оказывается помимо своей воли. Налицо амбивалентность в его отношении к своей матери: с одной стороны он невольно испытывает комфорт от попадания в условия заботливого материнства, но, с другой стороны, он мучается из-за потери статуса, — «аристократичная» мать, а по сути – анти-мать, не давала ему тепла и защиты, но давала статус божественной исключительности, который ему и самому очень дорог. Особенно хорошо этот момент виден во втором сне (элитный свинг-клуб в котельной – это прекрасная метафора «аристократичной» анти-матери) – анализанту приятно укрыться от холода в теплой котельной, но одновременно он ностальгирует по свинг-клубу (анализант подтвердил, что променял бы и тепло и комфорт на элитность клуба). В первом сне эта амбивалентность тоже присутствует, но в менее выраженной форме и, если так можно выразиться, «от обратного» — анализант не может сделать простой ремонт в магазине (а нужен именно простой («совковый») ремонт), потому что он как бы аристократ и как бы не про всю эту «совдепию». Квинтэссенцией этой амбивалентности является страх анализанта перед ремонтом подсобок – там ему надо бы просто «засучить рукава» и просто вынести хлам и технические жидкости, но этот простой труд ему совсем не по образу.
Собственно, ничего по сути нового эти сны в анализ не добавили – амбивалентность в отношениях с матерью, и как следствие, неустойчивость этих отношений, это чуть ли не осевая тема данного участка психоаналитического процесса. Анализант не раз заявлял к анализу, как проблему несоответствия образа матери его ожиданиям (анализант ожидает от матери «аристократизма», а она часто ведет себя как не очень умная простушка), так и проблему сексуальных отношений с ней, как они описаны выше; с другой стороны, и обида анализанта на мать за отсутствие у ней материнских чувств к нему не раз была темой анализа. Однако впервые с начала анализа во сне анализанта (в его ближайшем подсознании) появилась потребность в материнском отношении. Это значит, что психика анализанта окрепла и он смог позволить себе тоску по матери (матери любящей его просто так). Проблема отсутствия материнства в родной матери-«аристократке», которую раньше он был вынужден удерживать в глубоком подсознании в силу ее нерешаемости и наличия в ней колоссального разрушающего потенциала, теперь поднялась в ближайшее подсознание, следовательно — перестала быть такой страшной.
Анализ снов помог анализанту разобраться в «каше» творящейся в его подсознания, — он отметил, что ему было страшно приступить к анализу наступивших изменений именно потому, что они произошли как бы помимо его воли, что ему, действительно очень трудно расставаться с образом «матери-аристократки», а вместе с тем и со своей а-ля аристократической сексуальностью (имеется ввиду инцестуальные отношения с матерью). «Но самым неприятным, — сказал анализант, — является осознание, что я хочу секса с матерью не по принуждению, а по убеждению – здесь мне реально становится страшно». Справедливость опасений анализанта показала следующая сессия на которую он принес сон, показывающий, что его подсознание продолжает усиленно работать над поиском безопасных инцестуальных сценариев.
NB. «Я сижу в автомобиле типа «Кедр» на заднем сиденье, водитель вполоборота рассказывает мне, что сейчас к нему придет нимфоманка, которая дает каждому, кто попросит, и он будет «трахать» ее здесь на заднем сиденье. Я удивляюсь почему так не комфортно и не гигиенично, но он говорит, что она так хочет. Он мне что-то еще рассказывает об этой женщине и я неожиданно понимаю, что это моя мать, а когда он мне показывает ее фото на телефоне я окончательно в этом убеждаюсь. На меня накатывает сильное сексуальное возбуждение и я предлагаю мужику уступить сегодняшний «трах» мне (в этот момент мне кажется, что я должен спасти честь семьи, в частности отца, мне почему-то жалко отца, — мне кажется, что я спасу мать и мою семью от позора, если она будет заниматься сексом только со мной). Мужик в некотором недоумении, но соглашается, если она будет согласна. Тут кто-то звонит ему на мобильник, и он говорит мне: «А вот и она, договаривайся, если хочешь». Я беру трубку и говорю, что-то типа «Мама приезжай я буду вместо твоего мужика (когда я произношу «мама» меня накрывает ужасом). А она совсем не удивилась, и совсем не против, только спрашивает где мы остановились, чтобы сказать таксисту. Я пытаюсь ей объяснить, стоим мы где-то в лабиринтах гаражного комплекса, и на этом сон заканчивается».
Здесь инцестуальное возбуждение пробивается в предсознание через критику (исходящую из принципа реальности) посредством легитимного, в первом приближении, утверждения «посредством инцеста я спасу семью (отца) от позора» (запретное побуждение всегда прорывается в предсознание через как бы