Продвигая свою децентрированную модель психики З. Фрейд вынужден недопустимо упрощать, а иногда и прямо искажать структуру динамических отношений человека с внутренней и внешней реальностью. Так, Фрейд пытается представить процесс восприятия в виде простого акта наполнения воспринимающей системы человека значениями, исходящими из внешней ему объективной реальности, а воспринимающий центр (в схеме Фрейда, это “Я”), соответственно, в виде простого элемента, который лишь канализирует некие естественные силы.

Обсуждение вопроса о источнике значения восприятия крайне важно в контексте критики психоаналитической теории З.Фрейда. Если значения восприятия, лежат вне человека (в терминологии Фрейда – «Я-Оно»), то допущение либидиозной энергии, в качестве фактора, безусловно движущего человеком, возможно. Если же значения восприятия находятся “внутри” (врождены) человеку, то такое допущение невозможно. В этом случае воспринимаемое значение предустановлено не только по отношению к внешнему объекту, воспринимаемому человеком, но и по отношению к вожделениям Оно, которые тем самым лишаются своей безусловной движущей силы.

Разрешение вопроса об источнике значения восприятия может либо подтвердить исходные допущения Фрейда, либо опровергнуть их, поставив тем самым под сомнение все последующие психоаналитические нагромождения.

1. Объективная реальность — источник воспринимаемых “Я” значений.
Объективная реальность является, по мнению Фрейда, источником воспринимаемых человеком значений. Акцент в данном случае стоит на том, что значение, по мнению основателя психоанализа, поступает к человеку извне.

“…всякое значение исходит из внешнего восприятия …Я есть только измененная под прямым влиянием внешнего мира при посредстве W-Bw часть Оно..”

З.Фрейд “Я и ОНО” М. 1991г. Серия “Детский психоанализ”-1. с.69

Восприятие объективной реальности, соответственно, представлено Фрейдом в качестве процесса прямого заполнения воспринимающей системы значениями, исходящими из объективной реальности; ощущения несут собой значение непосредственно. Восприятие мыслительного процесса отличается от восприятия объективной реальности тем, что требует опосредующего звена из представления слов.

«Само собой разумеется, что сознательны все восприятия, приходящие извне, (чувственные восприятия), а также изнутри, которые мы называем ощущениями и чувствами. Как, однако, обстоит дело с теми внутренними процессами, которые мы – несколько грубо и недостаточно – можем назвать процессами мышления? Вопрос: «Каким образом что-либо (речь идет о мысли И.В) становится сознательным?» — целесообразно было бы облечь в такую форму: «Каким образом что-нибудь становится предсознательным?» Тогда ответ гласил бы так: «В соединении с соответствующими словесными представлениями».

З.Фрейд “Я и ОНО” М. 1991г. Серия “Детский психоанализ”-1. с.64-65

“Роль представлений слов становится теперь совершенно ясной. Через их посредство внутренние процессы мысли становятся восприятиями. Таким образом, как бы подтверждается положение: всякое значение происходит из внешнего восприятия. При осознании (Uberbesetzung)мышления мысли действительно воспринимаются как бы извне и потому считаются истинными.” (там же)

З.Фрейд “Я и ОНО” М. 1991г. Серия “Детский психоанализ”-1. с.68

Здесь необходимо отметить, что говоря “представление слов” З.Фрейд имеет ввиду только различные пути формирования образа слова.

«Эти словестные представления суть следы воспоминаний; они были когда-то восприятиями и могут, подобно всем остальным следам воспоминаний, снова стать сознательными

З.Фрейд “Я и ОНО” М. 1991г. Серия “Детский психоанализ”-1. с.65

Так, услышанному слову соответствует звуковой эквивалент (след воспоминания). Увиденное слово, в виде буквы или жеста, имеет в системе воспоминаний зрительный эквивалент.
Необходимо отметить, что в своем понимании сути процесса восприятия Фрейда не одинок. Помимо медицинского взгляда на природу психических процессов, здесь следует упомянуть также психологическую теорию «Деятельности» Леонтьева-Рубинштейна.
Характерно, отсутствие какого-либо обоснования взгляда на восприятие человеком объективной реальности, как на ее отражение в психике. А обосновывать то, есть что! Совершенно очевидно, что в восприятии человека объективная реальность преломляется, а не отражается; причем, преломляется по некому индивидуальному, заранее неизвестному, сценарию.
Может поэтому и не обосновывают, что представление о человеке, как о животном, то есть, объекте с предсказуемой схемой восприятия объективной реальности, может быть только объектом веры, а не научного анализа.

2. Человек наполняет воспринимаемые ощущения нужным себе значением.
Против концепции «отражения» выступает простая очевидность нашей обыденной жизни, вопиет прямо-таки.
Фрейд говорит о представлении слов, как о необходимом опосредующем звене между «Я» и мыслительным процессом. При этом само представление слов видится ему неким универсальным актом. И это тем более странно учитывая, что Фрейд психоаналитик: психоаналитик только тем и занимается, что выявляет причину, заставляющую анализанта формировать нужное себе представление в том числе и слов. Ведь что такое вытеснение? Вытеснение — есть, как раз, процесс формирования человеком нужного (безопасного) себе представления о своей душевной жизни. А слова, текст, который он произносит, есть только одна из форм поддержания данного представления в жизнеспособном состоянии.
Так, например, на первых сессиях анализант утверждает, что ее отец – «урод конченный», приводя в доказательство подтверждающие факты. Рассказ анализанта о «зверствах» отца хорошо структурирован, сопровождается сильными эмоциями, в общем, выглядит очень убедительно.

Акцентируем внимание на том, что анализант представляет(!) отца в виде «урода конченного». Данное представление абсолютно устойчиво и обладает для анализанта атрибутом реальности. У данного представления многочисленный референтный социум во главе с матерью анализанта. Можно сказать, что анализант уверовала в свое представление об отце, она действительно видит(!) в отце «урода конченного» (видит свое представление), и действует в соответствии с данным представлением.

В процессе анализа выясняется, что данное представление создано анализантом искусственно: факты, разрушающие данное представление, опускаются и интерпретируются в угоду искомому представлению; факты, подтверждающие представление, выпячиваются, усиливаются и не интерпретируются; сама анализант предстает в своем рассказе об отце идеальным объектом. Целью создания анализантом данного представления является блокировка инцестуальных фантазий (агрессия любой интенсивности является прекрасным средством вытеснения сексуальных фантазий) и отождествление с матерью. Как только анализант осознала свои инцестуальные побуждения, получив тем самым возможность их контроля посредством критики принципа реальности, представление об отце как об «уроде конченом» потеряло смысл и на глазах начало распадаться. Чем более анализант открывала в себе «преступницу», тем менее преступным начинал казаться ей отец. Память начала отдавать анализанту детские переживания, когда она была счастливой «принцессой» в обществе своего любящего отца.

Здесь же уместно вспомнить о таком психоаналитическом понятии как «перенос». Напомню, что переносом психоаналитики называют наполнение анализантом того, что он слышит (видит и пр.) своим собственным значением.

NB. Понятие «значение» можно определить как «возможность трансляции человеком искомого для него представления о себе».

«Значит» - это всегда «значит для меня» с расширением «в моем представлении, это – то-то и то-то». В свою очередь любое фиксированное представление о чем бы то ни было является функцией поддержки представления человека о себе, возможностью провести представление о себе через принцип реальности.

Между тем, что анализанту говориться и тем, что он слышит обнаруживается определенная разница. Проанализировав закономерность возникновения данной вилки значений, психоаналитик может сделать предположение относительно характера вытесненного переживания. Таким образом, феномен переноса буквально говорит о том, что человек наполняет нужным для себя значением материал, данный в ощущении, а не получает значение вместе с ощущением. Фрейд должен был об этом знать, так как, перенос открыл и описал именно он.

Но самое главное, что открывается только психоаналитику – это творческая составляющая процесса означения человеком своего душевного материала. То, что мысль существует до слов – это понятно, но то, что человек создает нужную для себя словестную «упаковку» для своих мыслей и вытесняет ненужную хорошо видно только на психоаналитической сессии. Когда анализант понимает, что анализ текста, используемого им для передачи своей душевной жизни, открывает присутствие в ней вытесняемых им побуждений, он пытается переупаковать свою душевную жизнь в другие слова, которые бы сделали такое открытие невозможным. Такая «переупаковка» может происходить несколько раз за психоаналитическую сессию.

Создание человеком нужного для себя представления о своей душевной жизни, говорит о существовании у него определенных требований к своей душевной жизни. Именно в согласии с ними он создает, как представление о своей душевной жизни, так и текст, транслирующий данной представление. Таким образом, не душевная жизнь определяет представление человека о своей душевной жизни, а его имманентные требования к происходящему с ним.

NB. В другой работе я уже говорил, что данные требования определяются природой человека, которая есть – конечная причинность своих действий (абсолютное своеволие).

Это как в известной поговорке: «Память сказала: «Это было!» Гордость сказала: «Этого быть не могло!» Они долго спорили. В конце концов, гордость победила.

Для того чтобы понять, что значение восприятия предшествует моменту восприятия и, таким образом, не поступает к человеку извне вместе с ощущениями, а заполняет ощущения изнутри не обязательно быть психоаналитиком, об этом говорит, повторюсь, простая интуиция нашей обыденной жизни.

Слово – универсально, значение слова – индивидуально. Этот тезис не требует никаких особых доказательств. Совершенно очевидно, что каждый человек по-своему и все люди по-разному понимают прочитанное или услышанное слово.

Если бы носителем значения являлось слово, то невозможно было бы говорить об одном и том же на разных языках, то есть разными словами. И, таким образом, перевод был бы невозможен, так как перевод, строго говоря, означает замену одних слов на другие при сохранении значения передаваемого текстом.

Если бы в тексте заключалось значение, то читатели не спорили бы относительно того, что хотел сказать автор своим произведением, школьники бы не писали сочинений, излагая собственное понимание прочитанного, все люди понимали бы друг друга правильно и однозначно, а музыкальное произведение нельзя было бы сыграть по-разному.

Представляется возможным говорить об избыточности значения по отношению к тексту. Значение не всегда может быть передано текстом и не всегда может быть понято посредством текста. Человек может просто не понять то, что автор пытается донести до него посредством своего текста. Автор заложил свое значение в текст, а воспринимающий извлекает из него только то, что это «чушь собачья».

Совершенно очевидно, что одно и то же разные люди видят по-разному (по-своему). Один и тот же человек является: одному - отцом, другому - сыном, третьему - мужем, четвертому - коллегой и т.д. Покажи взлетающий самолет туземцу из первобытного племени, и он рухнет в ужасе на колени перед богом огня.

В данном контексте иллюстративна одна зарисовка, представленная известным писателем-сатириком. После открытия “железного занавеса” он каким-то образом попал в дорогой итальянский ресторан, где принял воду для мытья рук, означенную так дольками лимона и персика, за компот, пытался ее пить, и только по реакции окружающих понял, что делает что-то не то. Этот случай интересен тем, что вода была специально означена как вода для мытья рук, и таким образом, если посылка Фрейда была бы верна, то путаницы не могло бы быть. Характерно, что в таком же положении мог бы оказаться любой человек, для которого вода с плавающими в ней фруктами означает только компот.

Иллюзия означенности объективной реальности самой по себе может возникнуть у человека, который изо дня в день перемещается в освоенном пространстве, по фиксированному маршруту. Соответственно, отклонение от “своей” траектории, попадание, скажем, в другую культуру или другую природную среду, приводит к тому, что иллюзия означенности мира самого по себе у человека пропадает. И он может умереть с голоду там, где объективно достаточно пищи.

В контексте спора со Фрейдом относительно источника воспринятого человеком значения хотелось бы акцентировать внимание на следующем противоречии. С одной стороны, значения не может быть часть. Очевидно, что значение представляет собой некую цельность; если значение воспринято, то оно воспринято одновременно все. Но, с другой стороны, ощущения всегда доносят до человека только фрагмент воспринимаемого объекта; человек лишен возможности, например, увидеть весь воспринимаемый объект целиком. Если означение материала, данного человеку в ощущении, не является актом доопределения, то остается непонятным, каким образом я могу видеть стол, если я всегда вижу только его часть. Возможность увидеть стол говорит о том, что целое все же предустановлено по отношению к своим частям.

Здесь же уместно обратить внимание на еще одну особенность восприятия.

Воспринимаемый человеком объект помимо пространственного протяжения, которое только и можно увидеть, имеет также и функциональное наполнение, которое увидеть принципиально невозможно. Принципиально невозможно: увидеть работает телевизор или нет, не включив его; определить что именно делает тот или иной человек без многомесячной психоаналитической процедуры. Вместе с тем, значение восприятия с необходимостью включает в себя знание функционального наполнения воспринимаемого человеком объекта. Если, входя в комнату мы видим именно телевизор, то подразумеваем, что он работает, хотя это может быть и не так. Если Фрейд прав относительно источника воспринимаемого значения, необходимо признать существование возможности увидеть исправность телевизора не включая его, что в большинстве случаев невероятно.

Допущение определенного функционального наполнения объекта, воспринимаемого человеком, присутствует в акте означения, однако не может быть дано ему вместе с ощущением. В этой связи, представляется верным, что знание функционального наполнения воспринимаемого объекта эксплицируется человеком из себя в акте восприятия. Видя телевизор, человек хочет(!) видеть в увиденном именно телевизор. Подтверждением чему может служить возможность ошибки. Человек может видеть телевизор, хотя то, что он видит, на самом деле, является набором запасных частей к телевизору или подставкой под тазик. И наоборот, смотря на телевизор, человек может не увидеть телевизора, если он “уже” не знает, что такое телевизор.

NB. Акцент на «хочет видеть» здесь крайне важен. По сути, человек всегда видит то, что он хочет видеть, то что ему нужно видеть для легитимизации представления о себе. Представление человека о мире всегда не соответствует миру, о котором оно есть представление. Это утверждение верно и в отношении представление человека о себе самом: представление человека о себе никогда не соответствует ему самому. Но, если представление человека о себе не является предзаданным (фиксированным) потребностями вытеснения, то между человеком и миром идет постоянный информационный обмен, в результате которого представление человека о мире корректируется миром, становясь более реалистичным. Если же представление человека о себе фиксировано потребностями вытеснения, то в информационный обмен между человеком и миром вклинивается потребность легитимизации фиксированного человеком образа себя.

Фиксированное представление человека о себе должно стать законным, чтобы принцип реальности не заподозрил в фиксации образа потребности вытеснения, для чего человеком формируется искусственное представление о мире. Мир должен быть таким, чтобы фиксированный образ себя был бы в нем гармоничным. В нормальном случае представление о мире корректируется миром в патологическом случае мир корректируется в угоду искомого представления о нем. Некорректируемое представление о мире является бредом. Кто попадал в бред шизофреника прекрасно меня понимает: если он решил, что является избранным, то вылезти из его представления о тебе как о быдле не удастся, будь ты хоть семи пядей во лбу. В подавляющем большинстве случаев мы имеем дело именно с фиксированным в той или иной степени представлением человека о себе и мире; информационный обмен никогда не прекращается полностью, но все же: в подавляющем большинстве случаев человек видит (ощущает) то, что хочет видеть.

Восприятие идеальных объектов. Критика взглядов З.Фрейда на сущность процесса восприятия не может не коснуться восприятия человеком идеальных объектов. Говоря “идеальные объекты”, я имею ввиду структуры, объективно отсутствующие вне человека. Их нельзя воспринять извне, восприятие идеальных структур может быть только актом их бессознательной экспликации человеком из себя.

NB. Данный тезис во многом созвучен с тем, что Кант имел ввиду, когда говорил о пространстве и времени как о предустановленных формах восприятия.

Так, например, человек может воспринимать нечто в качестве прямой несмотря на то, что объективно прямых линий, как, впрочем, и других геометрических фигур в природе нет. В природе также невозможно найти два одинаковых объекта, но человек каким-то образом видит два дерева. Человек не имеет возможности увидеть мебель; он может увидеть стол, стул, шкаф, но мебель он увидеть не может. По существу, “мебель” есть абстрактное понятие, то есть, понятие, у которого отсутствует точный объективный субстрат. Однако это не мешает человеку воспринимать стол, стул, шкаф именно как мебель и, таком образом, воспринимать отсутствующее объективно. Хотелось бы сделать акцент на том, что увидеть мебель человек не может, а воспринять что-то как мебель человек может.

Принципиально невозможно увидеть расстояние. Объективная реальность, данная человеку в ощущении, едина, в ней нет пустоты. В этом смысле, объекты скорее соединены пространством, чем разъединены им. Между объектами существует земля, асфальт, вода и т.д., но расстояния между ними нет. Таким образом, можно утверждать, что восприятие расстояния отличается от возможности его увидеть, так как такой возможности нет.

Понимая под “временем” отличие предмета от самого себя, по определению М.Мамардашвили, можно утверждать, что увидеть время принципиально невозможно в силу того, что объективно ни один предмет в момент восприятия не отличается от самого себя. Однако воспринять прошедшее время можно: человек имеет возможность, приехав на родину, сказать, с грустью разумеется: “Прошло время”. Таким образом, увидеть время нельзя, а воспринять время можно.

В обсуждаемом контексте может быть интересно размышление Мераба Мамардашвили о парадоксальности процесса восприятия.

“Восприятие чего-либо без "я" в точке восприятия, то есть, без того, чтобы особыми актами был установлен когитальный носитель этого восприятия, не завершено, не доопределено до конца и не является уникальным. Психологам здесь есть над чем поломать голову. Я условно назову этот последний мой принцип "принципом фиксированной точки "я", точки как таковой. Мы не можем знать, подумаем ли мы и когда подумаем, но когда подумаем - мы знаем, и знаем определенно. Наше знание обладает полнотой и завершенностью, не сбиваемой и не отклоняемой никакой возможностью заблуждения. Назовем это принципом индивидуации. Процесс и вещи в мире доопределяются в точке их восприятия, в точке, где сотворено "я" cogito, реальное событие в мире". М.Мамардашвили "Картезианские размышления" М.1993г.“ПРОГРЕСС”(“Культура”) с. 64

М.Мамардашвили говорит о восприятии как о процессе, который можно разделить на ощущение (я вижу) и некий ментальный акт, которым субъект доопределяет ощущение (я знаю, что я вижу). При этом М.Мамардашвили акцентирует внимание на том, что акт ментального доопределения ощущения, является актом индивидуации человека: неким уникальным и незаместимым актом воспроизводства человеком себя в мире.

В качестве иллюстрации М.Мамардашвили приводит феномен “узнавания”. Так он, совершенно справедливо, говорит, что только те, кто “уже” знает Иванова, имел с ним дело, может его узнать как Иванова. Другие лишены данной возможности сколько бы они его не разглядывали. Иными словами, для того, чтобы некто увидел Иванова он должен знать Иванова, в противном случае он не сможет его увидеть. Акцент в данном случае стоит на том, что без акта узнавания, то есть некого ментального доопределения, увиденное было бы пусто.

Показательно, что для встречи с Ивановым вовсе не обязательно его физическое присутствие. Достаточно нескольких умелых штрихов художника, чтобы каждый кто знает Иванова сказал: “Это Иванов.” Или например, М.Мамардашвили рисует круг с двумя отрезками исходящими из него в диаметрально противоположном направлении и объявляет на радость непонимающим студентам, что это мексиканец на велосипеде. В данном примере сделан акцент на том, что возможность увидеть совпадает с возможностью узнать.

В лекциях, посвященных творчеству Пруста М.Мамардашвили развивает данный тезис, подробно останавливаясь на эпизоде с пирожным “Мадлен”. Содержание, наполняющее ощущение, он представляет сложным ассоциативным рядом, который вбирает в себя чуть ли не всю историю человека.