4. Лечение гомосексуальных навязчивостейПсихоанализ не лечит симптомы избирательно, психоанализ лечит психику в целом: симптомы уходят в результате общего оздоровления психики. Гомосексуальные навязчивости не исключение. На каком-то этапе анализа, когда бессознательные содержания теряют свое патогенное значение для анализанта, гомосексуальные побуждения перестают его беспокоить.
Гомосексуальные навязчивости пытается лечить психиатрия. В силу того, что психоанализ у меня практически недоступен, а другого эффективного способа решения проблемы гомосексуальных навязчивостей я не знаю (может быть, они и есть), критиковать усилия психиатрии в этом направлении я не стану. Подробнее об этом в работе «ГОКР»
Приложение 1. Более подробно о «демонизации» отца.Говоря о факторах, вызывающих гомосексуальные побуждения нужно акцентировать внимания на создании ребенком из образа однополого родителя своеобразного жупела. Процесс этот подсознательный, то есть, происходит как бы сам собой, но при этом, конечно же, отвечает внутренней цели. Данной целью является обретение механизма вытеснения инцестуальных побуждений, то есть, по сути, механизма поддержания логики «инцестуального эпизода» (как бы «сексуальные» отношения с разнополым родителем не переросли в секс).
Гомосексуальные побуждения, оказываются издержками (неожиданно возникшим длящимся следствием) существования человека в образе "послушного злому отцу". Они появляются, когда на место «злого отца», в сверх-Я, человек водружает фигуру некого социального «родителя» (начальник, руководитель, командир, "авторитет", президент и пр.). «Злой отец» и «злой как бы отец» оказываются не тождественными и даже не конгруэнтными фигурами. Образ «злого отца» строится ребенком на основании «любящего отца», а у «злого как бы отца» такого основания нет. Первый «воюет» с сыном по правилам, а второй без правил, только на победу. Первый рад, что у него такой «звездный» сын, по крайней мере, вынужден мириться со своей вторичностью, а второй может и «опустить», а то и, просто, убить, если ненароком задеть его самолюбие. Первый, по большому счету, сына любит, а второму, по большому счету, он вообще никто.
Невротическая роль "послушного злому отцу" открывает путь в сознание пассивному гомосексуальному возбуждению, от которого, строго говоря, и страдает гомофоб.
О логике ассоциации мальчика (мужчины) с образом «послушного отцовской воле априорно исключительного социального существа» (у женщины наоборот) я писал в работе «Закономерности формирования и функционирования «Я» человека).
Теперь обо всем этом подробнее.
«Демонизация» ребенком отца (превращение отца в «злого» отца) происходит постепенно и всегда имеет вынужденный характер. Изначально отец позитивный для ребенка персонаж, более того, он является фигурой, на которую ребенок неосознанно проецирует образ своей идеальной матери, такая проекция, особенно актуально, когда родная мать не очень-то подходит на роль «матери» (идеальной, искомой матери). Здесь даже наблюдается парадоксальная зависимость (о ней я скажу еще несколько слов ниже): чем исходно позитивнее фигура отца для ребенка, тем охотнее он его «демонизирует» - ребенку кажется, что безусловно любящий его отец выдержит все тяготы своей «демонизации». Но все это изначально, и все это в бессознательном.
Психоанализ ясно показывает, как минимум, амбивалентный характер отношений ребенка со своим отцом: наряду с любовью к отцу и принятием его в качестве своей опоры, ребенок воспринимает отца в качестве соперника и боится его в этом качестве. Причем, любовь к отцу является неосознанным фоном, а страх перед ним отчетливой фигурой (на этом фоне). Казалось бы, парадоксальное распределение: зачем ребенку бояться отца, когда можно его любить, но не все так просто. Ребенок не может уступить мать даже любящему отцу, поэтому он вынуждено вступает с ним в отношения конкуренции. Любовь, конечно, остается в виде бессознательной уверенности ребенка, что борьба с отцом - это такая игра, которая, во-первых, не выйдет за некие разумные пределы, и, во-вторых, игра обязательно пойдет по правилам, и отец будет эти правила соблюдать. Получается такая странная «война» с отцом. По-настоящему, ребенок «воюет» только в своем предсознании, там отец страшный, коварный и готовый на всё враг. Но где-то в глубине подсознания, почти в бессознательном, живет у ребенка мысль, что вся эта война идет понарошку, и что, на самом деле, отец его любит, да и он тоже любит отца. Эта мысль придает ребенку уверенность в своих силах и способствует его желанию «воевать».
«Демонизация» ребенком отца проходит в два этапа. На первом этапе, ребенок решает проблему овладения «злой» матерью; решением данной проблемы становится «инцестуальный эпизод». Из «инцестуального эпизода» ребенок выходит победителем отца и сверхценным сексуальным призом для матери (у девочки несколько иначе), а отец, соответственно, с необходимостью, превращается в побежденного соперника и подозревающего завистника, осознающего свою сексуальную и социальную вторичность, но, одновременно, и гордого тем, что является родителем такого априорно исключительного социального явления, как его сын (все это, конечно, фигура бреда).
Именно «демонизация» отца, строго говоря, начинается со второго этапа, с появления необходимости контроля за инцестуальными отношениями с матерью (это в мужском варианте, у женщин наоборот). Такая необходимость возникает в пубертатном возрасте, с появлением инцестуального возбуждения. С этого момента «сексуальные» отношения с матерью (в «инцестуальном эпизоде» они именно «сексуальные») грозят превратится в полноценно сексуальные, вот, именно данное превращение и требует от ребенка контроля, его допустить ему никак нельзя, в противном случае он теряет мать окончательно, то есть возвращается в первичную детскую психотравму (подробнее, смотри работы: «Опасность и привлекательность инцеста», «Первичная детская психотравма» и «Инцестуальный эпизод»).
В какой-то момент у ребенка появляется предчувствие возможности появления инцестуального возбуждения, и перед ним встает проблема вытеснения этой самой возможности. Потенциальной агрессии "побежденного" отца оказывается достаточно для формирования соответствующего механизма вытеснения. Здесь, собственно, «побежденный» отец и становится «злым» отцом. Весь агрессивный потенциал, наличествующий, по подсознательному сценарию ребенка, у его «побежденного» отца (в связи с признанием им своей сексуальной и социальной вторичности), воображением ребенка многократно усиливается – образ отца, соответственно, принимает демонические черты, - что, по большому счету, ребенку и нужно. Образ «злобного» отца дает ему прекрасный механизм вытеснения возможности появления в сознании инцестуального возбуждения – страх любой интенсивности моментально сжигает либидо (в том числе и инцестуальное либидо) в любых количествах. Этот же механизм эффективно блокирует и инцестуальное вожделение матери.
Бессознательный диалог ребенка с матерью звучит теперь примерно так: "Посмотри, - говорит он матери, указывая на "злобного" отца, - ты сама видишь, что я не могу сейчас выступить против него и стать тебе полноценным мужем. Нужно подождать пока я выросту, и окрепну, а то он убьет нас обоих". Характерно, что анализант не спешит расставаться со своими страхами по отношению к отцу. Даже когда в процессе психоанализа возможные угрозы становятся доступными сознанию и выясняется, что отец давно уже не опасен, да и не был никогда таковым, анализант отчаянными интеллектуальными усилиями стремится сохранить возможность бояться. Пока в мире гомофоба есть «злой» отец, готовый покарать его за преступную связь с матерью, его психика выстраивается таким образом, что соитие с матерью становится невозможным. Если же "злой» отец исчезает, то гомофоб оказывается один на один: со своей ролью «мужа матери», «вожделеющей» матерью (ставлю в кавычки, потому что это все фигуры бреда), и открытой возможностью инцеста.
NB.
До страха перед отцом нужно еще добраться, часто он глубоко в подсознании . Из сознания страх перед отцом вытесняется: уважением к нему, признанием за ним безусловного авторитета, делегированием ему законодательной функции в отношении собственных действий. К гомосексуальным навязчивостям, а, соответственно, и к гомосексуальным страхам приводит не столько демонизация образа отца, сколько ее издержки, в первую очередь, конечно, роль «ребенка, послушного отцовской воле», которая с необходимостью расширяется в компенсаторный образ «априорно исключительного социального существа». И роль «послушного…» и компенсаторное расширение «априорно исключительного…» формируется еще в первой фазе «демонизации», когда отец оказывается «побежденным соперником» в борьбе за мать. Во второй фазе, в фазе, собственно, «демонизации», и роль «послушного ребенка…» и компенсаторное расширение только усиливаются, иногда доходя до крайности.
На возникновение гомосексуальных навязчивостей влияет и роль «послушного...», и компенсаторный образ «априорно исключительного…». Стремление к роли "послушного…" не дает возможности гомофобу выстроить активный ответ возможности поступления гомосексуального предложения от «отца» (социальный персонаж, занимающий отцовское место в структуре, сверх-Я), а образ «априорно исключительного…» притягивает образ гея, как свой неожиданный идеал.
Без понимания искусственности создания гомофобом образа «злого» отца и, опять же, искусственности культивирования им роли «послушного…», невозможно понять причину возникновения гомосексуальных навязчивостей. Именно потребность(!) в страхе перед отцом является главным фактором, обуславливающим замещение гомофобом в своем сверх-Я фигуры родного отца на фигуру социального «отца».
Гомофоб просто не может стабилизировать свой комплекс «Эдипа» вне роли «послушного ребенка» и без страха перед «злым» отцом, поэтому спектакль под названием "я маленький и послушный ребенок боюсь злого отца" должен состоятся с необходимостью, а следовательно, он состоится с необходимостью. В отсутствии родного отца его роль «злого отца» будет делегирована гомофобом любому другому, тому, кто хоть как-то подходит на эту роль, благо желающих поиграть в "отца" в социуме предостаточно. Когда место «злого» отца (в структуре сверх-Я), оказывается занятым, человек обретает безопасность и успокаивается. Но, вместе с этим, к нему приходит и смутное чувство надвигающейся катастрофы. Если бы он мог осознать проблему, то он бы понял, что вместе с заменой реального отца на играющего роль "отца" поменялся контекст его игры в "послушного", - теперь эта игра приобретает для него оскорбительный оттенок, чего раньше не было.
Гомосексуальные навязчивости возникают, когда место родного "злого" отца занимает некий социальный «злой» отец (достаточно того, чтобы он был потенциально злым). Им может оказаться: преподаватель, начальник, командир, «хозяин камеры», милиционер, врач, Бог и прочие мужские фигуры, ассоциирующиеся с отцом. Тогда игра в «послушного…» перестает быть игрой, превращаясь в повод для презрительного отношения окружающих. Собственно, гомосексуальные навязчивости начинаются, когда гомофоб осознает, что он каким-то образом предрасположен к роли «послушного…», именно тогда он начинает мучительно отрывать себя от геев, «опущенных» и пр. Акцент надо сделать на том, что именно через роль «послушного…» в сознание гомофоба проникают пассивные гомосексуальные фантазии.
Конечно, немаловажную роль в возникновении гомосексуальных страхов играет наличие самой возможности поступления гомосексуального предложения. Если бы такой возможности не было бы, то и гомосексуальных страхов тоже не было бы. Гомофоб, повторюсь, не скрытый гомосексуалист, никаких потенций к гомосексуальным отношениям у него нет. Структура его психики такова, что ей сложно противостоять возможности гомосексуального предложения (самому гомосексуальному предложению ей противостоять легче, чем его возможности), но сама по себе она не вырабатывает гомосексуального побуждения. Гомосексуальные стимулы, с которыми борется гомофоб, могут быть индуцированы в его психике только внешним источником. Характерно, что в Советском Союзе, где, как известно, «секса не было», то есть, естественные сексуальные стимулы были в дефиците, а гомосексуальных стимулов не было вообще, гомосексуальных страхов не было. По-простому говоря, если бы человеку «в голову» не могло прийти, что ему сделают гомосексуально предложение, то у него не было бы гомосексуальных страхов, даже если он был бы к ним предрасположен; сексуальные проблемы с противоположным полом у него были бы, а гомосексуальных страхов нет.
Приложение 2. Более подробно о блокирование естественного канала реализации либидо.
NB. Под "либидо" в психоанализе понимается, присутствующая в человеке, сексуальная энергия. Специфика либидо состоит в том, что оно может быть израсходована только посредством некого сексуального действа. Во время оргазма происходит наиболее активный сброс либидо. Своеобразное чувство опустошения, наступающее после оргазма, доступно простой интроспекции.
Либидо образуется из некой исходной энергии (энергии жизни) путем прохождения ее через сексуальные фантазии. Сексуальные фантазии являются своеобразными каналами протекания либидо. Исходная энергия, заходя в сексуальные фантазии, становится либидо. После данного преобразования (после превращения в либидо) исходная энергия может быть реализована только через некое сексуальное действо. Став либидо, исходная энергия может превратить в сексуальное действо любую деятельность, данное превращение получило название «сублимация». Русский мат, в этом смысле, очень точно отражает суть понятия «сублимация», - оказывается, и это кажется верным, что «трахать» можно что угодно и кого угодно. У меня вообще сложилось стойкое впечатление, что глубинное подсознание говорит русским матом.
Либидо имеет свойство накапливаться. У всех людей оно накапливается с разной скоростью, чему способствует множество факторов. Одним из них, возможно самым основным, является зацикленность человека именно на сексуальном аспекте отношений («сексуальная озабоченность»). Фактор этот сложный и противоречивый, но не обязательно отрицательный, достаточно сказать, что «сексуальная озабоченность» имеет, в том числе, и социально одобряемую и даже социально обязывающую форму, являясь основой таких понятий, как «мужественность» и «женственность». Социально не одобряемая форма этого явления имеет название «развратность», она разумеется, более заметна. Корректно было бы сказать, что «развратность» является психотической формой «сексуальной озабоченности».
Гомофобы, так же, как и геи, зациклены на сексе, и в этом смысле, являются «сексуально озабоченными» (либидо вырабатывается у них в избытке), но в отличии от геев, «сексуальная озабоченность» гомофоба вытеснена в подсознание, в сознании ее как бы нет, или почти нет. А вытеснена она потому, что гомофоб зациклен не просто на сексе, он зациклен на инцесте и вполне предсказуемо не желает это осознавать (об этом я уже неоднократно упоминал, в том числе, и в работе «Латентная гомосексуальность»). Даже будучи вытесненной сексуальность гомофоба остается, по преимуществу, инцестуальной, а это значит, что его либидо имеет инцестуальный окрас (может быть полноценно реализовано с той (тем), кто гомофобу «как мать»). Вытеснение гомофобом инцестуального характера своей сексуальности (программирование исходной энергии именно инцестуальными фантазиями) имеет в контексте проблемы гомосексуальных навязчивостей принципиальное значение, именно, потребность вытеснения направляет инцестуальное либидо по гомосексуальному каналу.
Психику можно рассматривать как «внеморальный компьютер», буквально выполняющий подсознательный запрос своего хозяина. Гомофоб в данном случае ставит перед своей психикой задачу примерно следующего содержания: «Найди мне такой сексуальный объект, чтобы я «трахался» с ним как с матерью, но при этом не знал об этом (никто не мог меня в этом уличить)». Психика, недолго думая, и выдает ему правильный ответ: «Это мужчина», - и начинает предлагать ему разные гомосексуальные варианты инцеста с «матерью». Таков один из факторов появления гомосексуальных навязчивостей.
Теперь, собственно, о блокировании естественного канала реализации либидо. «Блокирование…» можно рассматривать как самостоятельный фактор, обуславливающий появление гомосексуальных навязчивостей, хотя возникает он из той же проблемы, а именно из проблемы вытеснения гомофобом своей зацикленности на инцесте.
NB.
Под «естественным каналом» подразумеваются сексуальные отношения, базирующиеся на психофизиологическом механизме продолжения рода (сексуальные отношения между мужчиной и женщиной в репродуктивном возрасте). Вне механизма продолжения рода сексуальность является вынужденной, то есть, обусловленной болезненным состоянием психики. Чем больше сексуальность отклоняется от базовой репродуктивной схемы, тем более серьезную психическую проблему она призвана решить.
Психической проблемой, заставляющей гомофоба блокировать естественный канал реализации либидо, является, как я уже сказал выше проблема вытеснения инцестуальных побуждений (инцестуальных фантазий).
Фабула проблемы такова (повторю то, то уже не однократно говорил): "женившись" на матери, ребенок решает проблему удержания «уходящей» матери и конкуренции с отцом (опять же, за мать), и некоторое время, до наступления пубертата, наслаждается тем, что мать снова только его, но, когда приходит время полового созревания, его «женитьба» начинает работать против него. Место женщины (место нормального сексуального объекта – объекта, с которым он должен заниматься сексом, и на котором он должен жениться) оказывается уже занятым материнской фигурой, и либидо, которое начинает вырабатываться у юноши с избытком, поначалу устремляется именно на материнскую фигуру. Мать превращается в полноценный сексуальный объект, и юноша приобретает инцестуальный опыт. В большинстве случаев, сексуальный опыт состоит в переживании возможности появления в сознании инцестуальных фантазий. В более тяжелом варианте юноша некоторое время активно (сознательно) осваивает инцестуальные фантазии, - сознательно примеривается к инцесту, ищет в себе соответствующие возможности. Затем следует неизбежный этап вытеснения. Под влиянием предчувствия катастрофических последствий инцеста для психики (во время инцеста ребенок теряет мать – она становится для него женщиной, в прямом смысле этого слова (а мать - не женщина)), юноша вынужден начать активное вытеснение не только инцестуальных фантазий, но даже возможности появления их у себя в сознании.
Проблема в том, что убрать мать с места «женщины» (нормального сексуального объекта) невозможно без осознания ее наличия на этом месте, то есть, без разблокировки инцестуальных отношений с ней; именно поэтому нормальные сексуальные фантазии всегда мешаются с инцестуальными. Кроме того, присутствие матери на месте «женщины» крайне устойчиво (недаром ребенок «женится» на матери), потеря ребенком матери, как «женщины» (в кавычках потому что мать должна быть женщиной без сексуальных отношений с ней), грозит ему потерей самой матери, и попаданием в ситуацию первичной детской психотравмы, поэтому он удерживает ее на этом месте до последней возможности.
Гомофоб не может позволить себе наполниться нормальными сексуальными фантазиями по отношению к женщине, потому что они могут разблокировать инцестуальные, а те только и ждут возможности пробиться в сознание. Гомофоб, в отличии от гомосексуалиста, не собирается отказываться от женщины, как объекта вожделения, но он и не собирается создавать возможность для появления в сознании инцестуальных побуждений, поэтому его сексуальное общение с женщиной можно назвать компромиссным. Выбирать объект вожделения и общаться с ней он должен очень осторожно, постоянно и напряженно сканируя свое предсознание на возможность появления ассоциаций с матерью. Очень затратный способ общения. Эта осторожность, собственно, и вызывает переизбыток либидо, которое начинает затоплять подсознание и продуцировать гомосексуальный канал сброса, о логике появления которого я говорил выше.
Необходимость блокировки естественного канала реализации либидо делает человека крайне неуверенным в общении с противоположным полом, что, конечно же, требует от него определенной оценки. Мужчина должен как-то объяснить себе неуверенность, скованность, а часто и страх перед общением с женщиной. Неприятные вопросы вызывает у него и слабое возбуждение на гетеросексуальные стимулы, с одной стороны, и сильное возбуждение на гомосексуальные стимулы, с другой. Нелегкие вопросы. Предположение о наличии некой скрытой гомосексуальной натуры кажется гомофобу единственным объяснением, расставляющим все по своим местам. Нелегко справится с таким «обвинением», разве что, доказав обратное, а именно вызвав у себя естественное(!) эстетической и эмоциональное неприятие гомосексуальных стимулов. Поиск данных эстетических аргументов, собственно, и является основой гомофобии.
Напоследок еще один нюанс касательно либидо. В обсуждаемом контексте, важно также отметить, что либидо исподволь (из подсознания) искажает восприятие объективной реальности - чем больше "запертого" либидо, тем более сексуальным становится окружающий мир. Это явление, которое Фрейд назвал "переоценкой сексуального объекта", доступно простой рефлексии, как мужчин, так и женщин, когда у человека долго не было секса, то не только самопроизвольно увеличивается привлекательность разрешенного сексуального объекта, но и количество объектов, могущих потенциально стать сексуальными, также самопроизвольно увеличивается. Чем больше «запертого» либидо, тем человек становится менее критичным к выбору возможного сексуального объекта, а это значит, что и запретный сексуальный объект (запретная сексуальная фантазия) становится менее запретной. Гомофоб, в данном случае, говорим только о нем, боится своего «запертого» либидо, интуитивно предчувствуя нарастание опасности появления в сознании запретных сексуальных побуждений (инцестуальных и гомосексуальных стимулов), поэтому стремится скинуть его, мастурбация, соответственно, приобретает навязчивый характер.
