Дорогой читатель, приглашаю тебя в мир классического психоанализа — на путь исследования истины о себе самом!
О психоанализе коротко:
Отличие психоанализа от психотерапии одной фразой.
- Психотерапевт: «Для того чтобы стало хорошо надо думать о хорошем!» Психоаналитик: «Для того чтобы стало хорошо надо думать о худшем!» (Психоаналитик умеет думать о худшем)
Психоанализ можно назвать процедурой изживания анализантом собственного бреда.
Объект психоаналитического исследования находится за пределами добра и зла, и это не фигура речи. В бессознательном, действительно возможно все!
Психоанализ делает возможным рождение в бессознательном человека события, которое сводит его с ума, и появление данного события в его сознании в качестве проблемы.
Результат психоанализа анализант ощущает по изменениям своих психических реакций — по мере прохождения психоанализа они начинают ему все больше нравиться.
Всю интеллектуальную работу в психоанализе выполняет психоаналитик. Я так и говорю своим анализантам: «Вы уже думали о себе и вот, что получилось. Дайте теперь мне подумать о Вас, у меня получится лучше».
Критика психоанализа представляет собой довольно странное явление: когда недовольны результатами медицинской помощи — ругают врача, а когда сталкиваются с бесполезностью психоанализа, ругают почему-то психоанализ.
Платой за эффективность психоанализа выступает требование посвятить ему несколько лет своей жизни.
Страх перед психиатрией — это идеальный мотив для прохождения психоанализа (к психоаналитику приходят, когда хотят избежать встречи с психиатром).
На психоаналитической сессии анализант погружается в свое подсознание, без психоаналитика это сделать практически невозможно (примеры).
Психоаналитик редко спрашивает, но постоянно доопределяет
Только еврей с неубиваемой самооценкой (человек, которому Бог лично сказал, что он есть, и он есть его избранник) мог создать психоаналитическую теорию, в которой человек напрочь лишен субъектности.
В психоанализе участвуют не только анализант и психоаналитик. Чем дольше я занимаюсь психоанализом тем больше убеждаюсь, что третьим, возможно самым важным, действующим лицом психоаналитического процесса является жизнь – она всегда очень вовремя поддерживает психоанализ необходимым событием, в которое ввергает анализанта, а иногда и психоаналитика.
Талант психоаналитика состоит в абсолютном чувстве контекста. На реальность, стоящую за текстом и определяющую текст, у психоаналитика «абсолютный слух» (говоря «текст» я имею ввиду как слова, произносимые анализантом, так и другие символы, через которые он пытается транслировать искомое представление о себе).
Психоаналитик – это крайне опасная профессия. Психоанализ часто проходят талантливые люди, бредовое представление о мире, культивируемое ими, всегда хорошо проработано, интеллектуально почти безупречно, а посему достаточно убедительно, — из путешествия по такому бреду здоровым можно и не вернуться.
На уровне простой интуиции ума понятно, что инцест — это противоестественное действие; если человек стремится к инцесту, значит он сошел с ума. Но в сумасшествии тоже есть логика: изучением логики сумасшествия психоанализ собственно и занимается.
Фрейд открыл психоанализ, как Колумб открыл Америку; что стало с Америкой потом никакого отношения к Колумбу, конечно же не имеет.
Психоаналитическая кушетка – «троянский конь» классического психоанализа. Благодаря Фрейду, даровавшему психоаналитикам возможность спрятаться от анализанта за кушеткой, психоанализ быстренько оккупировали грустные клоуны, и устроили из него цирк.
Психиатрия, наконец, разродилась понятием «ГОКР» (гомосексуальное обсессивно-компульсивное расстройство). Признание академическим сообществом легитимности понятия «гомосексуальная навязчивость» означает, по сути, что страдающим от гомосексуальных страхов перестанут навешивать ярлык «скрытый гомосексуалист», что конечно же не может не радовать. При этом психиатрия попала в убийственную для себя ситуацию.
Я всегда с интересом, а это действительно удивительно, замечаю как анализант контролирует течение своего психоанализа: если я ошибаюсь и начинаю двигаться в анализе не в том направлении, анализант (даже если у него в этот момент всплеск сопротивления анализу), как бы невзначай, произносит слово (реплику, эпизод), заставляющее меня остановиться и переосмыслить происходящее.
Для выражения своей душевной жизни человек использует строго индивидуальный набор слов, сопряженных между собой в сложно изменяемый узор; поняв закономерность отбора и сопряжения используемых слов можно разобраться с особенностями строения проблемных участков психики человека. Из этого открытия Фрейда, собственно, и родился психоанализ.
Проблема современного российского психоанализа в отсутствии у него научной субъектности. Ни один из российских психоаналитиков не может разорвать со своей научной альма-матер и остаться при этом психоаналитиком; все они восторженные ученики какой нибудь европейской школы, есть даже пару «отличников», но нет ни одного учителя. Проблема, собственно, в том, что и в Европе учителей тоже нет — все ученики учеников Фрейда, а сам он учитель никудышный — теорию, созданную им, можно назвать, разве что «пристрелочной».
Сон – это возможность заглянуть в ближайшее подсознание напрямую, почти минуя желание анализанта представить открывающуюся картину в выгодном свете. Психоанализ немыслим без анализа сновидений – анализ сновидений, часто единственный инструмент, позволяющий аналитику понять, что происходит с анализантом на самом деле, а не так, как он это видит.
Психоаналитик никогда не дает советов анализанту, и это не от высокомерия или позерства. Психоаналитик осознает, что мир анализанта гораздо сложнее, чем он может себе представить; даже сложнее, чем может себе представить сам анализант. Какие уж тут советы!
Большая длительность психоанализа — это миф, не соответствующий действительности. По сравнению с пожизненной привязкой к психиатрической помощи даже восемь лет психоанализа выглядят совсем не долго.
Психоанализ — это универсальный метод решения психических проблем, входящих в его компетенцию. Все проблемы, за которые берется психоанализ, лечатся одинаково, именно поэтому психоанализ безразличен к диагнозам.
От психоаналитика анализант никогда не услышит слово «надо» или «должен». Даже к такому казалось бы очевидному: «Надо заниматься психоанализом, если пришли на психоаналитическую сессию», — психоаналитик всегда добавляет «если хотите, конечно…».
Ошибкой было бы считать психоанализ инструментом для интеллектуалов. Особо ценимым в психоанализе качеством, помимо чувства здравого смысла, является способность анализанта к рефлексии. К слову сказать, способность к рефлексии одной природы с чувством юмора.
Когда кто-нибудь из моих анализантов начинает пенять мне по поводу дороговизны психоанализа я обычно отмечаю: «Вы упрекаете продавца в том, что желаемая вещь слишком дорога для Вас!»
Психоанализ не аморальная, а внеморальная процедура. Главный девиз психоанализа «Ничего запретного и святого, никаких априорных истин, никаких безусловных авторитетов! Все должно пройти через критику, исходящую из принципа реальности!»
Наблюдая эпидемию «звездности» и «элитности» понимаешь, что психиатрии сейчас очень не хватает понятия «социально стабилизированный шизоидный процесс».
Когда образ начинает подчинять человека, у человека начинаются психические проблемы. Психоанализ помогает человеку восстановить контроль за логикой развития и существования собственного образа.
Я не делаю добра, для этого я недостаточно Бог, — я делаю психоанализ.
Критика, исходящая из принципа реальности, всегда начинается с фразы типа: «Боже мой, какой же я идиот!»
Бред – это нужное человеку, но совершенно нежизнеспособное представление о мире. Склонность к бредообразованию, часто путают с креативностью. Психоанализ исследует логику бредообразования: бред, как оказалось абсолютно логичная структура.
Психоанализ – это новый метод изучения психики человека. Объект старый, можно сказать – вечный, а метод новый.
Психоанализ – объективный, следовательно – природный, процесс понимания человеком истины о себе самом. Как объективный природный процесс психоанализ не может бы ни фрейдовским, ни юнгианским, ни лакановским, ни чьим либо еще. Любой психоаналитик относится к психоанализу также как любой физик к физике.
Психоанализ – это концентрированная жизнь. За одну психоаналитическую сессию анализант может прожить и разрешить такую проблему, на разрешение которой вне психоанализа у него ушло бы пол жизни.
Психоанализ – это естественное состояние человека. Когда человек задумывается над своими проблемами он начинает свой психоанализ, не совсем, правда научный.
Психоанализ возвел здравый смысл в главный принцип существования нормального человека и назвал его принципом реальности.
Бессознательное у всех людей одинаково, — «бессознательное» и «коллективное бессознательное» — это тавтология.
Психоанализ — это метод восстановления связи человека с реальностью, в том числе и с реальностью самого себя. Психоаналитик пробуждает у анализанта чувство здравого смысла в ситуации где тот его потерял.
Психоаналитик чем-то напоминает сталкера из одноименного фильма Тарковского. Как сталкер он ведет анализанта через зону его собственного бреда к месту встречи с истинными желаниями. После встречи истинные желания всегда куда-то исчезают не оставляя следа.
Философия стоит ближе всего к психоанализу, психология чуть дальше, психиатрия совсем далеко.
Философ не может не быть психоаналитиком. Нельзя говорить о человеке вообще не будучи способным исследовать глубину бессознательного отдельного человека. Каждый человек – это весь человек. Любой человек – это человек вообще.
Психоанализ требует искусства психоаналитика, одним ремеслом здесь не обойдешься. Каждый психоанализ эксклюзивен; эффективный психоанализ – это результат именно творческих усилий психоаналитика.
Сумасшествие этимологически очень точное понятие: психическая патология, по крайней мере та, c которой работает психоанализ, возникает именно в следствии сошествия человека с ума, то есть — прекращения им критической, с опорой на здравый смысл, проработки своего представления о себе и мире на предмет удаления из него бредовой компоненты.
Утилитарное значение психоанализа ничтожно: воспользоваться помощью психоаналитика может только небольшой процент нуждающихся. Зато общекультурное значение психоанализа огромно: без психоаналитических изысканий формирование человеком адекватного представления о себе невозможно.
Человека сводит с ума не событие, которое с ним произошло и даже не возможность такого события в будущем; человека сводит с ума возможность события, которого в его истории никогда не было, и о котором он ничего не знает, кроме того, что оно возможно. Примером такого возможного события является инцест.
К геям нужно относиться, как к больным заразной болезнью: при определенных условиях заболеть может каждый, но лучше поберечься.
В психоанализе, конечно же есть понятие нормы. Оно не проговаривается особо, потому что в этом нет нужды. Анализант приходит к психоаналитику, когда теряет способность контролировать происходящее с его психикой, и приходит за тем, чтобы восстановить данную способность. Таким образом, нормой в психоанализе считается наличие у человека способности контролировать свои психические процессы.
Подсознание – это просто! В подсознание может войти каждый через контекст происходящего. У происходящего почти всегда есть контекст, у которого есть свой контекст. Погружаясь в контекст контекста погружаешься в подсознание, но до бессознательного так не добраться.
Во время психоаналитической сессии анализант может говорить все(!), что приходит ему в голову в качестве материала для психоаналитического рассмотрения. Это неукоснительное правило психоанализа. Оно оставляет выбор для анализанта, но не оставляет никакого выбора психоаналитику. Если анализант может выбирать тему для анализа, то психоаналитик должен быть готов анализировать любой текст заданный анализантом. Фактически, это означает отсутствие для психоаналитика даже потенциально закрытых или запрещенных тем, то есть тем, блокирующих его способность к анализу.
Общение психоаналитика и анализанта принципиально отличается от любого другого вида общения двух людей. В обычной коммуникации все участники стремятся предстать друг перед другом психически здоровыми людьми, требование контроля за своими бредовыми выплесками является предпосылкой любого общения. В психоанализе все наоборот: в силу того, что психоанализ является анализом именно бреда анализанта, психоаналитик не только не препятствует погружению анализанта в собственный бред, но и намеренно провоцирует его на это. Правда, бред анализанта иногда заражает и самого психоаналитика, но это уже его проблемы.
Гомосексуальность – это идеальное разрешение комплекса Эдипа-Электры. Если бы не онтологическая интуиция, подсказывающая человеку, что гомосексуализм — это путь в небытие и эстетическая фрустрация от созерцания этого небытия, то геев и лесбиянок было бы гораздо больше.
Либидо и агрессия текут по одним и тем же каналам и в одном и том же направлении – сверху вниз — от силы к слабости, в этом проблема устойчивости сексуальных отношений. Женщине, которая может за себя постоять, трудно найти мужчину, который увидел бы ее «слабой и беззащитной». Мужчине крайне сложно не винить во всех своих слабостях и неудачах женщину, которая его возбуждает: так и подмывает отомстить ей за все свое ничтожество. Если бы не любовь, проблема была бы не решаема.
В психоанализе есть одно глобальное противоречие: психоаналитик должен привести анализанта туда, от куда он, по неведению, стремится уйти. Данное противоречие порождает сопротивление анализанта своему психоанализу.
Инстинкт «смерти» звучит примерно так: «Да, вы правы я его выдумала и все отношения с ним я выдумала, но мне так легче, я так хочу! Я хочу жить в иллюзии! Я не хочу жить в реальности, оставьте мне мои мечты!
Люди общаются не на уровне текста, а на уровне контекста. Интуитивно всем понятно, что имеет смысл не то, что человек говорит, а то чего он хочет добиться произнося свой текст. В этом свете, понятие честности – это понятие на которое совершенно невозможно опереться. Особенно это верно применительно к близким людям, отношения с которыми и должны быть крайне эмоциональными. Если бы понятие честности имело практический смысл психоанализ был бы не нужен; зачем пять лет исследовать отношения анализанта, если он мог бы все о них рассказать.
Психоанализ и психоаналитическая психотерапия — это принципиально разные методы лечения психики. Высказывания некоторых психоаналитиков о легитимности замены понятия «психоанализ» на понятие «психоаналитическая психотерапия» очевидно следует считать проявлением полного непонимания предмета. К сожалению, приходится мириться с мыслью о невозможности массовой подготовки психоаналитиков, какой бы длительной, мучительной и дорогой она ни была.
Открытое бессознательное – это жизнь во всей ее полноте. Чтобы открыть свое бессознательное надо представить, что ты такой же человек, как и любой другой и с тобой может случиться все, что может случиться с любым другим человеком. Чтобы закрыть свое бессознательное надо представить, что ты избранный и то, что может произойти с другими людьми тебя не касается. Блокирование бессознательного – таково основное функциональное предназначение образа «избранного».
Бессознательное структурировано не событиями, а возможностями событий, которых в истории человека никогда не было. Подсознание – это глубина события, а бессознательное – это не событие, и это даже не возможность события — это именно возможность события, которое человек может только представить (бессознательное структурированно возможностями к представлению события). Именно поэтому через контекст происходящего до бессознательного не добраться.
В процессе психоанализа психоаналитик и анализант находятся в состоянии тонкого эмоционального взаимодействия. Чтобы понять что говорит анализант психоаналитик должен видеть как он это говорит. Анализант, в свою очередь, приходит к психоаналитику именно за «холодностью» его анализа; за его спокойствием и тихой эмпатией в те моменты, в которых неподготовленный человек падает в обморок или вскипает бешенной злобой. Именно данное спокойствие и тихая эмпатия дает анализанту возможность приблизиться к своим запретным темам, допустить к анализу информацию, обладающую разрушающим его потенциалом.
Критика гомосексуализма крайне эмоциональна, поэтому — малоубедительна. Интеллектуальная составляющая критики буксует по одной простой причине – объект для критики выбран неверно. Критиковать гея за специфические сексуальные предпочтения — это все равно, что обвинять фашистов в отсутствии гуманности и сострадания к «дегенеративным нациям».____Гомосексуализм – это психотическая форма «избранности», стремящаяся к социализации форма парафренного бреда. Своей вычурной сексуальностью гей стремится продемонстрировать «быдлу» свою «божественную» природу, лишенную запретов и табу. Если уж что и является аномальным в гомосексуализме, так это – гипертрофированная претензия на некую априорную социальную исключительность, а специфическая сексуальность – это всего лишь… прихоть «резвящегося Бога»._____Проблема критики гомосексуализма состоит в том, что «избранные» критикуют «избранных» за то, что те аморально реализуют «избранность».
Гомосексуальными страхами страдают по преимуществу мужчины-гетеросексуалы. Это связано не только с тем, что пассивная гомосексуальная роль исключает мужественность в мужчине, но не исключает женственность в женщине. Существует еще ряд факторов, определяющих уязвимость именно мужской психики перед пассивными гомосексуальными фантазиями.
Помню, меня поразила характеристика, данная Фрейдом одному молодому человеку, проходившему у него курс психоанализа. Он сказал примерно следующее: «Как истинный философ, он мог возбуждаться только от чьих-нибудь свежих экскрементов». Не понятно при чем тут философия; разъяснений к этой странной характеристике Фрейд не дал. С психоаналитиками надо быть осторожными.
Возможность имитировать возбуждение и оргазм позволяют женщине скрывать отсутствие сексуального желания. У мужчины такой возможности нет, поэтому секс для мужчины таит больше опасности нежели для женщины. Отчаянье мужчины перед своим опавшим членом на фоне снисходительной женской поддержки, вот — невидимая никому причина многих семейных драм. Оскорбления, наносимые мужчиной, всегда видны, оскорбления, наносимые женщиной, всегда остаются в спальне.
Индийцы правы: секс это в том числе и битва между мужчиной и женщиной. И в этой битве женщина чаще одерживает победу нежели мужчина, и все, опять же потому, что женщина может имитировать возбуждение и оргазм, а мужчина нет.
Определяя контекст женского поведения Фрейд очевидно находился под влиянием неосознанных им национальных установок, поэтому он ничего в женщине и не понял. Никогда женщина не завидовала мужчине. Никакой фаллос женщине никогда не был нужен, разве что в собственность. Все, как раз наоборот. Чтобы построить действующую модель женского поведения нужно исходить из того, что женщина воспринимает свои гениталии, как некий сверхценный для мужчины объект, за обладание которым последний должен отдать как минимум все, что имеет.
Для психики инцест не является безусловно негативным переживанием, более того, инцест неосознанно привлекает человека по целому ряду пунктов, в этом проблема вытеснения инцестуальных фантазий. Главное, что неосознанно привлекает человека в инцесте – это возможность эффективного противостояния подавляющей его агрессии, исходящей из его же сверх-Я. Присутствующая возможность инцеста с матерью позволяет юноше легче переносить давление отца на свое самолюбие. Та же мысль, только наоборот, греет и девушку в конфликте с матерью. Чем агрессивнее однополый родитель, тем активнее инцестуальные фантазии в бессознательном ребенка.
Большой ошибкой было бы считать, что целью психоанализа является сексуальное раскрепощение человека. Ни к сексуальному раскрепощению ни к сексуальной расторможенности психоанализ не имеет никакого отношения. Психоанализ помогает человеку сохранить контроль над своей душевной жизнью, остаться хозяином происходящего с ним.
Использование психоаналитиком психотропных препаратов для повышения эффективности психоанализа говорит о его полной некомпетентности. Психоанализ – это принципиально вербальная методика. Согласно психоаналитической теории все проблемы, находящиеся в компетенции психоанализа, связаны с нарушением работы словесного «моста» из бессознательного в сознание. В нем либо не хватает необходимых слов и логических конструктов, либо присутствуют ненужные слова и неправильные логические конструкты, либо и то и другое. Психоаналитик помогает анализанту найти и исправить дефектные участки и достроить отсутствующие.
Никакой русской души, конечно же, нет. Все люди одинаковы и души у всех людей, тоже одинаковы. Но русская культура удерживает открытым путь к душе, то есть — к некому универсальному пространству человеческой субъективности. Русская культура — это культура абсолютной субъективности. Только в русской культуре душа человека имеет выход в сознание. Во всех остальных культурах этот путь душе закрыт маской избранности. Русская культура – единственная из всех культур, отторгает идею о возможности принципиального деления людей на избранных (Богом) и быдло по некому априорному критерию.
Настоящий психоанализ стоит на одном странном, но вместе с тем отчетливом, метафизическом переживании. В пространстве человеческого существования есть точка обнуления пережитого. Попадая в эту точку человек получает двоякий опыт: он очищается от своего прошлого и будущего, наполняясь при этом концентрированным опытом самого себя. Интересно, что для стабилизации психики совсем не обязательно пребывание в данной точке, достаточно простого допущения в себе такой возможности. Психоаналитическая технология целиком опирается на точку «обнуления». Из этой «точки», например, вытекает основное правило психоанализа – психоаналитический опыт перманентно обнуляется, психоанализ перманентно начинается с «чистого листа». Из этой же «точки» вытекает представление психоаналитика о своем анализанте: психоаналитик видит в нем человека, способного обнулить свой прошлый опыт и начать все с начала.
Работая над феноменологией субъективности я наконец понял чем отличается сон от реальности: во сне у действующих лиц, кроме видящего сон, отсутствует субъектность. В реальности человек ощущает субъектность окружающих его людей и окружающего его мира, а во сне происходящее действо для видящего сон бессубъектно. Аналогично реальность отличается от бреда: в бреду, как и во сне, у действующих лиц, кроме воспринимающего бред, отсутствует субъектность. Сон отличается от бреда тем, что бред делается человеком (бредовое представление о реальности, в том числе и о себе самом, человеку нужно), а сон — это не плод деятельности человека, сон – это некий естественный психофизиологический процесс, который человек вынужден воспринимать.
Энтропия – это решение, стоящей перед человеком проблемы, в бессубъектной среде пребывания его рефлексирующего самосознания, то есть – в некой естественной среде, формируемой психикой человека без участия критики, исходящей из его принципа реальности (альтернативой рефлексирующему самосознанию является критическое самосознание человека; критическое самосознание включает в себя рефлексирующее самосознание, является его более сложной формой). Бессубъектную среду нашего пребывания мы называем «сном» или «бредом».
Доопределив понятие «человек» понятием «конечная причина своих действий, с расширением — конечная причина мира» я получил логически непротиворечивую и вполне себе функциональную модель психики человека – модель позволившую создать рабочую психоаналитическую теорию; что, по сути, является строгим доказательством бытия божия (легитимация понятия «конечная причина своих действий» является доказательством бытия Бога, так как любая конечная причина — это Бог). Интересно, что доказать существование Бога удалось не теологу, философу или физику, а психологу, кто бы мог подумать!
(психиатрам на заметку) Функциональность понятия «конечная причина своих действий», а следовательно и его легитимность, обнаруживается в том числе и в его прямом психотерапевтическом эффекте. Как только анализант осознает, что именно он является конечной причиной своих действий, и что без его санкции никакое его побуждение не будет им реализовано (не станет его желанием), что действительно так, его психическое состояние резко и на глазах стабилизируется. Так и говорит не веря, что самое худшее невозможно: «А что, правда, без моей санкции ничего не будет (запретные побуждения не будут реализованы)?!»
Опровержение эволюционной гипотезы Ч.Дарвина в одном предложении. Эволюционная гипотеза – это ненаучная чушь потому, что перехода между видами нет и быть не может: ни одно животное не может произвести на свет ничего, кроме самого себя. Никогда и ни при каких условиях никакое животное не произведет на свет хоть сколько-нибудь принципиально отличное от самого себя. Если рыба и родит какого-то мутанта, то это с необходимостью будет та же рыба, только уродливая. Никогда и ни при каких обстоятельствах рыба не произведет на свет чуть-чуть ящерицу, а ящерица чуть-чуть птицу.
С уважением, Ивашов
PS. Материалы, изложенные мной на данном сайте, являются монографией. В соответствии с законом об авторском праве любое использование представленных текстов без упоминания моего авторства непозволительно