Содержание:- В качестве вступления
- Немного о теории вопроса.
- Некоторые факторы, вызывающих появление послеродовой депрессии.
1. Инфантильная психическая конституция женщины.2. Актуализация в сознании женщины представления о двойственности своего образа (основной фактор). 3. Встреча с первичной детской психотравмой.4. Абсолютный эгоцентризм новорожденного5. Амбивалентное отношение матери к своему ребенку.В качестве вступления. Толчком к написанию данной работы явилось впечатление, произведенное книгой Ксении Красильниковой «Не просто устала»: автор пытается «вырваться за флажки» житейских стереотипов, и это ее отчаянное усилие не оставляет равнодушным.
Основная мысль, изложенная в данной работе, проста и понятна – Ксения последовательно доказывает, что послеродовая депрессия является серьезным психическим заболеванием.
NB.
Вчера мимо моего окна пролетела женщина, жила этажом выше, разбилась насмерть. Говорят, у нее была послеродовая депрессия, осталось двое детей: меньшому несколько месяцев, старшему лет пять. Обострение длилось не один день, даже консьерж заметил, что она не в себе. В психиатрическую клинику должны были лечь в понедельник (дело было в субботу). Муж не уследил, отлучился в туалет, она и сиганула. Чего тянули две недели? Послеродовая депрессия — серьезное психическое заболевание, игнорировать его не надо!
Обобщая произошедшие с ней после рождения сына изменения Ксения не хочет мириться с определением «плохая мать», она настаивает, что все негативные эмоции, которые она обнаружила в себе по отношению к своему ребенку в частности, и материнству в целом, являются следствием заболевания ее психики, а не ее личностной особенностью. Надо сказать – ей это удается, больше всего подкупает, конечно, бескомпромиссность ее борьбы. Книга вышла очень качественная, - видно, что она потребовала от автора помимо креативных и организационных усилий еще и работы с большим количеством научного материала, что само по себе дорогого стоит.
На первый взгляд работа Ксении выглядит как попытка снять с себя ответственность за деструктивные чувства и соответствующие побуждения к своему ребенку (надо отдать должное автору – в описании сползания своей психики в мрак безумия она себя не щадит). Кажется, опять же на первый взгляд, что призыв о помощи, пронизывающий всю книгу, есть не что иное как имитация усилия быть матерью, которое автору априорно не дано. Но, это только на первый взгляд, - решение Ксении пройти лечение в психиатрической клинике говорит о том, что она переживала реальный психический коллапс.
Добровольное заточение в психиатрической клинике и опять же добровольное навешивание на себя психиатрического диагноза (на западе это может быть и модно, но у нас почти убийственно) можно было бы использовать в качестве косвенного аргумента реальности психических страданий молодой матери, если бы не было прямого аргумента – подобные страдания я могу наблюдать на психоаналитической сессии непосредственно, -это, действительно, страдание не напоказ.
Книгу Ксении Красильниковой «Не просто устала», безусловно, ценное пособие по теме послеродовой депрессии; она будет полезна не только женщинам, вынужденным справляться с послеродовой депрессией самостоятельно, психолог самого высокого уровня найдет в ней интересный и обширный материал для исследования.
Послеродовая депрессия безусловно является психическим заболеванием, в представленном ниже психоаналитическом исследовании я постараюсь сделать этот тезис очевидным.
Немного о теории вопроса. С теорией послеродовой депрессии все совсем не просто, психиатрия тут уж точно нам ничем не поможет; строго говоря, у психиатрии нет даже внятной гипотезы по этому поводу.
Психический кризис, который мы называем «послеродовой депрессией» всегда возникает в период полной или почти полной зависимости ребенка от матери, чаще всего это первые годы жизни. Проблема теоретического осмысления психиатрией послеродовой депрессии связана с тем, что во время беременности и в первые годы жизни ребенка материнство представляет собой абсолютно совершенную (заложенную природой) подкорковую программу, работающую совершенно автономно от исторического и социокультурного контекста. Во все времена и во всех культурах с момента зачатия и до окончания кормления грудью организм женщины все делает сам, причем делает это совершенно замечательно. Сбить эту базовую программу можно и примеров тому масса, но каким образом человек может вмешаться в работу рефлекторных физиологических механизмов, если он сам является только следствием рефлекторной жизнедеятельности мозга, а психиатр считает именно так, медицина объяснить не может, более того, сама возможность такого вмешательства представляется научной медицине совершенной тарабарщиной. Возможность регулирования человеком своих подкорковых программ для психиатра такой же абсурд, как и предположение, что звук работающего двигателя может перепрограммировать этот самый двигатель.
Действия матери после рождения ребенка и вплоть до окончания кормления тоже абсолютно просты, универсальны, логичны и предсказуемы: все женщины, став матерью, должны делать одно и тоже, все возможные проблемы унифицированы и опять же вполне предсказуемы. Никаких непреодолимых физиологических препятствий перед женщиной природа не поставила и поставить не могла: у матери все есть для исполнения своих тяжелых, но вместе с тем простых обязанностей. Что может заставить женщину испытывать такой страх и отчаяние пред тем, что другие женщины делают просто и непринужденно для психиатрии совершенная загадка. Если в игру не введено понятие «субъект» (в психиатрии такого понятия нет и не может быть), то есть тот, кто имеет возможность сказать своим любым, даже подкорковым, физиологическим побуждениям «нет», понять ничего нельзя.
Все, что может предложить психиатрия в качестве объяснения причины возникновения послеродовой депрессии – это свой стандартный гипотетический набор предположений о возможных патологических изменениях на клеточном и генетическом уровне. «Стандартный» потому, что применяется психиатрами ко всем психическим заболеваниям, причину возникновения которых они установить не могут.
Хочет ли Ксения знать причину, по которой послеродовая депрессия возникла именно у нее? Вопрос сложный, точно можно сказать, что объяснение, которое она примет, должно будет обосновать ее невиновность в неожиданно свалившимся на нее отторжении материнства и нелюбви к ребенку (потому, что так оно и есть, она действительно невиновна). В этом смысле, психиатрическая гипотеза о генной мутации вполне подойдет, и ей можно было бы удовлетвориться, если бы она хоть что-нибудь объясняла. Психоаналитическая версия возникновения послеродовой депрессии показывает то, что не может объяснить психиатрия, а именно – ее логику: при совпадении нескольких психических факторов психика женщины после рождении ею ребенка неминуемо сорвется в кризис. Об этих факторах мы и поговорим ниже.
Некоторые факторы, вызывающие появление послеродовой депрессии.
Послеродовая депрессия это похоже новая проблема, до недавнего времени матери по поводу своих материнских обязанностей особо не переживали – привязала за ногу к столу, завернула пропитанный молоком хлебный мякиш в тряпку, положила рядом с ребенком и пошла с чистой совестью пшеницу обмолачивать.
1. Инфантильная психическая конституция женщины. Ситуация, порождающая послеродовую депрессию, корректно описывается фразой «играющий ребенка вынужден стать матерью ребенку».
Этот фактор можно назвать «фоновым»: не всякий инфантилизм прирастает послеродовой депрессией, но послеродовая депрессия с необходимостью возникает у женщины с инфантильной психической конституцией (теме инфантильности посвящена моя работа «Инфантилизм – основная характерологическая особенность страдающих фобическими страхами»).
Специфической особенностью инфантильной психической конституции женщины способной породить послеродовую депрессию является акцент на своей моральной чистоте и непорочности – «плохие девочки» послеродовой депрессией не страдают, страдают «ангелы».
Инфантилизм не воспринимается как заболевание и в этом основная проблема восприятия послеродовой депрессии как заболевания. Кажется, что нет ничего проще нежели перестать быть «ребенком», так и говорят: «Да, прекрати ты уже девочку разыгрывать! Когда ты уже повзрослеешь?!». Ответ – никогда! Она не повзрослеет никогда, потому что она «девочка» не просто так. Инфантилизм – это заболевание – реальное психическое заболевание. Играя роль ребенка человек вытесняет сложные психические проблемы, составляющие так называемый комплекс Эдипа-Электры. Вне этой роли ему грозит психическая катастрофа: он попадает в совершенно неуправляемый им мир. Подробно обо все этом я говорю в вышеназванной работе.
Послеродовую депрессию можно назвать следствием обременения инфантилизма неизбежной и тотальной ответственностью за своего ребенка. Суть инфантилизма в избегании ответственности, а рожденный ребенок – это тотальная ответственность («тотальная» в том смысле, что перевалить ее уже ни на кого не удастся, - «тотальная» с расширением «конечная»). Для инфанта, особенно для «ангела», тотальная ответственность – это кошмар, хуже которого и быть ничего не может.
Проблема собственно состоит в том, что став матерью инфантильная женщина теряет возможность правдоподобно играть свою роль «идеального ребенка» по естественным и независимым от нее причинам (о некоторых из них мы подробно поговорим ниже), одной из которых является, как раз, тотальная ответственность за своего ребенка.
Любая ответственность, строго говоря, является ответственностью за издержки и неудачи контролируемого процесса, соответственно, сопряжена с возможностью наказания. Если ответственный за результат является одновременно и руководителем процесса, то схема оказывается белее-менее сбалансированной,… но какой из инфанта руководитель?! Инфант по своей невротической природе – антируководитель, особенно в случае, когда предполагается тотальная ответственность. Здесь уместна следующая аналогия инфантильная женщина попав в ситуацию материнства (тотальной ответственности за своего ребенка) подобна человеку, на которого неожиданно свалилась материальная ответственность за склад сверхценных вещей, которым он не руководит и руководить не может по определению, - разграбление склада и «наказание» неизбежны.
NB.
Именно контроль за «наказанием» является одним из самых важных факторов, порождающих инфантилизм – человеку кажется, что пока его воспринимают как ребенка он контролирует тяжесть «наказания».
Конечно, все дело в «наказании», точнее в его бредовом наполнении! Для инфанта, особенно для «ангела» оно является метафорой чего-то абсолютно ужасного (поэтому, собственно, я поставил данное понятие в кавычки), а посему - недопустимого. И в этом есть, конечно, определенный смысл: любая возможность наказания расширяется в подсознании инфанта до возможности попадания в ситуацию первичной детской психотравмы, а это ситуация действительно ужасна, особенно в качестве бессознательной возможности (о ситуации первичной детской психотравмы я скажу несколько слов ниже)
Какие из симптомов послеродовой депрессии указывают на инфантилизм женщины? Большинство симптомов «общечеловеческие» - они появляются у любого человека, попавшего в смертельно опасную ситуацию. Сильнейший стресс, испытываемый им по этому поводу, выматывает и его психику, и его физиологию. Отсюда: и отсутствие сил, и проблемы со сном, аппетитом, невозможность ни на чем сконцентрироваться (попробуйте на чем-нибудь сконцентрироваться предчувствуя приближение неизвестной, но смертельной опасности). Отсюда же, разумеется: и перманентная тревога, и неспособность получать удовольствие, и разрыв эмоционального контакта с окружающими, и раздражение по поводу простых советов всякого рода доброжелателей. Все вышеперечисленные эмоциональные изменения становятся понятны если представить себе, что молодая мать вдруг обнаружила, что совершенно неожиданно, практически «на пустом месте», попала в безвыходную ситуацию смертельной опасности, о которой она никому не может рассказать, - а не может она рассказать главным образом потому, что сама ничего не понимает. Как объяснить себе и окружающим, что рождение ребенка, несущее всем остальным радость и свет, обрекло ее на что-то совершенно ужасное?! Разумеется, ничего другого не остается, как кричать «Я сошла с ума, заберите меня в психушку!»
Специфически инфантильными являются способы решения молодой женщиной возникшей проблемы.
- Страдающая послеродовой депрессией все время плачет – это конечно инфантильная реакция на появление проблемы.
Плачем ребенок сигнализирует родителю, о своей обиде на него, ожидая при этом, что тот, преисполнившись чувством вины, поспешит на помощь и уберет непосильные для своего чада проблемы.
NB.
Демонстрация беспомощности, слабости и ущерба – это специфически инфантильная реакция на проблему, она призвана организовать «родителя» на ее решение. Для ребенка – это единственно возможный способ решения проблем, никакой символики в нем нет, а для инфанта это именно символическая реакция, призванная донести до визави, что он еще «ребенок», то есть – существо чистое, невинное, воспитуемое (стремящееся стать лучше), ну и конечно же априорно исключительное. Если «родитель» находится, то символика срабатывает – образ «исключительного, чистого и невинного ребенка» легитимизируется, если никто не ведется на этот образ, то человеку приходится поддерживать его из внутренних ресурсов, а это гораздо затратнее для психики.
В плаче ребенка есть манипуляторная составляющая: плач – это именно демонстрация обиды (обида напоказ) родителю; в случае инфантилизма эта манипуляторная составляющая акцентирована; кроме того, плач для инфанта это еще и поиск «родителя» (кто реагирует на слезы, кто чувствует себя виноватым, кто бросается на помощь - тот и становится «родителем»).
Может ли молодая мать, страдающая послеродовой депрессией не плакать? Очевидно, что не может; главным образом потому, что не хочет. Чтобы перестать плакать нужно провести соответствующую внутреннюю работу: понять, что плакать бессмысленно, что слезы только мешают действовать и пр., но для этого нужно стать «взрослой», то есть прекратить поиск «родителя» и начать поиск возможности личного решения проблемы, для инфантильного человека это невозможно. В работе «Инфантилизм – основная характерологическая особенность страдающих фобическими страхами» я делаю акцент на том, что инфант никогда не решает проблему сам, он всегда стремится поместить «родителя» между собой и проблемой. Инфант управляет (манипулирует) родителем, а тот уже решает его проблемы.
Инфант всегда действует внутри родительского решения – решения принятого «родителем», за которое «родитель», соответственно, и несет ответственность (инфантил никогда не отвечает за происходящее). Плач, в этом смысле и есть деятельность страдающей от послеродовой депрессии женщины по решению возникшей проблемы, никакая другая деятельность ей в голову не придет.
- Специфически инфантильной реакцией женщины страдающей послеродовой депрессией является ее акцентированный запрос на помощь окружающих – она очень убедительно и однозначно дает понять всем, кто интересуется происходящим, что ей советы и подбадривания не нужны, ей нужна помощь, причем любая, даже малозначительная.
Как я уже говорил выше, демонстрация беспомощности, слабости и ущерба – это специфически инфантильная реакция на проблему. Символичность данной реакции хорошо видна и в данном случае – женщина готова принимать любую, даже незначительную помощь от окружающих несмотря на очевидные репутационные риски. Предчувствуя потенциальную агрессивность даже близких людей человек старается не афишировать эпизоды своей жизни, способные подорвать его социальный статус, а в случае послеродовой депрессии мы наблюдаем прямо противоположную тенденцию. Ради получения даже малозначительной помощи женщина готова демонстрировать близким и не очень близким людям свою материнскую несостоятельность - качество, которое вызывает у большинства людей однозначную и крайне нелицеприятную агрессию. Спрашивается, зачем так подставляться из-за кастрюли куриной лапши от заботливой соседки (в книге Ксении есть соответствующий эпизод)?! Очевидно, не ради того, чтобы поесть. Логика навязчивой демонстрации своей материнской несостоятельности становится понятной, если ее рассматривать как символ легитимизации образа «невинного ребенка». Позитивный отклик окружающих на призыв о помощи несколько успокаивает страдающую послеродовой депрессией молодую мать, позволяет ей вытеснить возможность столкновения с общественным отвержением, расширяющийся в ее подсознании в ситуацию первичной детской психотравмы.
Инфантильной матери, измученной своим материнством, по сути, не так нужна сама помощь окружающих, сколько нужна реакция на себя, как на нуждающуюся в помощи. «Она не злая(!), она заболела, она еще сама ребенок, ей одной не справится - ей нужна помощь» - должна она слышать отовсюду, только в этом случае она немного успокаивается по поводу возможности попадания в ситуацию первично детской психотравмы.
- К серии инфантильных реакций можно отнести заклинание «Я хочу, чтобы все это прекратилось!», в исступлении повторяемое женщиной, осознавшей безвыходность и безальтернативность своего нового положения «теперь я - мать». На первый взгляд, это требование кажется абсурдным, очевидно, что жизнь обратно не отмотать, приобретенный статус матери не изменить, но это только на первый взгляд; для ребенка, воспитываемого родителем, оно имеет некоторый смысл. Ребенок может воспринимать, и часто воспринимает, проблемы и лишения своей жизни как навязанные родителем в целях его воспитания, и совершенно справедливо надеется, что такого рода проблемы могут исчезнуть так же как и появились – по воле родителя. Ребенок также осознает, что может ускорить процесс родительского воспитания, продемонстрировав родителю действенность его методов, это очень важный нюанс в контексте обсуждаемой проблемы.
Если человек не болен инфантилизмом, то он может различить, когда переживаемая им проблема навязана ему родителем или «родителем» (начальником, Богом и пр.), а когда она его собственная – вызвана ложным представлением о себе и окружающем мире. Для инфантильного человека, особенно для «ангела» такое различение невозможно – в своем представлении он не просто ребенок, он идеальный ребенок (существо априорно чистое, непорочное и «высшее»), у него по определению не может быть собственных проблем – он само совершенство. Данное бредовое представление навязчиво (резистентно к любой критике), инфант в нем абсолютно органичен, собственная исключительность и непорочность является для него таким же безусловным фактом, как и само его присутствие. Именно целостность невротического образа идеального «ребенка» позволяют инфантильной матери совершенно не смущаясь заклинать пространство призывом отмотать все назад и прекратить наконец мучать ее материнством. В ее представлении это возможно: даже строгий «родитель» может снять свои воспитательные меры, поняв, что они слишком тяжелы для его любимой дочки.
2. Актуализация в сознании женщины представления о двойственности своего образа (основной фактор). При изучении послеродовой депрессии сразу бросается в глаза, что происходящее с женщиной не имеет прямого отношения к ребенку – молодая мать поглощена в основном своей неспособностью справится с нарастающим психическим коллапсом. Показательно в этом смысле, что даже присутствие хорошей няни, берущей на себя практически все обязанности по уходу за ребенком, и наличие значительных финансовых ресурсов, гарантирующих любую помощь, не снимает проблему – женщина продолжает ощущать себя ужасной матерью, хотя формально к ней как матери претензий быть не может: ее ребенок находится в комфортных условиях и развивается нормально; она находится рядом с ребенком и контролирует процесс, хотя могла бы этого и не делать (на ее долю остается минимум материнских обязанностей). Интересная психоаналитическая зарисовка на эту тему (реальная психоаналитическая сессия).
«Психоаналитическую сессию анализант начала с рассказа о том, как ей хочется выйти на работу, как она устала от декретного отпуска. Разработка данной темы не давала выхода на проблемной поле. Ничто не мешало анализанту выйти на работу, там ее ждали, - ничто не мешало ей остаться дома, здесь ей было, на первый взгляд, тоже достаточно комфортно (у нее была проверенная няня, которая делала е материнскую жизнь почти свободной). Объяснение анализанта в которых она рисовала манящую картину бурлящей офисной жизни казались интеллектуализацией, по анализу (анализант уже не один год в анализе) я знаю, что никакой бурлящей жизни в ее офисе нет, более того именно в офисе ее ждала очень серьезная проблема в виде новой начальницы (фигура из второго сна), анализант уже как-то пыталась выйти на работу, но вернулась в декретный отпуск именно из-за отношений с начальницей (анализант видит ее слишком доминантной дамой). Первый сон: «Я в своей спальне, лежу на кровати с ребенком, рядом лежит Пугачева. Во сне я понимаю что мужа к его некоторому неудовольствию Пугачева выселила в соседнюю комнату. Пугачева смотрит телевизор, передачу где говорят какие-то гадости про нее и Галкина. Мне как-то неудобно перед ней, но еще больше мне неудобно от того, что она развалилась на всю кровать, вытеснив нас с малышом на самый край. Я очень робко прошу ее подвинуться, кажется она соглашается».Второй сон приснился сразу после первого: «Яркий солнечный день, я и сотрудники моего офиса стоят возле какого-то административного здания. Командует наша новая начальница, женщина достаточно тупая и властная. Она хочет увидеть как сотрудники бегают, по ее мнению по тому как человек бежит можно много про него узнать. Пробежать нужно всего метров десять, но у меня болит нога. Я говорю об этом начальнице и кажется она меня освобождает от этого теста».Чтобы прояснить ситуацию я предложил обратиться к содержанию представленных сновидений, в обоих снах на переднем плане присутствует подавляющая женская фигура и робкие (бесконфликтные), но успешные, попытки анализанта протестовать против самодурства. Подавляющие женские фигуры без всякой натяжкой можно назвать «материнскими» (отображают какой-то аспект образа матери), а поведение анализанта инфантильным. Я обратил внимание анализанта на то, что сны выносят для анализа тему ее инфантильности; очевидно она начала критическую проработку данной темы о чем свидетельствует ее слабый протест против самодурства подавляющей ее женской фигуры (этот момент присутствует в обоих снах). Анализант первоначально приняла мою версию и некоторое время рассказывала о появившимся у нее неприятии своей инфантильности, но потом неожиданно сделала акцент на том, что в первом сне она была не против присутствия Пугачевой в ее спальне и что это даже несколько льстило ей, ее не устраивало только то как примадонна разлеглась в ее постели. «А что касается второго сна, - уточнила анализант, - то я готова была бежать, просто, у меня болела нога». Своими уточнениями анализант не дала психоанализу уйти в неверном направлении. Акцент анализанта на комфортности пребывания с доминирующей женской фигурой дал мне возможность предположить, что у нее дома образовалась какая-то непроходимая проблема, о которой она умалчивает (ей легче приспособиться к начальнице-самодурке, а это была для анализанта очень(!) серьезная проблема, нежели оставаться дома с ребенком). Анализант подтвердила, что проблема действительно есть, что она хочет быть хорошей мамой, но ребенок ее просто выбешивает от чего она в ужасе, таких реакций она от себя совсем не ожидала. В анализе появилась тема «Наверное я плохая мама» - совершенно закономерно эта тема раздвоилась на тему «Мой малыш пытается сделать из меня свою рабыню» и тему «Мне не дано быть хорошей матерью». Если первая тема несколько подуспокоилась как только анализант осознала, что малыш кричит, потому что ему плохо, а не потому что он призывает к себе «рабыню», то вторая тема, напротив,получила развитие – в ней сразу обнаружилось расширение «Сколько бы я не старалась я не смогу быть хорошей матерью – я женщина другой природы». Выяснилось, что точка напряжения во всей ситуации – это дневная прогулка с ребенком. Ее могла бы провести и няня, но малыш хочет гулять только с мамой, а той не всегда хочется (всегда не хочется); можно было бы не спрашивая ребенка отправить его гулять с няней, но он будет плакать, вызывая у анализанта чувство вины и агрессии. Именно эта сцена, повторяющаяся из дня в день, сводит анализанта с ума: и кричащий ребенок и собственная лень и агрессия, все это напоминает анализанту о том, что она так стремится забыть, а именно о том, что она по природе «женщина другой природы», и что сколько бы у она не пыталась изобразить из себя мать-хозяйку у нее все равно ничего не получиться. Главное, что все это «разоблачение» происходит перед глазами няни – это ей оказывается она сдает и никак не может сдать экзамен по материнству. Разочарованно-понимающий, как кажется анализанту, взгляд няни как бы говорит ей: «Ну, вот видишь опять двоечка, «от осинки не родятся апельсинки»; может уж бросишь пыжиться; ну, какая ты мать, кого ты хочешь обмануть и невооруженным взглядом видно, что ты не мать, а стерва!» (в «стерве» конечно же есть расширение «сексуальная сверхценность», но анализант так далеко не заходит, она говорит «стерва»). Описанный выше конфликт проясняет парадоксальное, на первый взгляд, стремление анализанта выйти на работу. На работе ее ждет высокомерная «мать», но ее высокомерие теперь ничто по сравнению с разоблачающим взглядом няни (на самом деле, через глаза няни на анализанта смотрит ее мать, именно ее подозрения в природной развратности она не может вынести). Высокомерие начальницы сейчас ей даже приятно – в нем нет подозрительности (высокомерная «мать» для психики предпочтительней подозревающей, она еще не догадывается о своей женской ущербности; с высокомерной матерью не так страшно, как с подозревающей – подозревающая уже догадывается, о том, что ее проблемы с мужем связаны с сексуальной привлекательностью дочери и ищет доказательства, чтобы покарать «шлюху»). Следует очевидно уточнить, что главная героиня, представленной выше сессии, проходила психоанализ по поводу фобий. Проблема послеродовой депрессии всплывала в анализе эпизодически несколько раз, но несмотря на это с ролью мамы анализант справилась дважды и оба раза хорошо. Можно сказать, что проблема послеродовой депрессии в процессе данного психоанализа решалась сама собой, и я подозреваю, что именно потому, что тема борьбы с подозрениями матери в природной сексапильности анализанта была всегда в фокусе психоанализа.
Объясняя возникшие после рождения ребенка психические проблемы женщина говорит, что чувствует себя ужасной матерью, отсюда мол и проблемы с психикой, но, глядя на ее ухоженного младенца, становится очевидным, что это объяснение, если и имеет отношение к действительности, то только косвенное – объективно, с материнскими обязанностями она справляется не самым худшим образом. Я думаю, что страдающая послеродовой депрессией в своем самоотчете путает причину и следствие: у нее начались проблемы с психикой не потому, что она «плохая мать», все как раз наоборот, она начала отторгать (бояться) материнство потому, что после рождения ребенка у нее начались серьезные проблемы с психикой.
Уход за младенцем - объективно сложное испытание для любой женской психики, о чем я еще скажу ниже, а для женщины с инфантильной психической конституцией, да еще и с акцентом на собственной идеальности может стать и совсем непереносимым. Проблема в том, что такая психическая конституция не терпит никаких деструктивных чувств в адрес другого человека – по представлению такой женщины она не может ни на кого злиться, потому что она идеальна - она ангел! Материнство не оставляет от образа «ангела» камня на камне.
Все женщины в той или иной степени испытывают агрессию к своему ребенку, поводов для этого тот дает более чем достаточно, но для «ангела» даже нормальная, по сути, агрессия на своего ребенка становится настоящей катастрофой самоидентификации – она напоминает ей о том, что она так стремилась забыть, а именно, что ее «ангельский» образ создан ею искусственно в попытке уйти от своей «истинной» сущности, следовать которой почему-то очень опасно (кавычки в данном случае говорят о том, что пугающая женщину ее истинная сущность является ее представлением о таковой).
Актуализация в сознании женщины представления о двойственности своего образа является, пожалуй, самым важным фактором, вызывающим послеродовую депрессию. О том, что она «не такая хорошая, какая она есть на самом деле» молодая мать осознает (она всегда это с неудовольствием предчувствовала), когда в ее сознание прорывается спонтанная агрессия на своего малыша. Абсолютно неожиданное и предельно безнравственное для нее самой переживание ставит женщину перед фактом наличия в своем подсознании источника аморальных побуждений.
Столкновение со «вторым дном» своего «ангельского» образа оказывает крайне разрушительное влияние на психику женщины – для нее это не просто усложнение представления о себе, для нее это настоящая катастрофа самоидентификации: она приложила огромные усилия для уничтожения (вытеснения) даже возможности встречи со своей запретной (она же «истинная») сущностью, и ей это почти удалось, а тут такая засада. Катастрофой является не столько сама «встреча», сколько ее символичность, - женщина думала, что ей удалось стать абсолютно позитивным персонажем, а оказалось, что почти удалось; в момент агрессии на своего малыша женщина понимает, что несмотря на все усилия осталась «плохой» (именно в этот момент нормальная, по сути, агрессия превращается в злобу на ребенка - кто бы мог подумать, что именно это невинное создание сдаст маму с потрохами). Кавычки здесь более чем уместны – женщина как будто оказывается перед приоткрытой дверью в свое подсознание, на двери висит табличка «Ты плохая». Что за этой дверью она точно не знает, но знает, что там что-то очень страшное для нее, а самое главное, она знает, что табличка «Ты плохая» висит на этой двери по праву, что она действительно почему-то «плохая».
В данном случае «катастрофа», это никакая не метафора; в момент «встречи» состояние психики женщины действительно лавинообразно начинает выходить из под контроля - отсюда и страх и паника. В чем причина такого страха? Причина та же, что заставила тогда еще маленькую девочку, начать культивировать образ «ангела» - это перспектива встречи со «злой» матерью – перспектива вновь пережить первичную детскую психотравму, вновь погрузиться в ужас небытия. Проблема в том, что женщина ничего об этом не знает и знать не может (все эти события либо находятся в глубоком подсознании, либо вообще бессознательны), она знает только то, что материнство ввергло ее в какую-то ужасную ситуацию.
Почему ее психика начинает выходить из под контроля женщина конечно же скажет и даже будет отстаивать эту свою интерпретацию, но это будет заведомая интеллектуализация. И дело даже не в том, что в подобной ситуации любой пытается выстроить удобную версию происходящего. Даже если молодая мать и хотела бы создать верное представление о причинах своего психического срыва, ей бы это не удалось – оказавшись у приоткрытой двери в подсознание с надписью «Ты плохой» любой человек инстинктивно поворачивается к ней спиной (настолько ему страшно), но и это не самое главное. Невозможность дать адекватное объяснение неожиданным психическим новообразованиям вытекает из отсутствия у женщины нужного инструментария (психоаналитического понятийного аппарата) – ей попросту нечем думать (нет нужных слов) о навалившейся на нее проблеме. А здесь нужен именно психоаналитический понятийный аппарат, - другими словами и другой логикой корректно к проблеме не подступиться. Проблема, повторюсь, не в отторжении материнства, оно лишь следствие столкновения женщины с неэффективностью своих усилий по вытеснению источника запретных побуждений.
Акцент на вытеснении именно источника запретных побуждений обязателен. Для сохранения психической стабильности женщине важно быть абсолютно чистым «ангелом», маленькая черная точка на крыле напоминает ей все, о чем она стремилась забыть (а злоба на младенца это отнюдь не точка), и стабильности конец. Проблему можно показать «от обратного»: если в процессе психоанализа анализанту удается принять себя соблазняющей женщиной (хоть в какой то степени), имеющей свои собственные запретные (неафишируемые) сексуальные цели, послеродовая депрессия резко ослабевает. Интересная психоаналитическая зарисовка на эту тему (реальная психоаналитическая сессия).
