2. Человек наполняет воспринимаемые ощущения нужным себе значением.
Против концепции «отражения» выступает простая очевидность нашей обыденной жизни, вопиет прямо-таки.
Фрейд говорит о представлении слов, как о необходимом опосредующем звене между «Я» и мыслительным процессом. При этом само представление слов видится ему неким универсальным актом. И это тем более странно учитывая, что Фрейд психоаналитик: психоаналитик только тем и занимается, что выявляет причину, заставляющую анализанта формировать нужное себе представление в том числе и слов. Ведь что такое вытеснение? Вытеснение — есть, как раз, процесс формирования человеком нужного (безопасного) себе представления о своей душевной жизни. А слова, текст, который он произносит, есть только одна из форм поддержания данного представления в жизнеспособном состоянии.
Так, например, на первых сессиях анализант утверждает, что ее отец – «урод конченный», приводя в доказательство подтверждающие факты. Рассказ анализанта о «зверствах» отца хорошо структурирован, сопровождается сильными эмоциями, в общем, выглядит очень убедительно.
Акцентируем внимание на том, что анализант представляет(!) отца в виде «урода конченного». Данное представление абсолютно устойчиво и обладает для анализанта атрибутом реальности. У данного представления многочисленный референтный социум во главе с матерью анализанта. Можно сказать, что анализант уверовала в свое представление об отце, она действительно видит(!) в отце «урода конченного» (видит свое представление), и действует в соответствии с данным представлением.
В процессе анализа выясняется, что данное представление создано анализантом искусственно: факты, разрушающие данное представление, опускаются и интерпретируются в угоду искомому представлению; факты, подтверждающие представление, выпячиваются, усиливаются и не интерпретируются; сама анализант предстает в своем рассказе об отце идеальным объектом. Целью создания анализантом данного представления является блокировка инцестуальных фантазий (агрессия любой интенсивности является прекрасным средством вытеснения сексуальных фантазий) и отождествление с матерью. Как только анализант осознала свои инцестуальные побуждения, получив тем самым возможность их контроля посредством критики принципа реальности, представление об отце как об «уроде конченом» потеряло смысл и на глазах начало распадаться. Чем более анализант открывала в себе «преступницу», тем менее преступным начинал казаться ей отец. Память начала отдавать анализанту детские переживания, когда она была счастливой «принцессой» в обществе своего любящего отца.
Здесь же уместно вспомнить о таком психоаналитическом понятии как «перенос». Напомню, что переносом психоаналитики называют наполнение анализантом того, что он слышит (видит и пр.) своим собственным значением.
NB. Понятие «значение» можно определить как «возможность трансляции человеком искомого для него представления о себе».
«Значит» — это всегда «значит для меня» с расширением «в моем представлении, это – то-то и то-то». В свою очередь любое фиксированное представление о чем бы то ни было является функцией поддержки представления человека о себе, возможностью провести представление о себе через принцип реальности.
Между тем, что анализанту говориться и тем, что он слышит обнаруживается определенная разница. Проанализировав закономерность возникновения данной вилки значений, психоаналитик может сделать предположение относительно характера вытесненного переживания. Таким образом, феномен переноса буквально говорит о том, что человек наполняет нужным для себя значением материал, данный в ощущении, а не получает значение вместе с ощущением. Фрейд должен был об этом знать, так как, перенос открыл и описал именно он.
Но самое главное, что открывается только психоаналитику – это творческая составляющая процесса означения человеком своего душевного материала. То, что мысль существует до слов – это понятно, но то, что человек создает нужную для себя словесную «упаковку» для своих мыслей и вытесняет ненужную хорошо видно только на психоаналитической сессии. Когда анализант понимает, что анализ текста, используемого им для передачи своей душевной жизни, открывает присутствие в ней вытесняемых им побуждений, он пытается «переупаковать» означаемое (то, о чем он говорит) в другие слова, которые бы сделали такое открытие невозможным. Такая «переупаковка» может происходить несколько раз за психоаналитическую сессию.
Создание человеком нужного для себя представления о своей душевной жизни, говорит о существовании у него определенных требований к своей душевной жизни. Именно в согласии с ними он создает, как представление о своей душевной жизни, так и текст, транслирующий данной представление. Таким образом, не душевная жизнь определяет представление человека о своей душевной жизни, а его имманентные требования к происходящему с ним.
NB. В другой работе я уже говорил, что данные требования определяются природой человека, которая есть – конечная причинность своих действий (абсолютное своеволие).
Это как в известной поговорке: «Память сказала: «Это было!» Гордость сказала: «Этого быть не могло!» Они долго спорили. В конце концов, гордость победила.
Для того чтобы понять, что значение восприятия предшествует моменту восприятия и, таким образом, не поступает к человеку извне вместе с ощущениями, а заполняет ощущения изнутри не обязательно быть психоаналитиком, об этом говорит, повторюсь, простая интуиция нашей обыденной жизни.
Слово – универсально, значение слова – индивидуально. Этот тезис не требует никаких особых доказательств. Совершенно очевидно, что каждый человек по-своему и все люди по-разному понимают прочитанное или услышанное слово.
Если бы носителем значения являлось слово, то невозможно было бы говорить об одном и том же на разных языках, то есть разными словами. И, таким образом, перевод был бы невозможен, так как перевод, строго говоря, означает замену одних слов на другие при сохранении значения передаваемого текстом.
Если бы в тексте заключалось значение, то читатели не спорили бы относительно того, что хотел сказать автор своим произведением, школьники бы не писали сочинений, излагая собственное понимание прочитанного, все люди понимали бы друг друга правильно и однозначно, а музыкальное произведение нельзя было бы сыграть по-разному.
Представляется возможным говорить об избыточности значения по отношению к тексту. Значение не всегда может быть передано текстом и не всегда может быть понято посредством текста. Человек может просто не понять то, что автор пытается донести до него посредством своего текста. Автор заложил свое значение в текст, а воспринимающий извлекает из него только то, что это «чушь собачья».
Совершенно очевидно, что одно и то же разные люди видят по-разному (по-своему). Один и тот же человек является: одному — отцом, другому — сыном, третьему — мужем, четвертому — коллегой и т.д. Покажи взлетающий самолет туземцу из первобытного племени, и он рухнет в ужасе на колени перед богом огня.
В данном контексте иллюстративна одна зарисовка, представленная известным писателем-сатириком. После открытия “железного занавеса” он каким-то образом попал в дорогой итальянский ресторан, где принял воду для мытья рук, означенную так дольками лимона и персика, за компот, пытался ее пить, и только по реакции окружающих понял, что делает что-то не то. Этот случай интересен тем, что вода была специально означена как вода для мытья рук, и таким образом, если посылка Фрейда была бы верна, то путаницы не могло бы быть. Характерно, что в таком же положении мог бы оказаться любой человек, для которого вода с плавающими в ней фруктами означает только компот.
Иллюзия исходной означенности объективной реальности самой по себе может возникнуть у человека, который изо дня в день перемещается в освоенном пространстве, по фиксированному маршруту. Соответственно, отклонение от “своей” траектории, попадание, скажем, в другую культуру или другую природную среду, приводит к тому, что иллюзия означенности мира самого по себе у человека пропадает. И он может умереть с голоду там, где объективно достаточно пищи.
В контексте спора со Фрейдом относительно источника воспринятого человеком значения хотелось бы акцентировать внимание на следующем противоречии. С одной стороны, значения не может быть часть. Очевидно, что значение представляет собой некую цельность; если значение воспринято, то оно воспринято одновременно все. Но, с другой стороны, ощущения всегда доносят до человека только фрагмент воспринимаемого объекта; человек лишен возможности, например, увидеть весь воспринимаемый объект целиком. Если означение материала, данного человеку в ощущении, не является актом доопределения, то остается непонятным, каким образом я могу видеть стол, если я всегда вижу только его часть. Возможность увидеть стол говорит о том, что целое все же предустановлено по отношению к своим частям.
Здесь же уместно обратить внимание на еще одну особенность восприятия.
Воспринимаемый человеком объект помимо пространственного протяжения, которое только и можно увидеть, имеет также и функциональное наполнение, которое увидеть принципиально невозможно. Принципиально невозможно: увидеть работает телевизор или нет, не включив его; определить, что именно делает тот или иной человек без многомесячной психоаналитической процедуры. Вместе с тем, значение восприятия с необходимостью включает в себя знание функционального наполнения воспринимаемого человеком объекта. Если, входя в комнату мы видим именно телевизор, то подразумеваем, что он работает, хотя это может быть и не так. Если Фрейд прав относительно источника воспринимаемого значения, необходимо признать существование возможности увидеть исправность телевизора не включая его, что в большинстве случаев невероятно.
Допущение определенного функционального наполнения объекта, воспринимаемого человеком, присутствует в акте означения, однако не может быть дано ему вместе с ощущением. В этой связи, представляется верным, что знание функционального наполнения воспринимаемого объекта эксплицируется человеком из себя в акте восприятия. Видя телевизор человек хочет(!) видеть в увиденном именно телевизор. Подтверждением чему может служить возможность ошибки. Человек может видеть телевизор, хотя то, что он видит, на самом деле, является набором запасных частей к телевизору или подставкой под тазик. И наоборот, смотря на телевизор, человек может не увидеть телевизора, если он “уже” не знает, что такое телевизор.
NB. Акцент на «хочет видеть» здесь крайне важен. По сути, человек всегда видит то, что он хочет видеть, то, что ему нужно видеть для легитимизации представления о себе. Представление человека о мире всегда не соответствует миру, о котором оно есть представление. Это утверждение верно и в отношении представление человека о себе самом: представление человека о себе никогда не соответствует ему самому. Но, если представление человека о себе не является предзаданным (фиксированным) потребностями вытеснения, то между человеком и миром идет постоянный информационный обмен, в результате которого представление человека о мире корректируется миром, становясь более реалистичным. Если же представление человека о себе фиксировано потребностями вытеснения, то в информационный обмен между человеком и миром вклинивается потребность легитимизации фиксированного человеком образа себя.
Фиксированное представление человека о себе должно стать законным, чтобы принцип реальности не заподозрил в фиксации образа потребности вытеснения, для чего человеком формируется искусственное представление о мире. Мир должен быть таким, чтобы фиксированный образ себя был бы в нем гармоничным. В нормальном случае представление о мире корректируется миром в патологическом случае мир корректируется в угоду искомого представления о нем. Некорректируемое представление о мире является бредом. Кто попадал в бред шизофреника прекрасно меня понимает: если он решил что является избранным, то вылезти из его представление о тебе как о быдле не удастся, будь ты хоть семи пядей во лбу. В подавляющем большинстве случаев мы имеем дело именно с фиксированным в той или иной степени представлением человека о себе и мире; информационный обмен никогда не прекращается полностью, но все же: в подавляющем большинстве случаев человек видит (ощущает) то, что хочет видеть.
