Возможность занять место конечной причины мира у человека есть.

Нельзя быть конечной причиной своих действий, не будучи при этом конечной причиной мира: любое действие предполагает законченное осмысление мира как целого. Этот факт может быть принят, как строгое доказательство существования Бога: если есть конечная причина своих действий (человек), то должна быть и конечная причина мира (Бог), — если есть человек, то должен быть и Бог.

При невозможности быть конечной причиной своих действий человек естественно, как нечто само собой разумеющееся, занимает место конечной причины мира, используя возможность расширения своей конечной причинности в полной мере. Как это происходит? Происходит это очень обыденно, по-житейски просто: как только человек выходит на свои ограничения, переживает свою неэффективность, страх действовать, он начинает говорить о неправильном устройстве мира, о том, как мир должен быть устроен.

Переход к роли конечной причины мира является вынужденной реакцией человека на ограничение возможности быть конечной причиной своих действий. Занимая место конечной причины мира, человек пытается создать возможность оставаться эффективным, действуя произвольным образом.
Человек не знает, и не может знать, но может предчувствовать, что есть Добро, и что есть Зло

NB. «Добро» и «Зло» — понятия эсхатологические, корректное владение ими предполагает полное знание о мире, в том числе и знание мира в момент завершения всех процессов, происходящих в настоящем. Для человека такое знание невозможно, потому что человек – это именно «связанный» субъект («связанный» Бог) – Бог, лишенный всей информации о мире. Знание невозможно, но предчувствие границы между добром и злом возможно. Данную возможность дает человеку его субъектность – его соприродность истине. «Грех» - это не умозаключение, а непосредственное переживание.
Человек может предчувствовать границу между Добром и Злом, но сделать Добро, то есть – окончательно позитивный поступок, равно, как и Зло, он не может. Бог может, если кто и может, то это только Бог, а человек нет. Но, вот что примечательно:речь человека, а значит и его поведение, базируется именно на «эсхатологизмах» («всегда», «никогда», «было», «не было», «ни при каких условиях», «это правильно», «это не правильно», «это ерунда», «плохой(зло)», «хороший(добро)», «жизнь – это…», «смерть – это…», «человек – это…», «мужчина – это…», «ребенку надо то, ребенку надо се» и пр.), то есть — на предельных обобщениях, требующих постижения целостности мира в развитии. Это позволяет говорить о том, что человек говорит “аки Бог”; действует он, конечно, более сдержано.

Принцип реальности не позволяет человеку говорить о себе, как о конечной причине мира, хотя, фактически, говорит он так, как будто именно он управляет происходящим с ним, а значит и в мире (если человек не управляет происходящим в мире, значит – он не управляет и происходящим с ним). Здесь, приходит в голову знаменитая беседа на Патриарших. Берлиоз – обычный человек, говорит «аки Бог»: уверен, что знает прошлое, претендует на способность управления будущим, пусть только своим, но все же будущим. Воланд – это персонаж романа, чьи претензии на роль конечной причины мира не так абсурдны, нежели претензии человека. На его фоне хорошо видна, как нелепость претензий Берлиоза, так и их естественность.

Человек обладает конечной причинностью, он является конечной причиной своих действий, конечная причинность человека позволяет ему претендовать на место конечной причины мира. Данная возможность расширения человеком конечной причинности своих действий до конечной причинности мира естественна, конечная причина в мире может быть только одна.

Парадокс в том, что, даже при отсутствии у человека всей информации о мире, в котором он позиционирует себя в качестве его конечной причины, у человека есть основание для такого позиционирования. Все дело в наличии у человека онтологического предчувствия, человек не знает истины, но не ошибется при встрече с ней. Человек предчувствует, как Бога, так и мировой порядок; человек не знает, как выглядит этот самый мировой порядок, соответственно, он не может сформировать образ цели, но он точно знает, что мир должен быть построен каким-то образом не на статусе, а на любви.

Законно человек может претендовать на место хозяина (конечной причины) только своего мира, коим является его представление о реальности мира и себя. Законно, потому что он сам же его и создает. В работе «Сознание» я доопределяю эту фразу, там я говорю, что человек формирует представление о мире под нужды непосредственной реализации своей субъектности (конечной причинности). Созданное человеком представление о мире никогда с ним не совпадает и, по сути, является бредом, парадокс в том, что созданный человеком бред является не только законной, но и совершенно адекватной реальностью. Психоаналитик так и говорит своему анализанту: «Ваши реакции каким-то образом правильные и единственно возможные, хотя, на первый взгляд, и выглядят абсурдно. Просто, мы не знаем всех действующих лиц спектакля, в котором Вы главный герой, они в вашем подсознании, некоторые в бессознательном. Своими, на первый взгляд, не логичными реакциями Вы каким-то образом контролируете проблему вашего внутреннего мира, сейчас мы не знаем какую именно проблему Вы контролируете, мы можем только предполагать, но если бы все действующие лица показались в сознании все встало бы на свои места».

Человек субъектен, соответственно, занимает место конечной причины своего мира он совершено законно. Налицо видимое противоречие: если человек, обладая субъектностью (по сути, божественностью), является хозяином своего мира, то почему его мир оказывается таким нелицеприятным, почти, абсурдным. Противоречие разрешается тем, что человек не просто обладает субъектностью, он именно «связанный» субъект («связанный» Бог) и как таковой стремится к непосредственной реализации своей «связанной» субъектности, стремится «развязаться». То, что стороннему наблюдателю видится абсурдом, на самом деле, является миром «мятущегося» субъекта, мятущегося в поиске возможности «развязаться», в поиске возможности своей непосредственной реализации. Оказалось, что найти такую возможность не так-то просто; на этом пути человеку необходимо преодолеть массу противоречий и парадоксов, часть из которых находится в его бессознательном, что, соответственно, лишает его возможности даже осознать их.

Под потребность непосредственной реализации человек формирует свое представление о мире и себе, и на момент формирования, а происходит это в раннем детстве, в условии родительского «аквариума», оно оказывается эффективным, ребенок получает реальную возможность пережить некое подобие непосредственной реализации. Представление это, всегда одно и то же, ребенок в какой-то момент осознает себя «избранным», находящимся в особых отношениях с Богом, реже, в особо тяжелых случаях, просто, «Богом». Данное представление полно внутренних противоречий, но, самое главное, оно оказывается сложно адаптируемым к социальным реалиям, что, собственно, и сводит человека с ума. Обо всем этом я подробно говорю на страничках сайта, в частности, в работе «Закономерности формирования и функционирования «Я» человека». Здесь важно отметить, что абсурдный мир человека при ближайшем рассмотрении оказывается абсолютно логичным и единственно возможным для него. Формируя образ себя и мира, человек не имеет возможности осознать его потенциальную ошибочность и даже гибельность. Абсурдный образ себя и мира становится абсурдным потом, причем сильно потом, и не для самого человека, а для зрителя, а сам человек, для самого себя, остается абсолютно логичным, потому что он, как может, борется за то освобождение, которое он пережил когда-то в детстве. То, что человек обладая субъектностью строит абсурдный мир не является противоречием.

Возможность занять место конечной причины мира (Бога) у человека есть, но занимает он это место всегда вынужденно.

Незаконной претензия человека на роль конечной причины мира становится только, когда он начинает претендовать на место конечной причины всего мира или мира другого человека. Проявляется это в избыточности и непосильности данной роли для него. Одно дело говорить истинами, другое дело действовать «аки Бог», действовать, конечно, намного затратнее. Характерно, что человек, принимая самостоятельное решение, всегда опирается на некую истину, исходящую от «высшей инстанции» или некого безусловного авторитета, и чем более масштабными являются данные решения, тем более это заметно; как говорят на Руси: «Вся власть от Бога!»

NB. Избыточность и непосильность претензии человека на роль конечной причины мира хорошо видны в момент совершения им преступления (необратимого действия, о котором нельзя рассказать всем).В момент совершения человеком необратимого действия игра в конечную причину мира перестает быть игрой, — человек занимает место настоящей конечной причины мира, по крайней мере, так ему кажется. Характерно, что для человека с нормальной психикой необратимое действие неприемлемо: страшно даже его представление, не говоря уже о свершении.

Отсутствие легитимной возможности быть конечной причиной объективного мира является человеку в качестве страха нарушения мирового порядка. В свою очередь, страх нарушения мирового порядка говорит о присутствии у человека интуитивного предчувствия этого самого мирового порядка (онтологического предчувствия). В противном случае, страха нарушения мирового порядка у человека не было бы, и он вел бы себя произвольным образом, чего не наблюдается. Возможность относительно произвольного поведения появляется у человека только на определенной стадии развития психоза.

При патологии психики критика принципа реальности зашумляется бредом. В этом состоянии человек гораздо легче переходит грань между «избранностью» и «божественностью», что дает ему внутреннее основание объявить себя Богом или посланцем Истины. Здесь, как раз, тот случай, когда исключение подтверждает правило: человек сознательно занимает место конечной причины мира, только будучи психически больным человеком. К слову сказать, даже в патологическом случае принцип реальности отступает не сразу и не до конца.
Сам о себе человек решается говорить, как о «высшем» существе далеко не на первой стадии патологического процесса. Гораздо легче он говорит о божественности другого. Уже на невротической стадии человек охотно населяет мир: «богами», кумирами, «звездами», «культовыми» личностями, святыми и прочими не от мира сего сущностями. В отношении другого питать иллюзии легче, нежели в отношении самого себя.

Человек заявляет права на роль конечной причины объективного мира, при том, что сам понимает свою недостаточность для этой роли. Устранить данное противоречие призвано сверх-Я. Данная структурная единица «Я» человека делает его пребывание на месте конечной причины объективного мира (Бога) максимально защищенным от критики, исходящей из его же принципа реальности (из его же субъектности). Уверенность, с которой человек критикует миропорядок, зиждется на его представлении о наличии у себя эксклюзивных отношений с Богом, соответственно, свое представление о Боге человек формирует, в том числе, и для того, чтобы иметь возможность разглагольствовать о правильном устройстве мира, и не чувствовать себя при этом дураком.

Почему человек, обладая субъектностью, то есть, непосредственным доступом к истине, совершает абсурдное действие – занимает место конечной причины мира (Бога), и несет чушь о неправильном его устройстве. А именно потому, что обладает субъектностью! Об одном факторе я сказал выше: человек занимает место конечной причины мира, потому что у него есть стремление «развязаться». Самым простым, а посему самым притягательным, и, если можно так выразится, естественно притягательным, способом «развязаться» является попытка овладения Богом путем идентификации с ним. Занимая место конечной причины мира и разглагольствуя на тему его неправильного устройства, человек совершенно уверен в своей адекватности. Здесь, я хотел бы остановится на втором факторе, который я назвал «невротическим».

NB. Под «невротическим фактором» я понимаю действие человека в логике его невротического образа – образа, созданного им с целью удержания «уходящей» матери, решения проблемы, названной мной «первичной детской психотравмой». В работе «Первичная детская психотравма» я делаю акцент на катастрофичности для ребенка потери им непосредственной связи с матерью. Определенный образ себя, сформированный ребенком в соответствии с ожиданиями матери (невротический образ), помогает ему несколько подуспокоиться по поводу возможности оказаться на помойке. Это «подуспокоиться» настолько важно для человека, что он начинает идентифицировать себя с данным образом, причем, идентифицировать до такой степени, что теряет возможность отличия себя от него. Логика существования спасительного образа часто подавляет голос принципа реальности, что, собственно, является основной причиной сумасшествия человека, и если данный образ требует от человека явиться «Богом» (априорно исключительной социальной единицей), то он явится им несмотря ни на какие социальные, психические, физиологические и пр. издержки.

Основная фабула «невротического» фактора такова: субъект (Бог) не просто конечная причина мира он – эффективная конечная причина мира, субъект не может не быть эффективным. Этот второй необходимый атрибут субъектности (эффективность) создает человеку предпосылку для проблемы: будучи конечной причиной своих действий и обладая субъектностью человек хочет действовать произвольно, но при этом оставаться эффективным, а это противоречие! Чтобы реализовать свою субъектность (чтобы быть эффективным) человеку необходимо действовать в соответствии с законами природы, а это предполагает отказ от произвольного характера своих действий, в том числе, и от возможности выдумывать себя и мир, что невозможно, так как означает, по сути, потерю субъектности (какой же ты субъект, если не можешь создавать мир, даже, если только в своем воображении).

Если бы не «невротический» фактор, то данного противоречия не было бы: человек всегда готов отказаться от произвольности в пользу эффективности, человек не хочет чувствовать себя идиотом, у которого ничего не получается. Но невротические причины есть, они необходимы, и тотальны: необходимость овладения матерью может требовать от человека играть «Бога», того, кто может игнорировать законы природы, потому что он сам закон для природы. То, что я назвал «невротическими причинами» в какой-то степени есть всегда и у всех. У человека всегда будет потребность овладения матерью (преодоления «первичной детской психотравмы), соответственно, потребность игры в «Бога» можно считать константой. Это важно, потому что в этом случае вышеназванное противоречие появляется: ради овладения матерью человек готов играть «Бога», даже в ущерб собственной эффективности. Потребность выглядеть «Богом» делает человека крайне уязвимым к ошибкам и неудачам, поэтому в попытке сохранить «божественное» представление о себе он их попросту отрицает, он объявляет мир и того, кто его создал виновным в своих слабостях и неудачах. Акцент в данном случае стоит на том, что желательность поддержания игры в «Бога» настоль высока, что человек становится совершенно некритичным к тому, что, занимая место Бога и критикуя мир, созданный им, он выглядит глупо и нелепо, даже облачившись во всю «божественную» символику, принятую в его референтном социуме.

Понятие «хозяин» является попыткой легитимации человеком своего незаконного занятия места конечной причины мира.

Надо сделать акцент на том, что понятие «хозяин» в данном контексте несколько отличается от общепринятого представления о «хозяине», как об агрессивном купце со всклоченной бородой в поддевке и хромовых сапогах. Речь в данном случае идет о «хозяине» мира, а не о хозяине парохода; хозяин парохода является частным случаем «хозяина» мира. Дело в том, что и последний кочегар на купеческом пароходе является «хозяином» мира, а уж какой «хозяйкой» мира является трехлетняя дочь последнего кочегара, по причине очевидности, и упоминать не стоит.

Под «хозяином», в данном случае, я имею ввиду представление человека о своей априорной социальной исключительности. Именно данное представление создает у человека устойчивую иллюзию управления Богом и, соответственно, является легитимной основой его понимания себя как «хозяина» происходящего с ним (с расширением «происходящего в мире»). «Хозяевами» мира являются все люди! Все люди, с разной степенью критичности, но с необходимостью, опираются в жизни на представление о своей априорной социальной исключительности (в ситуации крайней опасности молятся своему богу все, даже атеисты).

Человек осознает свою недостаточность для места, которое он вынужден занимать, так и говорят: «Хочешь рассмешить Бога расскажи ему о своих планах». Понятие судьбы в достаточной степени отражает амбивалентное отношение человека к своей способности управлять своим будущим: управлять мол управляй, но чему быть, того не миновать. При этом потребность занятия места конечной причины мира остается; одновременно, остается и желание сделать это так, чтобы критика принципа реальности не крутила пальцем у виска. Противоречие делает попытку разрешения в понятии «хозяин». Данное понятие предполагает некое пространство, где человек полностью и, по его мнению, критично контролирует ситуацию, то есть, легитимно занимает место конечной причины мира. Конечно, никакую ситуацию человек до конца никогда и нигде не контролирует, и никакого пространства полного контроля он создать не может, но создать пространство, в котором критика его принципа реальности звучала бы не слишком активно, он может. Такое пространство можно назвать «психотерапевтическим», в нем человек несколько подуспокаивается по поводу своей ничтожности и вторичности. Необходимость наличия у человека такого пространства, как некого условия нормальной работы его психики интуитивно понятна каждому, такое пространство можно назвать «материнским».

«Материнским» для человека является пространство, в котором основное противоречие его существования в мире минимизируется, кажется ему решенным. В «материнском» пространстве бредовое, по сути, представление человека о своей априорной социальной исключительности легитимизируется, обретает характер объективной реальности. Сразу, надо сделать акцент на отличии матери от «матери». Мать – это женщина, родившая человека, а «мать» — это пространство, о котором я сказал несколько слов выше. Мать и «мать» никогда не совпадают. «Мать» существует только в воображении человека, она, суть, продукт его представления о мире. Будучи искомым представлением человека, «мать» у человека есть и будет всегда, следовательно, возможность занятия места конечной причины мира у человека будет всегда и везде, свое представление о мире человек всегда носит с собой. Идеальной «матерью» является материнская утроба. Именно стремление найти «мать» в матери сводит человека с ума.

NB. В свою очередь, одной из функций представления о своей априорной социальной исключительности является обретение человеком «матери», пространства в котором основное противоречие существования человека в мире как бы разрешается. Соответственно, напрашивается вопрос, что первично: «материнское» пространство - пространство, где поддерживают представление человека о своей априорной социальной исключительности, или представление человека о своей априорной социальной исключительности – представление, помогающее человеку обрести «мать». Первичным можно было бы считать основное противоречие существования человека в мире - ситуацию, оказавшись в которой человек вынужден выдумывать себя (представление о своей субъектности) и мир (представление о субъекте мира). Но, в таком случае, нужно признать отсутствие заявленного противоречия, так как и проблема и потенциал к ее решению существуют одновременно: представление о себе и мире формируется из одного источника, с одной и той же целью, и, таким образом, данные представления взаимообуславливают друг друга. Если что и можно выделить в качестве первичного фактора, так это субъектность человека. Субъектность человека содержит в себе и возможность создания представления о мире и себе, и предчувствие цели создания данных представлений, да и хронологически субъект первичен, так как, был всегда, а значит, был еще до возникновения основного противоречия: реальность первична по отношению к представлению человека о ней.

Даже для незаконного занятия человеком места конечной причины мира его абсурдное, по сути, представление о своей априорной социальной исключительности должно быть устойчивым к критике, что не само собой разумеется. Формируемое человеком «материнское» пространство как раз, и призвано стабилизировать его представление о своей априорной социальной исключительности, сделать его устойчивым к критике (главным образом, к критике принципа реальности самого человека), призвано не дать ему свалиться в бред. Соответственно, на «материнском» пространстве лежит огромная функциональная нагрузка. Для стабилизации представления о своей априорной социальной исключительности данное представление должно исходить не только от человека, но и от его «матери», и «матерью» же оно должно поддерживаться; в противном случае оно становится неустойчивым и быстро сваливается в бред.

В соответствии с данной задачей «материнское» пространство строится человеком, как многоуровневый оборонительный комплекс, как некий пазл, каждый из элементов которого при необходимости может стать полноценной «матерью». Пазл «мать» человек собирает из индивидуальных элементов, но есть и стандартный и обязательный набор. В обязательный набор входит: мать, отец, родня, отчий дом. Стандартный добавляет к обязательному: малую родину, Родину - мать, школу, учителей (преподавателей, воспитателей), альма-матер («кормящая мать»), мать-природу, церковь (церковь – мать, священник – батюшка, Бог-отец, Матерь-божья) и пр. Индивидуальный набор включает в себя: талисманы, амулеты, ритуалы, священные животные (часто «матерью» выступает корова), просто животные (например, собаки), фирма (место работы), царь-батюшка, матушка-императрица, «полковник наш рожден был хватом…отец солдатам» и пр.

Надежным «материнским» пространством для человека может быть сфера его профессиональной и научной компетенции; вторжение в данную сферу, гарантированно, приведет к столкновению с «хозяйской» агрессией. Одной из самых надежных «матерей» является церковь: огромный референтный социум, состоящий, часто, из очень талантливых людей, позволяет человеку питать иллюзию, что он служит Богу (зачем Богу слуги совершенно непонятно), который почему-то должен за это выделять его среди остальных людей в качестве своего избранника, обеспечивая ему сытую, но главное – позитивно предсказуемую жизнь. Церковные люди наиболее безапелляционны в своих суждениях и поступках, среди них «мессий» больше всего.

Легко обнаружить стремление человека распространить свою «хозяйскую» интенцию до границ мира. Мировое господство, как цель человека, на макроуровне совершенно очевидна. Л.Толстой ставит вопрос о причине, заставившей население Европы объединиться под знаменами Наполеона в походе на Россию. Как — вопрошает он в романе «Война и мир» — разные люди, не знающие, и не хотящие знать друг друга в мирной жизни, вдруг, бросают свои дела, свои семьи, привычки и пристрастия, и по собственной воле, стекаются в одну безликую массу для военного похода? Ответ, по-моему, очевиден: каждый человек хочет владеть миром, поэтому он и использует любую возможность для реализации своей цели. Армия, в частности, Наполеона представляла собой не безликую массу, — это было стремившееся к организации сообщество людей, каждый из которых хотел владеть миром. С течением времени форма завоевания человеком мира претерпевает изменение. На смену военной и конфессиональной интервенции приходит экономическая, идеологическая и спортивная экспансия; сама же тенденция остается без изменений. Возьмите, например, любого болельщика и спросите, чего он светится от счастья, когда его соотечественник выиграл чемпионат мира. Выиграл один, а сияет вся страна!? Ответ, по-моему, очевиден: произошло символическое завоевание мира. До следующего чемпионата вся страна является миру в качестве победителя, пусть даже только в перетягивании каната. Потребность во власти над миром настолько высока, что человек становится совершенно некритичным к своей, по сути, незаконной идентификации с победителем.

«Материнское» пространство позволяет человеку узаконить свое, по сути, бредовое представление о своей априорной социальной исключительности, позволяет сделать его социально приемлемым (жизнеспособным). Само же представление, само желание данного представления, исходит от самого человека. Именно сам человек прикладывает значительные усилия для культивирования данного представления, «материнское» пространство лишь помогает ему в этом. И человек, как не парадоксально, совершенно логичен в своем желании занять место конечной причины мира, места, на котором он выглядит идиотом. До определенной плотности субъектности человек может реализовывать себя как субъекта только посредством символов субъектности, только представляя себя субъектом, только волюнтаристски занимая место конечной причины мира. Подробнее об этом в работе «Статическое бессознательное».

Конец