Гомосексуальные страхи

(новая редакция, ноябрь 2022 года)

Содержание:
- В качестве вступления
1. Гомосексуальный страх – общие положения.
2. Причины, вызывающие гомосексуальные навязчивости.
3. Факторы, придающие устойчивость гомосексуальным навязчивостям.
- Сексуальные «метания» в молодости.
- Устойчивость непроизвольной идентификации с образом гея.
- Нельзя быть «Юпитером» и не примеряться к совершенному своеволию во всем, в том числе, и в сексуальной практике.
- Устойчивость гомосексуальных побуждений.
4. Лечение гомосексуальных навязчивостей.
Приложение 1. Более подробно о «демонизации» отца.
Приложение 2. Более подробно о блокирование естественного канала реализации либидо.

В качестве вступления.
Здесь я хотел бы обратиться к тем, кто, прочитав данный текст, начинает раскопки собственной психики, пытаясь найти в себе следы комплекса «Эдипа-Электры». Дело это - совершенно бесперспективное, я бы даже сказал - абсурдное. Комплексом «Эдипа-Электры» называют бессознательную психическую структуру. Абсурдность попытки заглянуть в бессознательное состоит в том, что бессознательное, оно на то и бессознательное, что его для человека нет. Не то, что его потенциально для него нет, потенциально недоступно для человека только его статическое бессознательное, - сама его природа, а динамическое бессознательное, то есть, вытесненное (в данном случае комплекс Эдипа – Электры) может стать доступным для сознания, но только при выполнении ряда условий, важнейшим из которых является нахождение внутри психоаналитической процедуры. В обычном режиме существования человека динамического бессознательного для него нет, поэтому заглянуть в него он не сможет даже если очень захочет; нельзя заглянуть в то, чего нет. Поэтому не надо бросаться в глубины бессознательного, никаких глубин вы не обнаружите. Если, прочитав данную статью, вы поймете, что гомосексуальные побуждения не означают гомосексуальную предрасположенность, что гомосексуальными навязчивостями страдает, как раз, нормально ориентированный человек (геи и лесбиянки гомосексуальными побуждениями наслаждаются), то этого будет вполне достаточно.
1. Гомосексуальный страх – общие положения
Гомосексуальный страх – страх человека перед тем, что его истинная сексуальность имеет гомосексуальную окраску.
Гомосексуальный страх является реакцией на появление в сознании гомосексуальной навязчивости (устойчивых гомосексуальных побуждений).
Страдающих гомосексуальными страхами корректно называть гомофобами, что я и буду делать.
Раскрывая понятие «гомофобия» целесообразно идти от этимологии этого слова, которое в буквальном смысле означает «страх перед гомосексуализмом». В данном случае этимология точно отражает суть явления.
Надо отметить, что в общественном сознании у понятия "гомофобия" уже есть свое устойчивое специфическое наполнение: под ним понимается агрессия, направленная на все возможные проявления гомосексуализма. Строго говоря, такое употребление понятия "гомофобия" неверно. В случае, когда гомофобия является в виде агрессии, целесообразно говорить об агрессивной гомофобии и, соответственно, об агрессивном гомофобе.
Гомофобия - это именно гомосексуальный страх, а не агрессия. Агрессия, направленная на гомосексуалистов – это мера защиты от гомосексуального страха, но никак не сам страх. Наблюдая гомосексуальность в социуме, агрессивный гомофоб сталкивается с внутренней проблемой, от которой он пытается избавиться путем уничтожения внешнего стимула.
Изначально, гомофоб испытывает страх перед гомосексуальностью, а уже потом, если он склонен к агрессии, пытается подавить источник гомосексуальных стимулов. Здесь агрессия выступает в роли уничтожения источника гомосексуальных стимулов. Путаница с понятием "гомофобия" возникает в связи с тем, что агрессия - это наиболее доступная наблюдению реакция гомофоба на появление в его сознании страха перед гомосексуальным стимулом. Доступность неправильно отождествляется с сущностью явления. Агрессия, хотя и относительно эффективная, но далеко не единственная возможность справится со страхом перед гомосексуальными стимулами, и даже не самая распространенная, чаще всего гомофоб старается уйти от возможности столкновения с источником гомосексуальных стимулов.
Вторым заблуждением, которое хотелось бы развеять в связи с неправильным употреблением понятия «гомофобия», является мнение, что гомофоб, то есть тот, кто мучается гомосексуальными страхами, является скрытым гомосексуалистом. Приверженцы данного мнения предлагают гомофобам бросить "воевать" и начать «трахаться». Данное клише является достаточно распространенным и используется в массовой культуре, как претензия на психологическую глубину образа. Это мнение неверное! Гомофоб не является скрытым гомосексуалистом именно потому, что не хочет быть гомосексуалистом и боится обнаружить в себе предрасположенность к этому.
Гомосексуальные страхи принимают в наше время характер эпидемии, часто становясь непреодолимой проблемой установления внеситуативных отношений конфиденциального характера (приятельские отношения, дружеские отношения и пр.) для людей одного пола.
Помимо соответствующей психической дисфункции, устойчивость гомосексуальным страхам придает противоречие между желанием человека самостоятельно разобраться со своими сексуальными проблемами и отсутствием таковой возможности. Внутренняя самоидентификация (ответ на вопрос «Кто я?» самому себе), это практически сплошное сомнение и неуверенность, а если дело касается такой тонкой и часто запретной темы как собственная сексуальность, то здесь опереться на что-то определенное еще труднее. Если бы гомофоб смог сам корректно разобраться со своей сексуальностью, грамотно расставить акценты, то он непременно смог бы, если не решить, то, по крайней мере, стабилизировать проблему появления у себе гомосексуальных побуждений.
Предположение о наличии в себе некой скрытой гомосексуальной натуры является реакцией на следующие психофизиологические содержания и стимулы:
- Сексуальное возбуждение, вызванное различными гомосексуальными стимулами
- Наличие «гомосексуальных» фантазий и снов.
- Переживание мужской эстетической привлекательности.
- Переживание неуверенности, робости в ситуациях, требующих «мужского» поведения (неспособность противостоять физической агрессии).
- Общая неуверенность в своей мужской полоролевой идентичности (стереотипное «мужское» поведение интуитивно воспринимается, как недостижимая цель)
- Слабая, или неустойчивая, эрекция на гетеросексуальные стимулы. Неуверенное и неэффективное полоролевое поведение.
- На основании опосредованного опыта, предчувствие полиморфной извращенности своей сексуальной природы.
- Появлению у человека гомосексуального страха также способствуют насмешки (даже невинное иронизирование) над его мужскими задатками, исходящие от референтного окружения (особенно, женского).
Сталкиваясь с перечисленными фактами душевной жизни, обычно их обнаруживают сразу несколько, и не в силах объяснить их наличие правильным образом, молодой человек предполагает, с ужасом, конечно, что он скрытый гомосексуалист.
Гомосексуальные страхи значительно усиливаются в следствие эмоционального шока, вызванного неспособностью убедительно, однозначно и окончательно ответить себе на вопрос «А не гомосексуалист ли я?».
Пережив шок от такого предположения, гомофоб начинает проверять свою сексуальную природу на гомосексуальность, стараясь найти в себе негативные реакции на гомосексуальные стимулы. Рано или поздно такие реакции находятся, но страх перед своей спонтанной сексуальной природой у гомофоба остается, заставляя его снова и снова проверять себя на склонность к гомосексуальным реакциям.
Измученный подобными навязчивостями, человек старается оградить себя от всего, что способно вызвать у него гомосексуальные реакции (не видеть, не слышать, не притрагиваться, не читать, не знать): исключает из употребления все, что может хоть как-то проассоциироваться у окружающих с гомосексуализмом, избегает оставаться наедине с мужчиной без какого-либо точно обозначенного контекста (деловой встречи, производственного процесса, спортивного мероприятия и прочее).
Агрессивный гомофоб тактике "ухода" предпочитает тактику "уничтожения" источника (возможного источника) гомосексуальных стимулов, для чего создает в своей психике механизмы, позволяющие ему принимать гомосексуальный стимул на уже готовую агрессивную "подушку". Агрессия, в данном случае блокирует возможность развития у гомофоба гомосексуального возбуждения. Способ эффективный, но очень затратный: агрессивному гомофобу приходится перманентно таскать в сознании источник гомосексуальных стимулов и также перманентно ненавидеть его. Кроме всего прочего, культивирование в себе ненависти к другому человеку никак не способствует душевному здоровью.
Справиться с гомосексуальными страхами человеку, безусловно, проще, если в его жизни присутствуют полноценные сексуальные отношения с женщинами, и он чувствует в себе желание их поддерживать. В этом случае ему легко получить доказательства своей сексуальной нормальности и гомосексуальные страхи сами собой теряют свою интенсивность.
Если же отношения с женщинами у человека не складываются, то справится с гомосексуальными страхами ему сложнее, так как, сексуальная ориентация остается недоопределенной (гетеросексуальные отношения являются проблемой, а гомосексуальная ориентация кажется(!) беспроблемной, но иметь ее не хочется).
Неразрешимость вопросов по теме «а вдруг я скрытый гомосексуалист», таких как, например, «а не хочется ли мне потрогать этого парня за пенис», значительно осложняют борьбу с предположением о наличии в себе некой скрытой гомосексуальной натуры. Носитель гомосексуальных страхов, по сути, не хочет быть гомосексуалистом, поэтому, он не хочет иметь гомосексуальный опыт. Вопросы типа «а вдруг я хочу…» должны быть разрешены вне плоскости непосредственного гомосексуального опыта. Но как это сделать здесь и сейчас?
Проблема гомосексуальных страхов тем серьезней, чем более дезорганизована нормальная сексуальная жизнь индивида к моменту появления сомнений в своей сексуальной ориентации. И наоборот, чем устойчивее сексуальные отношения с противоположным полом, чем сильнее сексуальное возбуждение на гетеросексуальные стимулы, тем легче человеку справится со своими гомосексуальными страхами.
Ситуация осложняется, когда помимо сексуальной дезорганизации психики, вызванной независимыми от индивида причинами, собственная сексуальность специально дезорганизуется индивидом в поиске альтернативного канала реализации либидо (см. вопрос «Может ли нормальный мужчина возбудиться от гомосексуальной порнографии» и продолжение данного вопроса). Экспериментируя со своей сексуальностью, человек потенциально открывается и для рисковых сексуальных экспериментов, в том числе и гомосексуальных. А чем, собственно, гомосексуальность хуже любого другого альтернативного варианта, если это всего лишь ничего не значащий эксперимент. В этом случае человеку особенно сложно сопротивляться наплыву гомосексуальных стимулов.
2. Причины, вызывающие гомосексуальные навязчивости.
Причиной появления гомосексуальных навязчивостей является сам человек. Будучи субъектом, человек является конечной причиной своих действий, в этом смысле, он автор всего, что делает. При этом, человек – это субъект, лишенный всей информации о мире, в котором он субъект (базовое противоречие существования человека в мире, подробно разбирается мной в работе «Субъект, как объект психологического исследования»). В силу этого противоречия человек практически никогда не может наверняка просчитать все последствия своих действий, своих решений. Особенно это верно, когда речь идет о ребенке, попавшем в крайне сложную ситуацию. Здесь я имею ввиду ситуацию, названную мной «первичной детской психотравмой». С одной стороны, ребенок является полноценным субъектом и как таковой принимает решения (окончательные решения), но, с другой стороны, эти решения заведомо неверные – ребенок заведомо не может принять правильное решение, потому что совершенно не понимает проблему, в которой оказался. Будучи неверными, решения ребенка приводят его к конфликту с объективной реальностью. Переиграть свое решение ребенок не в состоянии, поэтому он не может выйти из конфликта с объективной реальностью. Пока родители в состоянии, они помогают ребенку минимизировать издержки конфликта; когда эта помощь прекращается, или становится неэффективной, конфликт становится для человека непроходим, и он сходит с ума, не в силах ни понять, ни решить проблему своей тотальной неэффективности. Такова общая фабула любого сумасшествия, в том числе и появления гомосексуальных навязчивостей.
NB. О том, почему и как человек оказывается внутри непроходимой для него проблемы я подробно говорю в работах: «Закономерности формирования и функционирования «Я» человека», «Первичная детская психотравма…», «Инцестуальный эпизод», «Пример «Инцестуального эпизода. Алгоритм вытеснения…»
В начале разговора о причинах появления гомосексуальных навязчивостей целесообразно сделать акцент на том, что психический организм, равно, как и физиологический, у всех людей устроен одинаково, что, в частности, предполагает возможность трансформации психики нормального человека в психику гея и наоборот. Это утверждение очевидно, но его можно считать и доказанным, подобную трансформацию я могу наблюдать во время психоанализа. Гей – это не плохой человек; гей – это больной человек, а заболеть может каждый.
Гомосексуализм, по сути, является попыткой стабилизации шизоидного процесса в его уже психотической фазе (об этом я подробно говорю в работе «Гомосексуальность – открытая форма парафренного бреда»), но у этого процесса есть и невротическая, то есть, относительно более критичная (жизнеспособная) фаза. Гомофоб находится, как раз, в невротической фазе шизоидного процесса, - кто-то поближе к «норме» (началу шизоидного процесса), кто-то подальше о нее. Можно говорить о конгруэнтности психики гея, и психики страдающего от гомосексуальных навязчивостей. Обе психики похожи, в основании обеих лежит представление о своей априорной социальной исключительности, «сексуальная» связь с матерью и противопоставление отцу. Разница, как я уже сказал выше, в степени критичности всех этих представлений: у гомофоба еще присутствует критика, у гея ее уже нет (бред уже встал на место реальности).
NB. Фактор, определяющий способность человека противостоять бреду, способность отличить бред от реальности (в другом исследовании я назвал его критикой принципа реальности (критика, исходящая из субъектности человека)), в рамках данного исследования будем рассматривать, как простой и тотальный – либо весь присутствующий, либо весь отсутствующий, - хотя, на самом деле, это не так. На самом деле, этот фактор присутствует всегда, но иногда, когда человеку особенно хочется жить в бреду (когда бытие становится совершенно невыносимо, а такое может быть, и бывает очень часто), критика принципа реальности, как бы, уходит в тень, до лучших времен, и человек начинает жить иллюзиями, мечтами, воспоминаниями, надеждой. Но, повторюсь, в рамках данного исследования будем считать, что данный фактор «простой»: у гея критика принципа реальности по отношению к представлению о своей априорной социальной исключительности, «сексуальной» связи с матерью и отце-враге, отсутствует (данные представления являются для него реальностью), а у гомофоба она присутствует (данные представления находятся в статусе «возможно»).
Гомосексуальные навязчивости являются следствием дезорганизации естественной сексуальности человека, происходящей в процессе неадекватного разрешения комплекса «Эдипа-Электры».
Прежде чем приступить к дальнейшему изложению, мне бы хотелось акцентировать внимание на следующем "техническом" моменте:
NB. Когда говорится о сексуальной составляющей комплекса «Эдипа-Электры», которую образуют собственные инцестуальные побуждения ребенка и сексуальное предложение матери, то имеется в виду возможность(!) таковых. Иногда, данная возможность обретает плоть, и мальчик рассказывает о сексуальном предложении матери и своих инцестуальных фантазиях, как о неком длящемся событии. Но даже в этом случае речь все же идет только о возможности события: анализ показывает, что сексуальное предложение матери является таковым только в качестве интерпретации мальчиком поведения матери, а собственные инцестуальные фантазии не становятся побудительным мотивом к реальным действиям.
В этом специфика психоанализа, - психоанализ в отличии от психотерапии работает главным образом с возможностью события, потому что именно возможность события образует ядро вытесняемого человеком душевного материала.
В контексте обсуждаемой темы, о комплексе «Эдипа-Электры» и его неадекватном разрешении необходимо знать следующее:
Комплекс «Эдипа-Электры», это совершенно условное название поведенческой модели, обусловленной сложно структурированным представлением человека о себе (образом себя). Данное представление создается ребенком (человеком) в качестве своего истинного «Я» (его реальное «истинное Я» не имеет к этому представлению почти никакого отношения) с целью обретения механизма по контролю за проблемой «уходящей (злой) матери. О проблеме «уходящей (злой) матери» я говорю в уже упомянутых выше работах.
Из «инцестуального эпизода» ребенок выходит несколько успокоенным относительно возможности быть брошенным матерью (с бессознательным расширением «быть убитым матерью»). Проблема кажется ему решенной, потому что у него появляется механизм контроля за ней. Этим механизмом является представление о себе, как о сексуальном преступнике («инцестнике») – способному к сексуальному преступлению («инцесту»), обладающему сверхценными гениталиями, кроме того, в данном представлении присутствует акцентированная возможность потенциальной победы над «отцом» (претендентом на мать), которой является все тоже представление о своей сексуальной сверхценности. Это сложно структурированное представление и является действующей основой поведенческой модели, которую внешний наблюдатель может назвать комплексом «Эдипа-Электры».
Это представление полно внутренних противоречий, но при этом крайне устойчиво, - человек прикладывает немалые усилия, чтобы сгладить противоречия и минимизировать побочные эффекты, одним из которых и являются, как раз, гомосексуальные навязчивости.

3. Факторы, придающие устойчивость гомосексуальным страхам.
Перечисленные ниже факторы мешают человеку однозначно отмести предположение о своей латентной гомосексуальности (подробно о латентной гомосексуальности в одноименной работе). Строго говоря, именно неспособность однозначно отринуть все «обвинения» в гомосексуальной предрасположенности рождает страх перед этой самой предрасположенностью.
- Сексуальные «метания» в молодости. Сексуальные эксперименты чаще всего наблюдаются в подростковом возрасте; раньше реже, позже – это уже не эксперименты. Данное экспериментирование обуславливают два фактора: переизбыток несублимированного либидо и обострение комплекса Эдипа.
Одной из основных опасностей комплекса Эдипа является возможность инцеста (см. работу «Опасность и привлекательность инцеста»). Данную возможность юноша вынужден вытеснять всеми возможными ему способами. Так вот, в препубертате (7-12 лет) возможность инцеста вытесняется сама собой, тут мальчику ничего и делать не надо: он естественно маленький и естественно неполовозрелый, до секса еще не дорос. А вот в пубертате ему уже надо что-то делать для вытеснения данной возможности. Можно сказать, что чем больше волос появляется на теле мальчика и чем больше его член, тем реальней для него опасность инцеста, тем на более экстремальные меры он готов для вытеснения соответствующей возможности.
Нарастание возможности инцеста заряжает инцестуальные фантазии юноши, вытеснить которые ему теперь гораздо труднее. С наступлением подросткового возраста возможность инцеста начинает атаковать юношу и с наружи, в виде вожделеющей матери (как ему кажется, разумеется), и изнутри, в виде собственных инцестуальных фантазий. То, что называют кризисом подросткового возраста, собственно, и есть реакция юноши на появившуюся двойную угрозу инцеста. И здесь каждый спасается как может. В обсуждаемом контексте этот момент очень важен, так как сексуальные эксперименты, которые начинает во множестве ставить юноша в пубертате, напрямую связаны с надвигающейся угрозой инцеста.
В пубертате либидо у юноши слишком много, его надо куда-то девать. Чем больше либидо, тем более заряженными оказываются инцестуальные фантазии, соответственно, тем они опасней (пройдя через инцестуальные фантазии либидо становится инцестуальным либидо). Вот юноша и пытается организовать альтернативный «канал» для сбрасывания инцестуального либидо. Его сексуальные эксперименты являются, как раз, «земляными» работами по прокладке данного «канала». А так как у этих экспериментов есть скрытая логика, - они должны базироваться на сексуальных фантазиях как можно более удаленных от инцестуальной темы, - то они, так или иначе, начинают цеплять гомосексуальные сюжеты, как наиболее подходящие (наименее инцестуальные) из всех возможных. Вот, собственно, почему юноша склонный к сексуальному экспериментированию завязает именно в гомосексуальной тематике.
- Устойчивость непроизвольной идентификации с образом гея. Стремление гомофоба добыть из себя негативные реакции на гомосексуальные стимулы вызвано, в том числе, и устойчивостью непроизвольно возникающей идентификации с образом гея. Иллюстрацией здесь может послужить следующее наблюдение гомофоба над собой: если ему удается вызвать в себе агрессию даже незначительной интенсивности по отношению к источнику потенциального гомосексуального побуждения, то опасности гомосексуального возбуждения не возникает. И напротив, опасность гомосексуального возбуждения тем сильнее, чем более приятен потенциальный источник гомосексуального побуждения.
Совершенно очевидно, что именно эта особенность блокирования возможности гомосексуального возбуждения лежит в основе агрессии некоторых гомофобов, направленной на все, что может хоть как-то ассоциироваться у него с гомосексуализмом.
Откуда же у гомофоба может появиться непроизвольная идентификация с образом гея?
У всех инфантильных психик, к которым относится, как психика гомофоба, так и психика гея есть нечто общее. Подчиненные отцовской воле, все инфантильные невротики компенсируются через представление о собственной априорной социальной исключительности. В зависимости от сохранности чувства здравого смысла (принципа реальности) данное представление осознается инфантильным невротиком более или менее. Геи, у них с чувством реальности совсем плохо, культивируют данное представление осознано, открыто позиционируя себя в качестве неких божественных созданий, априорно отличных от окружающих "масс". У гомофобов с чувством реальности получше, поэтому представление о своей априорной социальной исключительности существует у них в неосознанном виде. Они не могут открыто позиционировать себя в качестве априорно исключительного социального явления, и только где-то в подсознании лелеют эту сладкую, еще не оформившуюся в слова мысль. Гомофоб живет так, как будто он такой же, как все, но в глубине души, часто, даже не очень глубоко, тлеет мечта о "вечном празднике", в котором все и всё, сплошь, изысканное и избранное, в том числе, и секс какой-то особенный.
Проблема, как ни странно, это может звучать, именно в том, что представление о собственной избранности блокировано гомофобом в подсознании. Все, что не может быть осознано, не может подвергнуться критике: человек не может проверить на истинность представление, которого как бы нет (более подробно об этом в работе «Бессознательные и подсознательные факторы, обуславливающие появление гомосексуальных навязчивостей»).
Будучи нескорректированной критикой принципа реальности, мечта об «избранной» жизни становится неосознанным идеалом; соответственно, неосознанными идеалами становятся и все те счастливцы, которые живут в этом "вечном празднике". Но вот засада, - все эти «счастливцы» почти сплошь геи; по крайней мере, сами геи прикладывают значительные усилия для того, чтобы окружающие воспринимали их, именно, как людей из «вечного праздника». Встреча с геем, по сути, является для гомофоба встречей со своим идеалом; как бы парадоксально это ни звучало, но пока избранность не подверглась коррекции критикой принципа реальности (она же «здравый смысл») - это так. Конечно, гомосексуализм не входит в планы гомофоба, но в его планы входит избранность и «вечный праздник», соответственно, встреча с человеком из этого «праздника» будет для него всегда долгожданным событием.
Образ, который пытается воплотить гей, неожиданно для гомофоба, оказывается идеальным объектом для проекции им своего собственного идеала. На фигуру гея неосознанный идеал гомофоба ложится совершенно беспрепятственно. Беспрепятственность здесь обусловлена именно неосознанностью идеала. Если бы гомофоб знал свой идеал во всей его глубине, то эта проекция была бы более проблематичной, а соответственно и невольная идентификация была бы, как минимум, неустойчивой.
Не понимая основы своего невольного внимания к гламурным геям, и пытаясь исключить даже возможность наличия в себя гомосексуальной предрасположенности, гомофоб начинает мучительное сканирование себя на гомосексуальные пристрастия.
Мучение здесь вещь обязательная; не просто оторвать себя от своего идеала, особенно если этот идеал неосознанный; трудно бороться с тем, чего как бы нет. Но, не ведая все эти тонкости строения собственной психики, гомофоб воспринимает сам факт наличия мучений в качестве доказательства своей гомосексуальной предрасположенности, что, конечно, не добавляет ему радости в жизни.
NB. По этой теме целесообразно посмотреть на страничке "Вопросы и ответы" вопрос «У меня есть проблема гомосексуальных страхов, так я ее сформулировал…».
- Нельзя быть «Юпитером» и не примеряться к совершенному своеволию во всем, в том числе, и в сексуальной практике. Неосознанная избранность таит в себе еще одну серьезную опасность для гомофоба. Дело в том, что априорная социальная исключительность - это не факт, а процесс. И в этом процессе есть внутренняя логика, точно выражаемая римской формулой «Что позволено Юпитеру, то не положено быку». Человек, позиционирующий себя в качестве отличного от всех остальных людей по некому априорному признаку, вынужден навязчиво противопоставлять себя «массе».
Совпадение своих пристрастий и мнений с мнениями и пристрастиями «масс» непроизвольно девальвирует сверхценность "априорно исключительного", что, конечно, переживается им весьма болезненно. Если нет таланта, или он недостаточен для производства соответствующего продукта, то в качестве априорного критерия своей избранности человек всегда использует стремление к своеволию, под которым понимается принцип «избранным все позволено». Вот тут-то и «засада» для рефлексирующего гомофоба, - это «все позволено» оказывается значительно ограничено в выборе приоритетов: все позволенным оказывается только невозможное для «обычного» человека. "Исключительный" навязчиво стремится делать только то, что аномально для большинства людей. Если он может, а лучше – любит, делать неприемлемое и противоестественное для остальных, то значит, что он – исключительные, инакий, значит он - Бог. Фильм Паоло Пазолини «Сало или 120 дней содома» прекрасная иллюстрация к данному тезису. Претензия на априорную исключительность всегда выливается в немыслимо извращенный секс, поедание говна и изощренное убийство детей.
К слову сказать, психоанализ тоже не избежал нарциссической логики. Помню, меня поразила характеристика, данная Фрейдом одному молодому человеку, проходившему у него курс психоанализа, он сказал примерно следующее: «Как истинный философ, он мог возбуждаться только от чьих-нибудь свежих экскрементов». Не понятно причем тут философия, но разъяснений к этому странному утверждению Фрейд не дал. С психоаналитиками надо быть осторожными.
Проблема, опять же, в том, что представление о собственной избранности у гомофоба вытеснено, в противном случае у него возникли бы естественные вопросы к неестественным побуждениям, а так, побуждения есть, а вопросы задать не удается.
В свете подсознательного представления о себе, как об априорно исключительном социальном существе («я – Юпитер»), гомофоб кажется себе просто трусом, который не решается на гомосексуальный опыт, а геи, соответственно - Юпитерами, потому что делают что хотят, плюя на запреты и табу обычных людей. Возможность пережить гомосексуальный опыт становится для гомофоба навязчивостью, потому что она начинает коррелировать у него с представлением о достоинстве собственной личности. «Если я не тварь дрожащая и право имею, почему я покрываюсь холодным потом от одного предположения, о возможности секса с тем обаятельным юношей?» - такой примерно текст навязчиво звучит в голове гомофоба.
Ему, конечно, невдомек, что дело тут совсем не в трусости или смелости, что «холодный пот» выделяет его экзистенциальная нормальность, предчувствуя аномальный для себя опыт; но гомофоб всего этого не знает, и мучает себя, примеряясь к возможности гомосексуального опыта.
- Устойчивость гомосексуальных побуждений. Неспособность человека эффективно противостоять наплыву гомосексуальных побуждений является одним их факторов, придающих устойчивость его предположению о наличии у себя скрытой гомосексуальной натуры.
Гомофоба пугают не столько сами гомосексуальные побуждения, периодически атакующие его невесть откуда, сколько их устойчивый и самопроизвольный характер. Устойчивость и самопроизвольность возникновения неприемлемого душевного материала является общей проблемой самоидентификации невротика вообще и гомофоба в частности, так как, коррелирует с понятием «натура». По этой логике все, что появляется в голове самопроизвольно и, что само из головы не уходит является проявлением собственной природы, а то, что требует для своего существования перманентных усилий самого человека воспринимается им как искусственное, в противоположность тому – природному.
Данная логика, конечно, ущербна, - проявлением собственной природы логичнее было бы считать то, что двигает человеком на борьбу с неприемлемыми для него побуждениями, а не то, что производит этот душевный материал. Почему, собственно, человек должен принимать за свою природу неприемлемое для себя, даже если это оргазм.
Конечно, определенная логика в появлении гомосексуальных побуждений в голове есть, собственно, этой логике и посвящена эта статья. Если человек не может отвязаться от гомосексуальных побуждений, то значит, что с его психикой что-то не так, и ее надо подлечить. Но, это, пожалуй, и все выводы, которые должен сделать человек столкнувшись с проблемой гомосексуальных навязчивостей. Бессилие, испытываемое человеком перед наплывом гомосексуальных побуждений – это реакция на отсутствие правильной информации о происходящем и невозможность правильно сформулировать проблему. Подобное бессилие перед симптомами болезни испытывает каждый, кто не знает, в чем состоит его болезнь.
4. Лечение гомосексуальных навязчивостей

Психоанализ не лечит симптомы избирательно, психоанализ лечит психику в целом: симптомы уходят в результате общего оздоровления психики. Гомосексуальные навязчивости не исключение. На каком-то этапе анализа, когда бессознательные содержания теряют свое патогенное значение для анализанта, гомосексуальные побуждения перестают его беспокоить.

Гомосексуальные навязчивости пытается лечить психиатрия. В силу того, что психоанализ у меня практически недоступен, а другого эффективного способа решения проблемы гомосексуальных навязчивостей я не знаю (может быть, они и есть), критиковать усилия психиатрии в этом направлении я не стану. Подробнее об этом в работе «ГОКР»

Приложение 1. Более подробно о «демонизации» отца.

Говоря о факторах, вызывающих гомосексуальные побуждения нужно акцентировать внимания на создании ребенком из образа однополого родителя своеобразного жупела. Процесс этот подсознательный, то есть, происходит как бы сам собой, но при этом, конечно же, отвечает внутренней цели. Данной целью является обретение механизма вытеснения инцестуальных побуждений, то есть, по сути, механизма поддержания логики «инцестуального эпизода» (как бы «сексуальные» отношения с разнополым родителем не переросли в секс).
Гомосексуальные побуждения, оказываются издержками (неожиданно возникшим длящимся следствием) существования человека в образе "послушного злому отцу". Они появляются, когда на место «злого отца», в сверх-Я, человек водружает фигуру некого социального «родителя» (начальник, руководитель, командир, "авторитет", президент и пр.). «Злой отец» и «злой как бы отец» оказываются не тождественными и даже не конгруэнтными фигурами. Образ «злого отца» строится ребенком на основании «любящего отца», а у «злого как бы отца» такого основания нет. Первый «воюет» с сыном по правилам, а второй без правил, только на победу. Первый рад, что у него такой «звездный» сын, по крайней мере, вынужден мириться со своей вторичностью, а второй может и «опустить», а то и, просто, убить, если ненароком задеть его самолюбие. Первый, по большому счету, сына любит, а второму, по большому счету, он вообще никто.
Невротическая роль "послушного злому отцу" открывает путь в сознание пассивному гомосексуальному возбуждению, от которого, строго говоря, и страдает гомофоб.
О логике ассоциации мальчика (мужчины) с образом «послушного отцовской воле априорно исключительного социального существа» (у женщины наоборот) я писал в работе «Закономерности формирования и функционирования «Я» человека).
Теперь обо всем этом подробнее.
«Демонизация» ребенком отца (превращение отца в «злого» отца) происходит постепенно и всегда имеет вынужденный характер. Изначально отец позитивный для ребенка персонаж, более того, он является фигурой, на которую ребенок неосознанно проецирует образ своей идеальной матери, такая проекция, особенно актуально, когда родная мать не очень-то подходит на роль «матери» (идеальной, искомой матери). Здесь даже наблюдается парадоксальная зависимость (о ней я скажу еще несколько слов ниже): чем исходно позитивнее фигура отца для ребенка, тем охотнее он его «демонизирует» - ребенку кажется, что безусловно любящий его отец выдержит все тяготы своей «демонизации». Но все это изначально, и все это в бессознательном.
Психоанализ ясно показывает, как минимум, амбивалентный характер отношений ребенка со своим отцом: наряду с любовью к отцу и принятием его в качестве своей опоры, ребенок воспринимает отца в качестве соперника и боится его в этом качестве. Причем, любовь к отцу является неосознанным фоном, а страх перед ним отчетливой фигурой (на этом фоне). Казалось бы, парадоксальное распределение: зачем ребенку бояться отца, когда можно его любить, но не все так просто. Ребенок не может уступить мать даже любящему отцу, поэтому он вынуждено вступает с ним в отношения конкуренции. Любовь, конечно, остается в виде бессознательной уверенности ребенка, что борьба с отцом - это такая игра, которая, во-первых, не выйдет за некие разумные пределы, и, во-вторых, игра обязательно пойдет по правилам, и отец будет эти правила соблюдать. Получается такая странная «война» с отцом. По-настоящему, ребенок «воюет» только в своем предсознании, там отец страшный, коварный и готовый на всё враг. Но где-то в глубине подсознания, почти в бессознательном, живет у ребенка мысль, что вся эта война идет понарошку, и что, на самом деле, отец его любит, да и он тоже любит отца. Эта мысль придает ребенку уверенность в своих силах и способствует его желанию «воевать».
«Демонизация» ребенком отца проходит в два этапа. На первом этапе, ребенок решает проблему овладения «злой» матерью; решением данной проблемы становится «инцестуальный эпизод». Из «инцестуального эпизода» ребенок выходит победителем отца и сверхценным сексуальным призом для матери (у девочки несколько иначе), а отец, соответственно, с необходимостью, превращается в побежденного соперника и подозревающего завистника, осознающего свою сексуальную и социальную вторичность, но, одновременно, и гордого тем, что является родителем такого априорно исключительного социального явления, как его сын (все это, конечно, фигура бреда).
Именно «демонизация» отца, строго говоря, начинается со второго этапа, с появления необходимости контроля за инцестуальными отношениями с матерью (это в мужском варианте, у женщин наоборот). Такая необходимость возникает в пубертатном возрасте, с появлением инцестуального возбуждения. С этого момента «сексуальные» отношения с матерью (в «инцестуальном эпизоде» они именно «сексуальные») грозят превратится в полноценно сексуальные, вот, именно данное превращение и требует от ребенка контроля, его допустить ему никак нельзя, в противном случае он теряет мать окончательно, то есть возвращается в первичную детскую психотравму (подробнее, смотри работы: «Опасность и привлекательность инцеста», «Первичная детская психотравма» и «Инцестуальный эпизод»).
В какой-то момент у ребенка появляется предчувствие возможности появления инцестуального возбуждения, и перед ним встает проблема вытеснения этой самой возможности. Потенциальной агрессии "побежденного" отца оказывается достаточно для формирования соответствующего механизма вытеснения. Здесь, собственно, «побежденный» отец и становится «злым» отцом. Весь агрессивный потенциал, наличествующий, по подсознательному сценарию ребенка, у его «побежденного» отца (в связи с признанием им своей сексуальной и социальной вторичности), воображением ребенка многократно усиливается – образ отца, соответственно, принимает демонические черты, - что, по большому счету, ребенку и нужно. Образ «злобного» отца дает ему прекрасный механизм вытеснения возможности появления в сознании инцестуального возбуждения – страх любой интенсивности моментально сжигает либидо (в том числе и инцестуальное либидо) в любых количествах. Этот же механизм эффективно блокирует и инцестуальное вожделение матери.
Бессознательный диалог ребенка с матерью звучит теперь примерно так: "Посмотри, - говорит он матери, указывая на "злобного" отца, - ты сама видишь, что я не могу сейчас выступить против него и стать тебе полноценным мужем. Нужно подождать пока я выросту, и окрепну, а то он убьет нас обоих". Характерно, что анализант не спешит расставаться со своими страхами по отношению к отцу. Даже когда в процессе психоанализа возможные угрозы становятся доступными сознанию и выясняется, что отец давно уже не опасен, да и не был никогда таковым, анализант отчаянными интеллектуальными усилиями стремится сохранить возможность бояться. Пока в мире гомофоба есть «злой» отец, готовый покарать его за преступную связь с матерью, его психика выстраивается таким образом, что соитие с матерью становится невозможным. Если же "злой» отец исчезает, то гомофоб оказывается один на один: со своей ролью «мужа матери», «вожделеющей» матерью (ставлю в кавычки, потому что это все фигуры бреда), и открытой возможностью инцеста.
NB. До страха перед отцом нужно еще добраться, часто он глубоко в подсознании . Из сознания страх перед отцом вытесняется: уважением к нему, признанием за ним безусловного авторитета, делегированием ему законодательной функции в отношении собственных действий.
К гомосексуальным навязчивостям, а, соответственно, и к гомосексуальным страхам приводит не столько демонизация образа отца, сколько ее издержки, в первую очередь, конечно, роль «ребенка, послушного отцовской воле», которая с необходимостью расширяется в компенсаторный образ «априорно исключительного социального существа». И роль «послушного…» и компенсаторное расширение «априорно исключительного…» формируется еще в первой фазе «демонизации», когда отец оказывается «побежденным соперником» в борьбе за мать. Во второй фазе, в фазе, собственно, «демонизации», и роль «послушного ребенка…» и компенсаторное расширение только усиливаются, иногда доходя до крайности.
На возникновение гомосексуальных навязчивостей влияет и роль «послушного...», и компенсаторный образ «априорно исключительного…». Стремление к роли "послушного…" не дает возможности гомофобу выстроить активный ответ возможности поступления гомосексуального предложения от «отца» (социальный персонаж, занимающий отцовское место в структуре, сверх-Я), а образ «априорно исключительного…» притягивает образ гея, как свой неожиданный идеал.
Без понимания искусственности создания гомофобом образа «злого» отца и, опять же, искусственности культивирования им роли «послушного…», невозможно понять причину возникновения гомосексуальных навязчивостей. Именно потребность(!) в страхе перед отцом является главным фактором, обуславливающим замещение гомофобом в своем сверх-Я фигуры родного отца на фигуру социального «отца».
Гомофоб просто не может стабилизировать свой комплекс «Эдипа» вне роли «послушного ребенка» и без страха перед «злым» отцом, поэтому спектакль под названием "я маленький и послушный ребенок боюсь злого отца" должен состоятся с необходимостью, а следовательно, он состоится с необходимостью. В отсутствии родного отца его роль «злого отца» будет делегирована гомофобом любому другому, тому, кто хоть как-то подходит на эту роль, благо желающих поиграть в "отца" в социуме предостаточно. Когда место «злого» отца (в структуре сверх-Я), оказывается занятым, человек обретает безопасность и успокаивается. Но, вместе с этим, к нему приходит и смутное чувство надвигающейся катастрофы. Если бы он мог осознать проблему, то он бы понял, что вместе с заменой реального отца на играющего роль "отца" поменялся контекст его игры в "послушного", - теперь эта игра приобретает для него оскорбительный оттенок, чего раньше не было.
Гомосексуальные навязчивости возникают, когда место родного "злого" отца занимает некий социальный «злой» отец (достаточно того, чтобы он был потенциально злым). Им может оказаться: преподаватель, начальник, командир, «хозяин камеры», милиционер, врач, Бог и прочие мужские фигуры, ассоциирующиеся с отцом. Тогда игра в «послушного…» перестает быть игрой, превращаясь в повод для презрительного отношения окружающих. Собственно, гомосексуальные навязчивости начинаются, когда гомофоб осознает, что он каким-то образом предрасположен к роли «послушного…», именно тогда он начинает мучительно отрывать себя от геев, «опущенных» и пр. Акцент надо сделать на том, что именно через роль «послушного…» в сознание гомофоба проникают пассивные гомосексуальные фантазии.
Конечно, немаловажную роль в возникновении гомосексуальных страхов играет наличие самой возможности поступления гомосексуального предложения. Если бы такой возможности не было бы, то и гомосексуальных страхов тоже не было бы. Гомофоб, повторюсь, не скрытый гомосексуалист, никаких потенций к гомосексуальным отношениям у него нет. Структура его психики такова, что ей сложно противостоять возможности гомосексуального предложения (самому гомосексуальному предложению ей противостоять легче, чем его возможности), но сама по себе она не вырабатывает гомосексуального побуждения. Гомосексуальные стимулы, с которыми борется гомофоб, могут быть индуцированы в его психике только внешним источником. Характерно, что в Советском Союзе, где, как известно, «секса не было», то есть, естественные сексуальные стимулы были в дефиците, а гомосексуальных стимулов не было вообще, гомосексуальных страхов не было. По-простому говоря, если бы человеку «в голову» не могло прийти, что ему сделают гомосексуально предложение, то у него не было бы гомосексуальных страхов, даже если он был бы к ним предрасположен; сексуальные проблемы с противоположным полом у него были бы, а гомосексуальных страхов нет.
Приложение 2. Более подробно о блокирование естественного канала реализации либидо.
NB. Под "либидо" в психоанализе понимается, присутствующая в человеке, сексуальная энергия. Специфика либидо состоит в том, что оно может быть израсходована только посредством некого сексуального действа. Во время оргазма происходит наиболее активный сброс либидо. Своеобразное чувство опустошения, наступающее после оргазма, доступно простой интроспекции.
Либидо образуется из некой исходной энергии (энергии жизни) путем прохождения ее через сексуальные фантазии. Сексуальные фантазии являются своеобразными каналами протекания либидо. Исходная энергия, заходя в сексуальные фантазии, становится либидо. После данного преобразования (после превращения в либидо) исходная энергия может быть реализована только через некое сексуальное действо. Став либидо, исходная энергия может превратить в сексуальное действо любую деятельность, данное превращение получило название «сублимация». Русский мат, в этом смысле, очень точно отражает суть понятия «сублимация», - оказывается, и это кажется верным, что «трахать» можно что угодно и кого угодно. У меня вообще сложилось стойкое впечатление, что глубинное подсознание говорит русским матом.
Либидо имеет свойство накапливаться. У всех людей оно накапливается с разной скоростью, чему способствует множество факторов. Одним из них, возможно самым основным, является зацикленность человека именно на сексуальном аспекте отношений («сексуальная озабоченность»). Фактор этот сложный и противоречивый, но не обязательно отрицательный, достаточно сказать, что «сексуальная озабоченность» имеет, в том числе, и социально одобряемую и даже социально обязывающую форму, являясь основой таких понятий, как «мужественность» и «женственность». Социально не одобряемая форма этого явления имеет название «развратность», она разумеется, более заметна. Корректно было бы сказать, что «развратность» является психотической формой «сексуальной озабоченности».
Гомофобы, так же, как и геи, зациклены на сексе, и в этом смысле, являются «сексуально озабоченными» (либидо вырабатывается у них в избытке), но в отличии от геев, «сексуальная озабоченность» гомофоба вытеснена в подсознание, в сознании ее как бы нет, или почти нет. А вытеснена она потому, что гомофоб зациклен не просто на сексе, он зациклен на инцесте и вполне предсказуемо не желает это осознавать (об этом я уже неоднократно упоминал, в том числе, и в работе «Латентная гомосексуальность»). Даже будучи вытесненной сексуальность гомофоба остается, по преимуществу, инцестуальной, а это значит, что его либидо имеет инцестуальный окрас (может быть полноценно реализовано с той (тем), кто гомофобу «как мать»). Вытеснение гомофобом инцестуального характера своей сексуальности (программирование исходной энергии именно инцестуальными фантазиями) имеет в контексте проблемы гомосексуальных навязчивостей принципиальное значение, именно, потребность вытеснения направляет инцестуальное либидо по гомосексуальному каналу.
Психику можно рассматривать как «внеморальный компьютер», буквально выполняющий подсознательный запрос своего хозяина. Гомофоб в данном случае ставит перед своей психикой задачу примерно следующего содержания: «Найди мне такой сексуальный объект, чтобы я «трахался» с ним как с матерью, но при этом не знал об этом (никто не мог меня в этом уличить)». Психика, недолго думая, и выдает ему правильный ответ: «Это мужчина», - и начинает предлагать ему разные гомосексуальные варианты инцеста с «матерью». Таков один из факторов появления гомосексуальных навязчивостей.
Теперь, собственно, о блокировании естественного канала реализации либидо. «Блокирование…» можно рассматривать как самостоятельный фактор, обуславливающий появление гомосексуальных навязчивостей, хотя возникает он из той же проблемы, а именно из проблемы вытеснения гомофобом своей зацикленности на инцесте.
NB. Под «естественным каналом» подразумеваются сексуальные отношения, базирующиеся на психофизиологическом механизме продолжения рода (сексуальные отношения между мужчиной и женщиной в репродуктивном возрасте).
Вне механизма продолжения рода сексуальность является вынужденной, то есть, обусловленной болезненным состоянием психики. Чем больше сексуальность отклоняется от базовой репродуктивной схемы, тем более серьезную психическую проблему она призвана решить.
Психической проблемой, заставляющей гомофоба блокировать естественный канал реализации либидо, является, как я уже сказал выше проблема вытеснения инцестуальных побуждений (инцестуальных фантазий).
Фабула проблемы такова (повторю то, то уже не однократно говорил): "женившись" на матери, ребенок решает проблему удержания «уходящей» матери и конкуренции с отцом (опять же, за мать), и некоторое время, до наступления пубертата, наслаждается тем, что мать снова только его, но, когда приходит время полового созревания, его «женитьба» начинает работать против него. Место женщины (место нормального сексуального объекта – объекта, с которым он должен заниматься сексом, и на котором он должен жениться) оказывается уже занятым материнской фигурой, и либидо, которое начинает вырабатываться у юноши с избытком, поначалу устремляется именно на материнскую фигуру. Мать превращается в полноценный сексуальный объект, и юноша приобретает инцестуальный опыт. В большинстве случаев, сексуальный опыт состоит в переживании возможности появления в сознании инцестуальных фантазий. В более тяжелом варианте юноша некоторое время активно (сознательно) осваивает инцестуальные фантазии, - сознательно примеривается к инцесту, ищет в себе соответствующие возможности. Затем следует неизбежный этап вытеснения. Под влиянием предчувствия катастрофических последствий инцеста для психики (во время инцеста ребенок теряет мать – она становится для него женщиной, в прямом смысле этого слова (а мать - не женщина)), юноша вынужден начать активное вытеснение не только инцестуальных фантазий, но даже возможности появления их у себя в сознании.
Проблема в том, что убрать мать с места «женщины» (нормального сексуального объекта) невозможно без осознания ее наличия на этом месте, то есть, без разблокировки инцестуальных отношений с ней; именно поэтому нормальные сексуальные фантазии всегда мешаются с инцестуальными. Кроме того, присутствие матери на месте «женщины» крайне устойчиво (недаром ребенок «женится» на матери), потеря ребенком матери, как «женщины» (в кавычках потому что мать должна быть женщиной без сексуальных отношений с ней), грозит ему потерей самой матери, и попаданием в ситуацию первичной детской психотравмы, поэтому он удерживает ее на этом месте до последней возможности.
Гомофоб не может позволить себе наполниться нормальными сексуальными фантазиями по отношению к женщине, потому что они могут разблокировать инцестуальные, а те только и ждут возможности пробиться в сознание. Гомофоб, в отличии от гомосексуалиста, не собирается отказываться от женщины, как объекта вожделения, но он и не собирается создавать возможность для появления в сознании инцестуальных побуждений, поэтому его сексуальное общение с женщиной можно назвать компромиссным. Выбирать объект вожделения и общаться с ней он должен очень осторожно, постоянно и напряженно сканируя свое предсознание на возможность появления ассоциаций с матерью. Очень затратный способ общения. Эта осторожность, собственно, и вызывает переизбыток либидо, которое начинает затоплять подсознание и продуцировать гомосексуальный канал сброса, о логике появления которого я говорил выше.
Необходимость блокировки естественного канала реализации либидо делает человека крайне неуверенным в общении с противоположным полом, что, конечно же, требует от него определенной оценки. Мужчина должен как-то объяснить себе неуверенность, скованность, а часто и страх перед общением с женщиной. Неприятные вопросы вызывает у него и слабое возбуждение на гетеросексуальные стимулы, с одной стороны, и сильное возбуждение на гомосексуальные стимулы, с другой. Нелегкие вопросы. Предположение о наличии некой скрытой гомосексуальной натуры кажется гомофобу единственным объяснением, расставляющим все по своим местам. Нелегко справится с таким «обвинением», разве что, доказав обратное, а именно вызвав у себя естественное(!) эстетической и эмоциональное неприятие гомосексуальных стимулов. Поиск данных эстетических аргументов, собственно, и является основой гомофобии.
Напоследок еще один нюанс касательно либидо. В обсуждаемом контексте, важно также отметить, что либидо исподволь (из подсознания) искажает восприятие объективной реальности - чем больше "запертого" либидо, тем более сексуальным становится окружающий мир. Это явление, которое Фрейд назвал "переоценкой сексуального объекта", доступно простой рефлексии, как мужчин, так и женщин, когда у человека долго не было секса, то не только самопроизвольно увеличивается привлекательность разрешенного сексуального объекта, но и количество объектов, могущих потенциально стать сексуальными, также самопроизвольно увеличивается. Чем больше «запертого» либидо, тем человек становится менее критичным к выбору возможного сексуального объекта, а это значит, что и запретный сексуальный объект (запретная сексуальная фантазия) становится менее запретной. Гомофоб, в данном случае, говорим только о нем, боится своего «запертого» либидо, интуитивно предчувствуя нарастание опасности появления в сознании запретных сексуальных побуждений (инцестуальных и гомосексуальных стимулов), поэтому стремится скинуть его, мастурбация, соответственно, приобретает навязчивый характер.
Made on
Tilda