Именно сознание ведет процесс формирования человеком своего «Я». Сознание человека помогает ему отобрать только ему подходящие слова («Я» состоит из слов). Будучи субъектом, то есть, представителем универсальной для всех людей реальности, каждый человек, каким-то образом уникален и индивидуален (не такой как все), причем, уникален еще до рождения. В чем эта уникальность сказать сложно, но факт состоит в том, что все люди уникальны и универсальны (одинаковы) одновременно. При том, что субъектность человека универсальна, реализация субъектности в каждом отдельном случае, в каждый отдельный момент времени требует от человека создания им разной конфигурации своего «Я» - создания разного набора слов. Сознание, реагирующее на появление (исчезновение) возможности реализации человеком своей субъектности, как раз, и «руководит» процессом формирования человеком нужной конфигурации своего «Я», процессом подбора нужных слов. Из нужных слов человек рождает нужное себе представление о реальности, в которой он живет, в которой он может быть эффективным. Помощь человеку в создании им нужного для реализации своей субъектности представления о мире является основной функцией сознания.
Быть в сознании и сознавать это не одно и тоже, хотя источник (сознание) один и тот же.
Человек в сознании – это человек сознающий себя конкретным историческим персонажем – персонажем с именем, со своим миром, и со своей историей: миром и историей, синхронизированными с миром и историей других людей (человек во времени).
Вспоминая как его зовут (зовет референтный Другой) человек вспоминает свою историю, становится конкретным историческим персонажем, то есть, человеком со сложившимся (устойчивым) представлением: о себе, о своем внутреннем мире, о своей физиологии, о своем прошлом и своем будущем и т.д и т.п. Одним словом, вспоминая свое имя (обретая свое имя), человек обретает свое «Я» - некий каркас, помогающий ему реализовывать свою субъектность. «Я» воспринимается человеком, как ограничение, но, на самом деле, является, может быть, единственной возможностью его существования в качестве автономной субъективной единицы.
Человек в сознании сознает свои ограничения. Сознает, что он находится внутри своего «Я»: имеет имя, а с ним и всю свою историческую, социальную, физиологическую и пр. конкретику. Сознает и свою попытку вырваться за свои ограничения, и свои неудачи на этом поприще. Сознает и свою субъективность и свою субъектность, одним словом, сознает все, что происходит с ним в его мире. Человек не всегда может осознать (правильно облечь в слова) происходящее с ним в его мире, но сознает он все, что с ним происходит.
Что же человек не в сознании (например, во сне)? Человек не в сознании сознает, что он не в сознании, то есть, вне своего «Я». Не осознает (слов у него по определению быть не может, слова только в «Я»), а именно сознает свое странное и часто неприятное состояние, состояние из которого хочется выйти (проснуться), вспомнив свое имя, вернув себе свою историческую конкретику. Человек сознает всегда, всегда, когда он есть; сознает что есть, - что есть, то и сознает: в сознании сознает, что он в сознании, не в сознании сознает, что он не в сознании.
NB.
Есть тема «пропадания сознающего». Куда девается сознающий во время сна (когда он не видит снов) или, например, при потере сознания? Вопрос имеет смысл, но ответ на него, по вполне понятным причинам, может быть только не очень доказательным. Факт состоит в том, что после своего отсутствия человек возвращается, причем, возвращается почти таким же, каким «исчез», добавляется опыт «исчезновения - возвращения» - факт, который ему невозможно отрицать. Характерно, что «возвращение» занимает некоторое время; «возвращаясь» человек как бы входит в свое «имя», в свою конкретику, свои ограничения. Даже вставая по будильнику, человек вынужден вспоминать зачем ему это надо, вспоминать, что ему надо на работу, что без денег плохо, что у него семья, что у него есть планы на карьеру и т.п, одним словом, даже вставая по будильнику, человек вынужден восстанавливать свою «конкретику», чего уж говорить о выходе человека из комы или медикаментозного сна. Акцент в данном случае стоит на том, что есть сознающий, а есть его человеческая «конкретика», и они могут на некоторое время не совпадать, могут сходится и расходится, причем, субъектностью в данной паре обладает только «сознающий», его человеческая «конкретика» субъектностью очевидно не обладает. «Возвращение» сознающего позволяет считать, что он никуда не девается. Возможно, это допущение, но рамка и задача данного исследования позволяет эту возможность игнорировать.
Человек может назначать реальностью свое представление о реальности.
Будучи субъектом, человек может назначать реальностью свое представление о реальности; реальностью оно, конечно, от этого не становится. Человек может назначать реальностью даже свой бред, в этом случае, ему, конечно, придется отстаивать это свое решение, поддерживать жизнеспособность своего бреда своими титаническими, и главное, реалистичными усилиями. Перед кем отстаивать? Перед самим собой! Принцип реальности никогда не пропустит подмену реальности представлением о ней, его голос нужно все время глушить.
На первый взгляд, кажется, что человек всегда назначает свое представление о реальности реальностью и отстаивает это свое решение до последнего, но это не так. В «норме» человек не держится за свое представление о реальности, и всегда готов к его коррекции: чем более реалистичным является представление человека о реальности, тем более эффективным он себя ощущает. Держаться за свое представление о реальности человека заставляет страх потери матери. Единственный бред, который человек будет, до последнего, пытаться сделать реальностью является его представление о своей априорной социальной исключительности: как кажется человеку, божественный ребенок всегда найдет себе маму.
NB.
Потеря матери («первичная детская психотравма») – это реальная катастрофа (полная потеря возможности реализации своей субъектности) для человека; с момента «первичной психотравмы» реализация его субъектности переходит в сферу воображения. Исходя в анализе из того, что единственной реальностью, к которой человек имеет непосредственный доступ, является его собственная эффективность (субъектность), следует констатировать, что, после ужаса небытия, вызванного «первичной детской психотравмой», единственной возможностью реализации человеком своей субъектности становится овладение матерью. Это, в свою очередь, означает, что миром, в котором ребенку сначала предстоит реализовывать свою субъектность, оказывается его первичная идентификация с матерью (бессознательный конструкт), и представление матери о нем (о своем ребенке). Сначала человек вынужден «стать» своей матерью, присвоить ее представление о своем ребенке (овладеть матерью), а потом уже, из этого сложносочиненного образа пытаться: стать полноценным членом общества, освоить профессию, создать семью и иметь эффективные сексуальные отношения с противоположным полом. Одним словом, человек вынужден осваивать социальные роли находясь уже в роли «ребенка своей матери» (роль в роли); разумеется, такая комбинация редко оказывается эффективной, попробуйте пробежать марафон во фраке.
Спрашивается, а где же тут сознание, где его критическое действие, где принцип реальности? Так, все на месте! Именно субъектность ребенка оказывается в ловушке «первичной психотравмы», именно сознание своей полной неэффективности заставляет ребенка действовать – создавать свой мир (в своем представлении) в попытке найти возможность реализации своей субъектности. А пытаться(!) создать он может! Может именно потому, что обладает субъектностью, то есть, по сути, божественностью, а значит, может явиться Создателем мира, пусть, только своего, и только в своем воображении, но, все же, мира, без кавычек.
Сознание человека помогает ему наполнить содержанием, создаваемое им представление. Критерий здесь один – эффективность (в данном случае, эффективность овладения матерью). Мать вернулась, значит представление о матери верно, значит, можно его развивать, и все будет хорошо. Фабула развиваемого человеком представления универсальна: субъектность человека естественно развивается в тему собственной божественности (божественность предсказуемо рождает тему собственной божественности). Бессознательная проекция собственной божественности на мать рождает тему «божественности матери». Если мать поддерживает одну или обе темы, а она, как правило, поддерживает, по крайней мере, тему собственной «божественности», то представление ребенка, будучи полным бредом, оказывается абсолютно устойчивым. Представление о божественности своей матери дает человеку, как ему кажется, механизм контроля за «уходящей» матерью, а с ним и восстановление состояния своей эффективности, а что, самое главное, предсказуемость данного состояния. Сознание дает данному бреду статус «реальность» именно потому, что оно фиксирует восстановление состояние эффективности: раз представление дает возможность реализации, значит, это реальность, как бы говорит сознание. Если человек получает более эффективный механизм контроля за «злой» матерью, нежели представление о ее «божественности», то сознание отзовет статус «реальность» у данного представления и выдаст ему статус «бред». Все дело в эффективности: если представление способствует появлению у человека предвкушения своей эффективности, то сознание назначает данное представление «реальностью», если данное представление не оправдает возложенных ожиданий, то статус «реальности» сознанием, как бы, растворится.
Принцип реальности пропускает стабилизацию катастрофической ситуации, вызванной «первичной психотравмой», за счет создания представления о матери (о мире), но не пропускает реализацию субъектности в выдуманном мире (реализовать субъектность в представлении о мире не получится), заставляя человека перманентно совершенствовать свое представление о мире, выйти из которого ему уже не удастся, по крайней мере, до самой смерти.